Проблема семиотический оснований культуры во французской философии конца XVIII-начала XIX вв.

brief description

ВВЕДЕНИЕ...3

ИСТОРИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ. «ФИЛОСОФСКАЯ ГРАММАТИКА»

XVI-XVIH ВЕКОВ И СТАНОВЛЕНИЕ СЕМИОТИКИ КАК НАУКИ...11

От ренессансной филологии к идее рационального языка...11

Эмпирическое языкознание и «Универсальная грамматика»...14

«Грамматика Пор-Рояля» и «Логика Пор-Рояля»...18

Включение семиотической проблематики в контекст

сенсуалистической теории познания у Локка...22

Путь к математической логике: «универсальная характеристика» Лейбница...25

Эволюция философии языка во Франции в XVIII веке:

от картезианства к сенсуализму и эклектике...30

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ТЕОРИЯ ЗНАКА И ТЕОРИЯ КУЛЬТУРЫ

В ТРУДАХ Э. БОННО ДЕ КОНДИЛЬЯКА...36

Роль Кондильяка в развитии философии Просвещения...36

Общая характеристика гносеологических

и семиотических взглядов Кондильяка...38

Понятие «превращенного ощущения»...39

Инстинктивные действия души...41

Происхождение языка и различные виды языков. Классификация знаков...43

Дополнения к теории происхождения языка в поздних работах Кондильяка...47

Сложные идеи, размышление, анализ...48

Язык как метод анализа...55

Знание...59

Тождественность знания и свободы как основной принцип

культурфилософии Кондильяка...62

Дух наций, усовершенствование языков и прогресс человечества...66

ГЛАВА ВТОРАЯ. «ИДЕОЛОГИЯ» КАК УНИВЕРСАЛЬНАЯ НАУКА

О СОЗНАНИИ, ЯЗЫКЕ И КУЛЬТУРЕ...72

Краткий очерк истории школы...72

Развитие взглядов Кондильяка и полемика с ним...81

«Идеология» как философия науки («теория теорий»)...102

«Собственно Идеология»: теория познания и теория знака...107

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. СЕМИОТИКА «ИДЕОЛОГОВ»...127

Знаки и мышление. Понятие дискурса...127

Язык и природа человека...136

Системы письменности и судьбы наций...143

Великая Французская революция как средство

исправления французского алфавита...157

ЗАКЛЮЧЕНИЕ...170

ЛИТЕРАТУРА...173

Введение

ВВЕДЕНИЕ Актуальность темы

Современное состояние философских исследований семиозиса культуры в самом общем виде может быть описано как противостояние деконструктивизма и неорационализма. Вместе с тем, различие этих двух направлений не является абсолютным: они находятся в сложных и неоднозначных взаимоотношениях между собой и имеют многочисленные «точки соприкосновения».

Активная рецепция как деконструктивизма, так и неорационализма в России в 1980-1990-е годы, сопровождавшаяся бурными дискуссиями и имевшая многообразные теоретические и институциональные последствия, приняла болезненный и не вполне адекватный характер, прежде всего, в силу непонимания генетического единства этих направлений и их глубокой укорененности в истории европейской философии Нового времени. Попытаемся кратко аргументировать этот тезис.

Хотя сегодня часто говорят о соперничестве французской и немецкой школ философствования, Франция является родиной обоих направлений. В качестве некой тенденции в философии науки, эпистемологии и теории культуры, хотя и остававшейся долгое время «в тени» модных экзистенциалистских и феноменологических течений, неорационализм во Франции заявил о себе еще в конце 1940-х годов. Только с- 1970-х годов «цитаделью» неорационалистической философии культуры действительно стала Германия.

Обычными темами деконструктивистов являются резкая критика «метафизических» оснований традиционной семиотики, отрицание первичности означаемого по отношению к означающему, в частности обоснование независимости письма от звучащего слова и извлечение из этого положения далеко идущих эпистемологических следствий. Для ряда деконструктивистских концепций характерен интерес к традиции сенсуализма, поскольку в ней усматривают возможность нового объединения естественнонаучного и гуманитарного знания. В работах неорационалистов на первый план выступают вопросы теории коммуникации и идеал «коммуникативного разума» (Хабермас), семиотические аспекты социальной практики, историчность способности познания, интерсубъективность, поиск новой теории прогресса и пафос «продолжения дела Просвещения».

