| summary: | Во введении обосновывается актуальность темы диссертации и показывается степень научной разработки проблемы, определяются цели, предмет, задачи исследования, методологические и теоретические основы, научная новизна, практическая значимость, формулируются положения, выносимые на защиту, указываются направления апробации, внедрения полученных результатов.
В первой главе «Государственный строй и общая характеристика состояния науки русского государственного права во второй половине XIX века» анализируются прежде всего реформы этого периода как важнейшие предпосылки становления и обособления науки русского государственного права, ее развития.
Анахронизмом российского общества являлось крепостное право. Без его уничтожения ни о каком прогрессивном развитии страны не могло быть и речи. Следует отметить, что в определенной степени решением крестьянского вопроса власти занимались в первой половине XIX в. Но перелом наступает лишь в 60-х годах данного столетия. Центральным актом здесь стал Манифест 19 февраля 1861 г., установивший основы проведения земельной реформы. Более подробно данные проблемы регулировались 17-ю законодательными актами, утвержденными в тот же день и содержащими условия освобождения крестьян. В соответствии с этими документами крестьянская реформа трактовалась как благодеяние самодержавия, которое побудило помещиков к отказу от своих прав в пользу крестьян; устанавливалось, что крестьяне сразу получают личную свободу, однако здесь же говорилось о том, что крестьяне в течение двух лет обязаны отбывать те же повинности, что и при крепостном праве; сохранялось право помещиков на всю землю в их имениях, включая крестьянские наделы, которые последние получали в пользование за определенные местными положениями повинности; стать собственником земли крестьянин мог только при выкупе своего надела; крестьяне призывались, убеждались сохранять полное повиновение властям и помещикам.
Заметим, что этими документами не были решены многие проблемы крестьян. Ликвидация феодальных отношений в России затянулась на многие десятилетия. Вместе с тем был намечен путь к улучшению положения крестьянства, к его полному освобождению. Россия резко повернула на капиталистический путь развития. Изменение базиса не могло не отразиться и на надстройке. Крестьянская реформа стала важнейшей предпосылкой превращения России из феодальной монархии в буржуазную. Это было связано с проведением и других реформ.
Одна из важнейших – реформа местного управления. Главным ее результатом стало создание земского и городского самоуправления. Эта реформа имела два этапа. Начало первого – принятие в 1864 г. Положения о губернских и уездных земских учреждениях, в соответствии с которым в стране создаются земские выборные, распорядительные органы – губернские, уездные земские собрания; и избираемые ими исполнительные органы – соответственно губернские, уездные управы. Земская реформа имела большое значение в деле становления капиталистических отношений в нашей стране. Отметим здесь и позицию В.В. Ивановского: «В 1864 г. земское управление делает дальнейший, при этом весьма значительный шаг вперед в смысле последовательного развития тех начал, которые успели определиться в земском направлении в предшествующую эпоху».
Организация городского самоуправления регулировалась Городовым положением 1870 г. Оно было основано на тех же принципах, что и земское управление. Закреплялся отказ от сословной организации городского управления, действовавшей ранее. В соответствии с Положением создавались выборные распорядительные органы городского управления – Городские Думы; и избираемые ими исполнительные органы городского управления – Городские Управления.
Началом следующего этапа земской и городской реформы самоуправления явилось принятие в 1890 г. нового Положения о земских учреждениях. Необходимость его диктовалась, прежде всего, политическими соображениями. Положение 1864 г. основывалось на общественной теории самоуправления, в соответствии с которой земские органы занимались лишь своими, и прежде всего хозяйственными, вопросами. Самоуправление не рассматривалось как особый вид государственного управления, а трактовалось как общественное учреждение. В связи с этим земские органы не наделялись властными функциями и в результате оказались совершенно лишенными полицейской власти, а затем и самостоятельной исполнительной власти. Такой подход привел к тому, что земские органы не были связаны с правительственными в одну общую, единую систему. «Все местное управление оказалось поэтому проникнуто дуализмом, основано на противоположении правительственного и земского начала». В целях устранения всего этого предлагалось «изменить самую постановку земских учреждений, признать земское дело государственным». Такой подход соответствовал получившей распространение в научных кругах России последней трети XIX в. государственной теории самоуправления. Она и составила основу второго этапа реформы земского и городского самоуправления, правовых актов, регулирующих ее.