4

При освоении данной проблематики российскими исследователями она часто преподносилась и продолжает преподноситься как специфичная для философии второй половины XX века, поскольку она нехарактерна для основных периодов истории философии Нового времени, которые глубоко и основательно изучены отечественной историко-философской наукой. Отсюда делается вывод, что она вообще является новой, по крайней мере в качестве не побочного, а основного предмета философского изучения. В особенности деконструктивистские положения о самостоятельном эпистемологическом значении письма были восприняты в России как нечто совершенно экзотическое и «авангардное».

Однако в действительности все вышеназванные темы и сюжеты для французской философии не являются ни новыми, ни необычными. Практически все они восходят к общему источнику - мощной семиотической традиции в философии позднего Просвещения (последняя треть XVIII- начало XIX века), и в особенности к почти совершенно неизвестной у нас французской философии эпохи Великой Французской революции, Консульства и Империи - так называемой «Идеологии».

Следовательно, изучение семиотики «Идеологов» имеет отнюдь не только историко-философское значение; оно самым непосредственным образом связано с уяснением происхождения и сущности доминирующих тенденций последнего двадцатилетия и необходимо для более полного и точного понимания процессов, происходящих сегодня в области семиотических исследований.

Степень разработанности проблемы

В отечественной литературе практически нет исследований, посвященных «Идеологии» в целом или отдельным ее представителям, семиотической теории и философии культуры «Идеологов». В справочной литературе («Философская энциклопедия» и др.) даются короткие статьи о де Траси, Кабанисе и Вольнее, однако отсутствуют имена других «Идеологов». В книге петербургского лингвиста Е. А. Реферовской «Философия языка и грамматические теории во Франции» (1996) одну страницу занимает изложение семиотических взглядов де Траси. В материалах московской конференции «Развитие логики в России» (1991) опубликованы тезисы выступления Н. Бирюковой «"Элементы Идеологии" Деспота де Траси как явление в истории логики». Это все, что нам удалось разыскать.

5

Философия Кондильяка известна значительно больше и изучена лучше благодаря наличию трехтомного собрания сочинений под редакцией и со вступительной статьей В. М. Богуславского, однако и в этом случае монографические исследования представлены единственной научно-популярной книгой В. М. Богуславского «Э. Бонио де Кондильяк».

Совершенно иначе обстоит дело в зарубежной науке.

В первой трети XIX века «Идеологи» были объектом ожесточенной критики со стороны представителей «реакционного романтизма». К этому периоду относятся полемические фрагменты и статьи Шатобриана, В. Кузена, А. Бональда, Ж. де Местра, В. Гюго и др. К ним примыкают несколько более поздние рассуждения об «Идеологах» у И. Тэна и Ф. Дамирона. Следует упомянуть также работу К. Маркса и Ф. Энгельса «Немецкая Идеология» (1846), в которой название «Идеология» становится нарицательным для буржуазного способа философствования, и критические замечания об экономических взглядах де Траси в тексте «Капитала» и «Теорий прибавочной стоимости».

Изучение «Идеологии» в рамках академической историко-философской науки начинается с монументальной (более 600 страниц) монографии Ф. Пикаве (1891). С этого момента интерес к «Идеологам» постоянно возрастает. Помимо обширных разделов в общих изложениях истории французской философии и истории Французской революции, обстоятельных статьей по персоналиям в справочных изданиях, публикаций архивных материалов и др., ведутся и теоретические исследования «Идеологии».

В частности, в 1900-1930-х годах изданы монографическое исследование философа В. Степановой (книга вышла в Цюрихе на немецком языке), статьи известного французского лингвиста Ф. Брюно и историка культуры, лидера «школы Анналов» Л. Февра. В послевоенные годы следует выделить публикации М. Давида, Г. Гусдорфа, М. Озуф, Н. Ферре, ряд историко-филологических исследований. Структуралистский и постструктуралистский периоды отмечены оригинальной по своей методологии монографией Ф. Раетье и многочисленными посвященными «Идеологам» фрагментами в работах М. Фуко.

Примерно с 1980 года начинается современный этап в изучении «Идеологии», связанный с деятельностью большой интернациональной по составу группы философов и филологов, внимание которых преимущественно сосредоточено на семиотической и культурологической проблематике в работах «Идеологов», а подход к теме служит образцом применения

6

неорационалистической методологии. Результатом их интенсивной работы стал ряд монографий Б. Шлибен-Ланге, У. Риккена, Ю. Трабанта, В. Бюссе, Ж. Лабарьера, Р. Бернекера, Р. Шартье, Х.-Д. Дракслера, Р. Гёца, Г. Хаслера, С. Моравиа, Э. Шварца и других авторов, почти необозримое множество статей в научной периодике, а также проведение десятков международных конференций и появление значительного количества коллективных работ, включая многотомное исследование «Рецепция "Идеологии"» (в настоящее время вышли 4 тома). Представители этой неформальной группы исследователей работают в университетах Германии, Франции, Италии, Испании, Бельгии, Голландии и других стран.