В 1892 г. принимается и новое Городовое положение. Оно в основном соответствует началам, содержащимся в Положении о земских учреждениях 1890 г., но имеет вместе с тем ряд существенных особенностей. Прежде всего следует отметить, что Городовое положение 1870 г. установило группировку избирателей на три разряда. Эта система была заимствована из Пруссии и в России не имела никаких корней, на практике не прижилась и не получила поддержки. В связи с этим вводится новый порядок, в основе которого лежит следующее правило – соединение всех избирателей в одно собрание и таким образом избрание всех гласных городской думы всеми избирателями совместно. Следует отметить, что органы земского и городского самоуправления находились в значительной зависимости от государственных учреждений.
На низовом уровне действовали органы крестьянского самоуправления. В сельских обществах, являющихся хозяйственными единицами, - сельские сходы и сельские старосты. В их компетенцию входили главным образом хозяйственные вопросы, касающиеся землевладения, выбора различных должностных лиц (сельских старост, сельских писарей и др.). Функционировали и органы крестьянского самоуправления на уровне волостной административной единицы, которая включала в себя территорию одного или нескольких сельских обществ.
Весьма пестрое устройство имело самоуправление в прибалтийских губерниях – Лифляндии, Эстляндии, Курляндии, на острове Эзель. Здесь действовали учреждения, созданные еще в период средневековья, а также создавались новые, которые предусматривались законодательством второй половины XIX в. Вместе с тем, в целях введения определенного единообразия в вопросах самоуправления, предпринимались в теоретическом плане попытки применения к прибалтийским губерниям общероссийского положения о земских учреждениях. Но каких-либо практических результатов в данной области не было.
Следующая крупная реформа – судебная. Ее необходимость обусловливалась кризисом судебной системы, который наиболее сильно ощущался в российском обществе в первой половине XIX в. Выражением этого было наличие множественности судебных органов, запутанность процедуры судебного рассмотрения дел, взяточничество, инквизиционная (розыскная) форма судопроизводства и др. Основу судебной реформы составили утвержденные и вступившие в силу в 1864 г. четыре акта: Учреждение судебных установлений, Устав уголовного судопроизводства, Устав гражданского судопроизводства, Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями.
В соответствии с ст. 1, 2 Учреждения судебных установлений, судебная власть в России принадлежала мировым судьям, съездам мировых судей, окружным судам, судебным палатам, Правительствующему Сенату – в качестве верховного кассационного суда. Эта власть распространялась на лиц всех сословий и все гражданские и уголовные дела. Судебная власть духовных, военных, коммерческих, крестьянских судов определялась особыми, касающихся их постановлениями. Таким образом, создавались две судебные системы. Первая – местная, в которую входили мировые судьи, съезды мировых судей, волостные суды, инородческие суды. Вторая – общая – окружные суды и судебные палаты.
Судебной реформой был введен новый, демократический институт: на уровне окружных судов создавался суд присяжных заседателей, который образовывался на основе выборов 12 человек, определяемых по жребию. Это стало прогрессивным явлением для государственного строя России того времени и функционирования ее судебной системы. Вводится институт присяжных поверенных (так законодательство обозначало адвокатуру). Его создание – результат реформы второй половины XIX в., существенный прогрессивный демократический шаг. Адвокатура разделялась на присяжных поверенных и частных поверенных. Основными их задачами было осуществление правозащитной функции и функции судебного представительства. В результате адвокатура стала реальной общественной силой.
Таким образом, судебная реформа в России второй половины XIX в., несмотря на имеющиеся недостатки, носила в значительной мере прогрессивный демократический характер, способствовала развитию капиталистических отношений в стране. При этом следует отметить, что ее введение осуществлялось в соответствии с намеченным планом, поэтапно и завершилось лишь в середине 1899 г.