Независимо от деятельности этой группы активизировалось изучение «Идеологии» в англосаксонских странах, где за последние годы вышли монографии Б. Хеда, Э. Кеннеди, В. Дойла, Т. Террела, а также две книги С. Томлинсона о влиянии «Идеологии» на политическую мысль в США. Ежегодно в университетах США проводится до двадцати конференций и коллоквиумов по различным проблемам изучения «Идеологии», по этой теме читаются спецкурсы.

Таким образом, можно утверждать, что в настоящее время изучение «Идеологии» переживает необычайный подъем.

Цель и задачи исследования

При работе над избранной нами темой основное затруднение состоит в том, что анализ концептуального содержания ряда памятников истории философской мысли фактически совпадает с представлением русскоязычному читателю феномена «Идеологии» в целом. Поэтому цель исследования по необходимости оказывается двойственной.

В историко-философском аспекте цель работы — восполнить существующий пробел в изучении истории французской философии, сформировать адекватное общее представление о предмете исследования, продемонстрировать не эклектический, но системный и синтетический характер «Идеологии» как итогового, завершающего этапа двухсотлетнего развития философии Просвещения.

В концептуальном культурологическом аспекте цель работы - раскрыть основное содержание семиотической философии культуры «Идеологов».

7 При этом ставились следующие задачи:

- выявить в истории философских, логических и лингвистических учений Нового времени интеллектуальные предпосылки формирования семиотической теории «Идеологов»;

- очертить и проанализировать комплекс проблем, преимущественно составлявших предмет размышлений «Идеологов»;

- охарактеризовать основные методологические принципы «Идеологии»;

- определить содержание и роль понятия знака в эпистемологии и философии культуры «Идеологов»;

- объяснить внимание «Идеологов» к системам письменности.

Методологические и теоретические основы исследования

В работе в основном применяются традиционные методы, обусловленные спецификой диссертационного исследования: историко-философский, историко-культурный и при необходимости текстологический анализ первоисточников -произведений французских философов конца XVIII - начала XIX вв. Вместе с тем, в диссертации учитывались результаты и отчасти использовались методологические принципы ведущих современных исследователей семиотики «Идеологов» Б. Шлибен-Ланге, У. Риккена, Ю. Трабанта и других авторов, разрабатывавших отдельные аспекты данной темы с позиций неорационализма и в контексте актуальных общефилософских дискуссий.

Научная новизна исследования

Научная новизна исследования заключается:

Во-первых, в самой источниковедческой базе основной части исследования, поскольку данный историко-философский материал ранее не являлся предметом систематического изучения в отечественной философской и культурологической мысли.

Во-вторых, отвечающими критерию научной новизны представляются следующие выносимые на защиту положения:

- вопреки высказывавшимся в отечественной литературе и основывавшимся исключительно на некритическом прочтении замечаний Маркса пренебрежительным оценкам «Идеологии», как якобы поверхностной и эклектичной формы буржуазного философствования, это течение является самостоятельным и чрезвычайно важным этапом в развитии европейского

8

Просвещения; именно в рамках «Идеологии» была создана завершающая, полная и внутренне непротиворечивая просветительская теория сознания, общества и культуры;

- этот синтез всех предыдущих результатов Просвещения был достигнут в «Идеологии» благодаря обращению к понятию знака, которое становится центральным в эпистемологической теории. Тем самым «Идеологам» удалось полностью «снять» сохранявшуюся до тех пор противоположность картезианских и сенсуалистических представлений о происхождении и природе человеческих знаний;

- предпосылкой становления семиотической, эпистемологической и культурфилософской концепции «Идеологов» служит теория «языка как метода анализа», разработанная их непосредственным предшественником Э. Бонно де Кондильяком. «Анализ ощущений и идей», осуществляемый как каждым отдельным человеком, так и целыми нациями и человечеством в целом при помощи языка и в свою очередь отражаемый в языке, несводим к традиционному понятию рефлексии, которая остается частным делом индивидуума и выполняется им исключительно благодаря собственным врожденным способностям; напротив, анализ, согласно Кондильяку и «Идеологам», является причиной и движущей силой общественного прогресса, а необходимый инструмент этого анализа, «язык» в самом широком смысле слова (включающий знаковые системы всех видов), никогда не бывает «приватным», но всегда является общим достоянием и представляет собой уникальный артефакт, результат всех предыдущих анализов, выполненных многими поколениями людей;