Составной частью реформ второй половины XIX в. в России стали преобразования армии, особенно в 60-70-х годах этого столетия. Причины данных преобразований заключались в следующем: во-первых, рост революционного движения в стране, в целом, и в войсках, в частности, потребовал укрепления одного из основных орудий самодержавной власти – армии; во-вторых, внешнеполитическая обстановка, требовавшая реорганизации армии в целях защиты от нападения извне. Катализатором этого стала Крымская война, показавшая полную несостоятельность всей системы российских вооруженных сил, их боеспособности.
Основные направления военной реформы сводились к следующему: сокращение численного состава армии до минимума в мирное время и максимальное ее увеличение в период войны, не прибегая при этом к созданию новых технических единиц; реорганизация военного министерства; создание военно-окружной системы; перевооружение армии путем обеспечения ее новыми видами вооружения; изменение всей системы боевой подготовки, в основу которой был заложен принцип обучения лишь тому, что необходимо на войне; подготовка верноподданных офицеров путем реформы военно-учебных заведений, в основе которой лежало создание военных и юнкерских училищ, реорганизация кадетских корпусов и военных гимназий.
Серьезной проверкой военной реформы стала Русско-турецкая война 1877-1878 гг. Она обнаружила существенные недостатки в организации, обеспечении, обучении войск. Вследствие всего этого военные реформы 60-70-х годов не смогли обеспечить выполнение основной задачи – создания прочной обороноспособности российского государства. Последующие годы характеризовались стремлением царизма ослабить значение проведенных реформ, всемерно усилить феодальные пережитки. Все это в дальнейшем имело печальные последствия. Результатом этого, в частности, стало поражение России в Русско-японской войне 1904-1905 гг., ставшее одной из важнейших причин революции 1905-1907 гг.
В середине XIX в. происходят значительные изменения в правовой научной сфере. В литературе монархического периода данное явление объясняется двумя факторами: с одной стороны, сам законодатель создал систему путем издания Свода законов, с другой – в России стало ощущаться сильное влияние западной исторической школы, давшей исследователям русского права новый, более совершенный научный метод. Тяжелейший политический гнет периода царствования Николая I невольно заставлял ученых заниматься преимущественно далеким историческим прошлым, научная разработка которого не подвергалась жесткой цензуре. Данное обстоятельство имело последствия: в дальнейшем, когда такой режим ослаб и появилась возможность разработки действующего публичного права, русские юристы оказались хорошо подготовленными (у них имелся под руками обильный и уже приведенный в порядок исторический материал, который можно было использовать для освещения и объяснения действующего права).
В середине XIX в. наука русского государственного права стала приобретать самостоятельное значение, которое окончательно оформилось во второй половине этого же периода. В основе данного процесса лежали западные конструкции, и главным образом германский подход. В большинстве зарубежных стран государственное право, как правило, включало две части: 1) общее государственное право; 2) особенное государственное право. Для большинства ученых общее государственное право – такая научная дисциплина, в которой путем сравнительного изучения различных основных государственных учреждений и норм выяснялись существенные типичные черты правопорядка существующих и существовавших государств в различных формах их устройств. Несколько иная точка зрения была предложена учеными Германии, где наука о государстве состояла из трех частей: 1) общее учение о государстве, 2) общее государственное право, 3) особенное германское государственное право. Исходя из этого, до середины XIX в. русская наука государственного права фактически строилась на делении на две части – общее государственное право и русское государственное право.
Такого рода подход в России соблюдался на практике не всегда. Так, имели место попытки обособить общее учение о государстве, отдельно изучать государственное право иностранных государств. В результате в нашей стране четко наметилось разделение государственной науки на три главных отдела: 1) общее учение о государстве, 2) государственное право иностранных государств, 3) русское государственное право.
Следует отметить, что середина XIX в., и в особенности его вторая половина, – это время становления, обособления практически всех научных юридических дисциплин. Особое значение здесь отведено созданию российской науки, которая сегодня называется теория государства и права. Именно она имела и имеет основополагающее, отправное значение для развития всех остальных правовых наук, отраслей права, в целом, и русского государственного права, в частности. Показателем зрелости русской теории государства и права является создание отечественных учебников в данной области. При этом отметим, что почти весь XIX в. господствующим термином для названия этой науки был термин «энциклопедия права». Именно под таким наименованием и появились первые русские курсы, учебники, например, К. Неволина, П. Карасевича, П. Делярова, Н. Ренненкампфа. В процессе дальнейшего развития российская энциклопедия права по своей сущности, значению, содержанию переросла, "перешла в теорию права".
Вторая глава «Основные понятия науки русского государственного права второй половины XIX в.» посвящена анализу понятия, предмета, института науки русского государственного права, ее соотношению с другими науками, методов и источников.
С конца 60-х годов XIX в. одно из центральных мест занимает вопрос о разделении государственного права на две самостоятельные науки в соответствии с целями и методами исследования. В целом у ученых-юристов здесь подход был однозначен – выделялось общее государственное право и особенное (положительное) государственное право. Под последним имелось в виду изучение организации какого-либо конкретного государства (В.И. Сергиевич, В.В. Ивановский, А.С. Алексеев). В это же время появляются и различного рода определения науки государственного права и науки русского государственного права, их предмета, получившие более четкий, развернутый, углубленный характер (В.И. Сергиевич, Н.М. Коркунов, В.В. Сокольский, М.И. Свешников, А.В. Романович-Славатинский).
С точки зрения российских ученых-юристов второй половины XIX в., предметом науки русского государственного права является, во-первых, совокупность правовых норм (правовых актов); во-вторых, что данные нормы (акты) регулируют определенный круг общественных отношений, которые связаны, прежде всего, с сущностью государственной власти, организацией и деятельностью верховной власти и властей подчиненных ей, статусом подданных России. Особый акцент при этом делался на законодательство. Представленные подходы более всего отвечают современным характеристикам конституционного (государственного) права как отрасли.
В научной юридической литературе XIX в. мы не встречаем такого понятия, как "государственно-правовой институт", который разработан и широко используется в настоящее время. Но из этого не следует, что фактически таковой не существовал. Ученые того времени, исследуя те или иные вопросы русского государственного права, подготавливая курсы, учебники по данной дисциплине, в целях получения наиболее объективного и эффективного результата объединяли правовые нормы, регулируемые ими однородные общественные отношения в соответствующие однородные группы, что сегодня и является государственно-правовыми институтами.
В отечественной литературе рассматриваемого периода термин «конституционное право» не использовался. В нашей стране он появился позднее, в начале ХХ в. Прежде всего это были переводы курсов иностранных авторов по конституционному праву (например, А. Эсмен «Общие основания конституционного права», 1909). В российской литературе это было связано с принятием Основных законов 1906 г., которые подавляющим большинством дореволюционных ученых трактовались как первая Конституция России, с переходом нашей страны к конституционной монархии. (Например: М.М. Ковалевский «Общее конституционное право» (1908 г.); В.М. Гессен «Основы конституционного права» (1917 г.).)
В области методологии, наряду с значительными достижениями, имели место и существенные недостатки. Уже в конце XIX в., и особенно в начале ХХ в., состояние науки русского государственного права, методологические основы исследований в данной сфере подверглись достаточно острой критике. Она сводилась главным образом к вполне обоснованным обвинениям ее в чрезмерном преклонении перед западной наукой, оторванности от реальной действительности, в преобладающем использовании юридического метода, в одностороннем применении сравнительного метода, в фактическом отсутствии критического подхода, в нежелании высказывать какие-либо практические предложения.
Специалисты в области государственного права предлагали различные подходы к вопросу об источниках в данной области. Одни авторы исходили из общего определения источника любой науки (например, В.В. Ивановский). Другие основывались на едином определении источника государственного права, не разделяя общее и положительное государственное право, русское государственное право как науку и как отрасль права (В.В. Сокольский). Третьи выделяли понятие источника в положительном государственном праве, но также не разделяли русское государственное право на науку и отрасль права. Этот подход характерен главным образом для первых учебников по русскому государственному праву.