- «Идеология» была не только философской теорией Просвещения, но и целостным просветительским мировоззрением, требующим практического осуществления своих политических, моральных, социальных идеалов, что проявлялось как в активной и эффективной общественной и административной деятельности всех без исключения ее ведущих представителей (создавших во Франции образцовую для того времени систему государственного образования и социального обеспечения, участвовавших в разработке Кодекса Наполеона и пр.), так и в их преимущественном внимании к задаче глубокого теоретического обоснования конкретных педагогических, экономических, социальных, правовых и других реформ. В частности, многолетняя дискуссия о реформе французского алфавита и орфографии стимулировала создание философской

9

теории письменности, рассматривающей этот вид знаковых систем как фактор, определяющий характер той или иной цивилизации и имеющий решающее значение для ее прогресса или стагнации. Оценивая различные системы письменности с точки зрения их соответствия принципу «прозрачности» и пригодности для целей анализа, «Идеологи», с одной стороны, обосновывали преимущества фонетического письма по сравнению с иероглифическим, а с другой - развивали изложенную Лейбницем программу создания искусственных формализованных языков науки.

Научно-практическая значимость исследования

Полученные результаты позволяют лучше понять специфику позднего Просвещения как историко-культурного явления, идейные предпосылки многих культурных процессов эпохи Великой французской революции и выявить культурологические основания семиотической теории. Материалы диссертации могут быть использованы в общих и специальных курсах культурологии, истории философии, философии культуры, теории культуры; при составлении и написании учебных пособий, программ и методических разработок по соответствующим разделам общего курса философии, культурологии и истории культуры.

Апробация работы

Основные положения диссертации обсуждались на теоретическом семинаре аспирантов кафедры философии культуры и культурологии философского факультета СПбГУ. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры философии культуры и культурологии философского факультета СПбГУ (9 декабря 2003 г.). По теме диссертационного исследования были сделаны доклады на Межвузовской научно-практической конференции «Проблема человека» (Санкт-Петербург, май 1995 г.) и на научно-теоретическом семинаре «Ситуации культурного перелома» (Петрозаводск, апрель 1997 г.).

Материалы и результаты исследования внедрены в учебный процесс Межрегионального института экономики и права, а также использовались при чтении общего курса философии в Горном институте.

Основные положения диссертации отражены в трех публикациях общим объемом 2,6 п.л.

10

Структура и основное содержание работы

Работа состоит из «Исторического введения», трех глав и заключения.

В «Историческом введении» дается краткий очерк эволюции теории знака от начала Нового времени до 1760-х годов, т. е. до энциклопедистов включительно. Поскольку эта тема чрезвычайно обширна, нами рассматриваются преимущественно те памятники философской, логической и лингвистической мысли, которые оказали непосредственное влияние на семиотику «Идеологов», цитируются и подвергаются критическому анализу в их трудах.

Первая глава целиком посвящена семиотической и культурфилософской теории Кондильяка, положение которого о «языке как методе анализа» имело решающее значение для формирования гносеологической и семиотической составляющих «Идеологии». Эта глава также носит вводный характер и необходима для выявления преемственности в развитии семиотической мысли Просвещения, поскольку философия Кондильяка выступает в качестве «связующего звена» между энциклопедистами и «Идеологами».

Во второй главе кратко излагается история движения «Идеологов», приводятся основные биографические и библиографические сведения о его главных представителях (Дестют де Траси, Дежерандо, Дону, Ланслен, Гара, Вольней); подробно рассматривается отношение «Идеологов» к различным аспектам философии Кондильяка, которого они сами считали своим единственным предшественником; дается общая характеристика «Идеологии» как философии научного знания («теории теорий»); анализируется гносеологическая концепция, или «собственно Идеология», важнейшей составляющей которой является общая теория знака.

В третьей главе исследуются три основных аспекта семиотики «Идеологов»: проблема взаимосвязи языка и мышления (в этом случае уже несводимого только к познанию), или теория дискурса; понимание «Идеологами» человека как «животного, использующего искусственные знаки»; теория письменности. В связи с последней также рассматриваются предложения «Идеологов» по радикальному реформированию французского алфавита и орфографии, поскольку эти проекты получают у них развернутое философское обоснование.