Весьма пеструю картину представляют собой классификации источников общего и русского государственного права, представленные в научной правовой литературе второй половины XIX в. Здесь целесообразно говорить об их двух основных группах. Первую составляют классификации, в которых дана характеристика источников общего государственного права, русского государственного права без разделения их на такие понятия, как наука общего государственного права и наука русского государственного права; русское государственное право как наука и как отрасль права. Вместе с тем в действительности в таких классификациях, если исходить из современного подхода, подобное деление имело место. Для этих классификаций характерен глубокий, всесторонний анализ источников государственного права (И.Е. Андреевский, А.В. Романович-Славатинский). Вторую группу представляют классификации, в которых также нет деления общего государственного права, русского государственного права на соответствующие науки, отрасли права. Однако в них фактически, также исходя из современного подхода, дана характеристика источников русского государственного права как отрасли системы права России. Такие классификации, по сравнению с вышеуказанными, как правило, более компактны, лаконичны (В.И. Сергиевич, В.В. Сокольский).
В третьей главе «Позиции, взгляды отечественных ученых второй половины XIX в. на проблемы русского государственного права» рассмотрены вопросы государственного устройства, организации и деятельности органов государственной власти, статуса личности, самоуправления.
Значительный научный и практический интерес здесь представляет мнение А.С. Алексеева о плюсах и минусах обширных территорий государств, что актуально в особенности для нашей страны, для которой проблемы определения оптимального, эффективного управления такой огромной территорией жизненно важны и по сей день. Ученый отмечал: «Обширная территория имеет свои выгоды. Чем шире территория, тем более простора для населения, которое может свободно разрастаться и расселяться, а чем многочисленнее население государства, тем более это государство имеет в своем распоряжении физических и нравственных сил; а если оно обладает способностью и искусством развивать эти силы и распоряжаться ими согласно целям государственного общежития, то оно всегда будет иметь превосходство над небольшими государствами. Но дело в том, что это искусство дается труднее государству с обширною территорией, чем небольшому государству. Чтобы государственная власть могла равномерно воздействовать на все части своей обширной территории и везде в одинаковой степени стоять на страже интересов разнородного и раскинутого на большом пространстве населения, для этого необходимо, чтобы оно, во-первых, обладало очень сложной и разветвленной системой учреждений, во-вторых, чтобы эта система не только механически тяготела над населением, но и везде была бы живой силой».
В центре внимания ученого были вопросы, связанные с определением специфики союзного государства. Ее широкую характеристику мы находим у Н.М.Коркунова – союзная власть получает самостоятельное, независимое существование; не опирается на общее соглашение соединяющихся государств, но действует только через посредство их представительства; не имеет договорного характера; его устройство определяется не договором соединяющихся государств, а союзным законодательством, которое развивается самостоятельно, не требуя для каждого изменения союзного устройства общего соглашения; постановления союза осуществляются самостоятельными союзными учреждениями; союзная власть имеет свое войско, свои финансы, свою администрацию, свои суды, свое законодательство; есть действительно государство, наделенное самостоятельной принудительной властью. Заметим, что ученый давал эти признаки, основывающиеся на практике федерального строительства своего времени. В связи с этим ряд из них сегодня не соответствует реальной действительности. Так, его тезис о том, что устройство союзных государств не может определяться договором, опроверг опыт создания СССР на договорной основе.
Постоянные споры вызывал вопрос о юридическом статусе Финляндии. В правовой литературе второй половины XIX в. было представлено три различных взгляда на эту проблему. По мнению одних, Финляндия являлась суверенным государством, которое находилось в реальной унии с Россией; вторых – инкорпорированной провинцией, наделенной значительной степенью автономии; третьих – государством, но не суверенным, а присоединенным к России не на началах унии, а на началах подчинения. Заметим здесь, что автор данного труда придерживается позиции, выдвинутой и обоснованной в юридической отечественной литературе позднее – в начале ХХ в. Суть ее сводится к тому, что статус Финляндии в составе России трактуется как статус автономной провинции, с широчайшей автономией.
Значительное внимание отечественные ученые-юристы уделяли проблематике классификации органов государственной власти. И здесь в юридической литературе тех лет были представлены самые разнообразные подходы. Наиболее удачной, на наш взгляд, является классификация А.Д. Градовского. Он, как и все, исходил из наличия верховной государственной власти в России в лице императора, но трактовал его в определенной степени лишь представителем этой власти. Исходя из данной предпосылки, ученый заложил в классификацию русских установлений 5 оснований. Одно из них – по роду власти. На этом основании учреждения разделялись на законодательные, судебные, административные. Здесь А.Д. Градовский делает весьма важный как в практическом, так и в теоретическом плане вывод, что в России такое разделение – «по крайней мере, намерение законодателей», что его надо рассматривать в историческом развитии и в конечном результате, как оно осуществлялось в действующем тогда праве. В связи с этим отмечается, что при учреждении Государственного совета он мыслился как законодательный орган, а на практике не стал таковым в полной мере, так как деятельность его здесь значительно ограничена властью императора. К компетенции Государственного совета отнесены не только законодательные вопросы, но и административные, и судебные. Отсюда «законодательный характер государственного совета является только преобладающим, но не исключительным». Отмечено, что разграничение судебной и административной власти проведено более четко, чему способствовало, прежде всего, принятие судебных уставов в 1864 г. Исполнительная власть предоставлена министерствам и «зависящим от них органам»; судебная – Сенату и «зависящим от него установлениям».
Значительное внимание в литературе уделялось вопросам выделения, обособления судебной власти. Это нашло свое отражение, в частности, в трудах Н.М. Коркунова, А.С. Алексеева, М.А. Филиппова, И. Энгельмана. Всесторонне обосновывались важнейшие принципы судопроизводства – гласность, независимость, несменяемость судей и др. как важнейшие условия надлежащего отправления правосудия. В целом единодушны были ученые и при оценке нового института – суда присяжных как одного из условий привлечения граждан к управлению, правосудию, демократизации судопроизводства, более эффективной защиты прав граждан независимо от их сословной принадлежности. Подчеркивались различные стороны этого нововведения. По мнению Б.Н. Чичерина, «присяжные, назначаемые по жребию, свободны от посторонних влияний и при этом суд присяжных связан с обществом, а не стоит над ними как чуждое ему учреждение».
Вторая половина XIX в. была для науки русского государственного права периодом поиска и выработки подходов, понятийного аппарата в проблематике института правового статуса личности, гражданина (подданного). Так, давались различные определения «подданства» и «гражданства». Причем в большинстве случаев подчеркивалась их идентичность (А.Д. Градовский, М.И. Свешников). Определенные различия в данных понятиях видел Б.Н. Чичерин. Гражданином он считал лицо как члена государства, имеющего права и обязанности, а подданным – лицо, подчиненное государству, имеющее лишь обязанности: «Эти два термина, означающие одно и то же понятие с двух различных точек зрения. Поэтому слово подданный употребляется преимущественно там, где преобладают обязанности, слово гражданин – где преобладают права». Отсюда «соответственно этим двум значениям понятий, принадлежность гражданина к государству называется подданством или правом гражданства». И далее: «Принадлежность лица к государству носит различные названия. Она именуется подданством в отношении к верховной власти, которой подчиняется гражданин, правом гражданства относительно приобретенных прав». Это, по-видимому, и явилось в дальнейшем основанием относить в правовой литературе подданство к феодальному государству, а понятие гражданства к демократическому.
Полностью отрицалось двойное, множественное гражданство, подданство. Данный подход позднее опровергла практика. Да, действительно, двойное, множественное гражданство находится в противоречии с понятием государства, «неудобно» ему. Но оно возникло реально на практике, и все должны были считаться с этим. Наличие двойного, множественного гражданства стало фиксироваться в законодательстве отдельных стран, было принято значительное количество международно-правовых актов по этим проблемам. Но данный вопрос и по сей день остается весьма сложным, острым как в практическом, так и в теоретическим плане.
С введением в России земского управления в центре внимания отечественных ученых оказались вопросы, связанные с теоретической разработкой такого нового явления, как самоуправление. Фактически все крупнейшие отечественные государствоведы второй половины XIX в. высказались в той или иной мере по данной проблематике. Суждения здесь носили разноречивый, порой диаметральный характер. Указанное явление уже тогда объяснялось различием методологических приемов, которыми являлись индукция или простое описание.
Всесторонне анализировался зарубежный опыт самоуправления. В связи с этим выделялись три основных существенно отличающихся друг от друга типа – английский, французский и немецкий. Такое разделение основывалось на соотношении в данных странах самоуправления и правительственных органов – пожалуй, основного вопроса в определении сущности и предназначения самоуправления. Отмечалось, что в Англии главное место занимают органы самоуправления и именно им принадлежит реальная местная власть; правительственные органы осуществляют лишь надзор. Во Франции наблюдается обратная картина: вся власть находится в руках местных правительственных органов; органы самоуправления осуществляют лишь совещательную функцию при правительственных органах. Немецкое самоуправление характеризуется, прежде всего, тем, что здесь правительственная власть и самоуправление слиты воедино; органы местного самоуправления наделены реальной распорядительной и исполнительной властью. В научной литературе в связи с этим вполне обоснованно отмечалось немало точек сближения между немецким и российским самоуправлением, сложившимся к концу XIX в., говорилось фактически о прямом заимствовании немецким законодательством нашего опыта в данной области (И.Е. Андреевский, Н.М. Коркунов).
В целом научные круги горячо приветствовали Россию, вставшую на путь самоуправления, указывая при этом на самобытность, специфику решения конкретных вопросов в данной области. Наиболее ярко это было отражено в работах А.О. Васильчикова: «Прежде всего надо признать совершившийся факт, что мы, с смелостью беспримерной в летописях мира, выступили на новое поприще общественной жизни. Примеры других стран, сравнение наших учреждений с иноземными доказывают, что ни одному современному народу европейского континента не предоставлено такого широкого участия во внутреннем управлении, как русскому: все хозяйственное управление, с неограниченным правом самообложения; вся мировая юстиция и некоторые административные обязанности поручены в России местным жителям; все должности внутреннего управления, кроме полицейских, замещаются по выбору местных жителей; все сословия участвуют в совещаниях и решениях по местным делам, и все имущества подлежат податной раскладке. Этого уже нельзя назвать опытом самоуправления. В таких размерах нельзя испытывать новые учреждения, отменяющие все прежние порядки. Посему в преобразованиях, ознаменовавших настоящее царствование, необходимо признать общее, высшее значение, именно, что через них основано в России – самоуправление».
Особое внимание обращали исследователи на такой важный, с нашей точки зрения, признак самоуправления, как окончательный, обязательный характер решений его органов. В качестве иллюстрации приведем высказывание А.Д. Градовского: «Но если органы общественного управления должны будут обращаться к органам правительства во всех случаях, когда необходим акт власти, для приведения в действие какого-либо распоряжения или для устранения препятствия к такому исполнению – они не будут органами самоуправления… Поставленные в такие пределы, органы общественного управления займут среднее место между частными установлениями, каковы акционерные компании, благотворительные и другие общества, с одной, и правительственные установления, с другой стороны».
Подчеркнем здесь и тот факт, что в теории достаточно четко разделялись понятия, с одной стороны, участия населения, их органов в управлении государством, а с другой – самоуправление, органы самоуправления. Об этом, в частности, свидетельствует использование А.Д. Градовским, Н.М. Коркуновым, В.В. Ивановским и др. таких понятий, как «общественное управление», «органы общественного управления», «общественные союзы» и др.
|