11

ИСТОРИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ

«ФИЛОСОФСКАЯ ГРАММАТИКА» XVI-XVIII ВЕКОВ И СТАНОВЛЕНИЕ СЕМИОТИКИ КАК НАУКИ

От ренессансной филологии к идее рационального языка

Пытаясь проследить постепенное формирование того понимания знака и знаковой природы культуры, которое становится основополагающим на рубеже XVIII - XIX веков, можно погружаться в историю сколь угодно глубоко, вплоть до эпохи греческой классики, но при этом остается значимым и действительно важным последний поворот или последний перелом в трактовке интересующих нас проблем. Представление о культуре даже в том виде, в каком оно существовало во второй половине XVIII века, еще не сложилось в XVII веке. Но, с одной стороны, именно в это время пробуждается интерес мыслителей к темам, которые будут центральными у Кондильяка, де Траси и «Идеологов». С другой стороны, по необходимости краткий обзор основных концепций философии языка и знака XVII века позволит отчетливо увидеть, какие новые пути и методы в разработке этих тем были найдены в эпоху позднего Просвещения.

Рационализм XVII века строился на определении совершенно нового, отличного от средневекового, места человека в мире. Человек существует теперь в среде, которая упорядочена не только «божественным провидением», но и силой человеческого разума. Декартовское cogito, находясь в центре всех возможных форм деятельности, организует вокруг себя пространство, с необходимостью подчиняющееся правилам и законам, которые доступны человеческому пониманию, при условии, что мыслительный процесс будет осуществляться также по определенным законам. В принципе, это область обитания культурного, воспитанного человека. Но одновременно это то, что делает человека человеком, то, что позже, уже в XIX веке, получит название «культура». И уже Декарт, а за ним и вся философия Просвещения, признают главным атрибутом «человеческого пространства» — его рациональную упорядоченность.

Это действительно была совершенно новая установка. В предшествующую эпоху — Возрождение — мир рассматривался как место господства стихий и, соответственно, цель и заслуга всякого человека - это умение лавировать среди них. Особенно отчетливо это убеждение проявляется в позднем Кватроченто и затем в эпоху Чинквеченто, когда Ренессанс начинает

12

склоняться к упадку и оптимизм ранних флорентийских гуманистов1 уступает место менее цельному, но зато и более сложному мировосприятию. Политик, описанный Макиавелли, удачливый воин-кондотьер, художник, достигающий нечеловеческого совершенства, маг и алхимик наподобие Альберта Великого или Парацельса - все они заслуживают славу и восхищение современников именно благодаря своему умению обращаться с могущественными и грозными стихиями, заставляя их служить себе.

Соответственно, и язык понимался и исследовался мыслителями позднего Ренессанса уже не в рамках проекта воссоздания «классической филологии», как это было у флорентийцев, не в связи с необходимостью выбора между латынью и итальянским и не в контексте национальной самоидеитификации2; теперь философия языка уверенно пошла по пути, проложенному еще Пико делла Мирандола, т.е. язык изучался прежде всего как главнейший инструмент «натуральной магии». М. Фуко, как известно, выделяет четыре формы «подобия» между знаками и вещами в эпоху Ренессанса: «пригнанность» (convenientia), «соперничество» (aemulatio), «аналогия» и «симпатия»3; вообще соответствующий анализ ренессансной «семиотики» во II главе «Слов и вещей» до сих пор остается непревзойденным и наиболее убедительным, даже если полностью отвлечься от более дискуссионной историко-типологической схемы «эпистем», в рамках которой этот анализ осуществляется. Дополнить его можно разве что указанием на господство неоплатонизма, обеспечивающего «натуральной магии» своего рода онтологический фундамент, как это убедительно показал в своем фундаментальном исследовании А. Ф. Лосев .

Новая эпоха решительно и без сожалений расстается с этим представлением о мире, человеке и языке - представлением одновременно и слишком сложным, и слишком примитивным в своей основе, чтобы пережить породившую его систему социальных отношений5. На смену ему приходит иное

1 См.: Баткин Л. М. Итальянские гуманисты: стиль жизни, стиль мышления. М., 1978. Специально об упадке флорентийского гуманизма см.: Baron H. The Crisis of Early Italian Renaissance. Princeton, 1955.

2 О значении этих тем для раннеренессансной филологии и философии языка см.: Бёрк П. Язык и идентичность в Италии начала Нового времени // Новое литературное обозрение, 1999, № 36; Cremona J. Dante's Views on Language //The Mind of Dante. Cambridge, 1965; Hall R. A. The Italian «Questione della Lingua». Chapel Hill, 1942; Vitale M. La questione della lingua. Palermo, 1978.

3 Фуко М. Слова и вещи. СПб., 1994. С. 54-62.

4 Лосев Л. Ф. Эстетика Возрождения. 2-е изд. М., 1982.

5 О «переходности» культуры Ренессанса см.: Каган М. С. Философия культуры. СПб., 1996. С. 357-360. Его же. К проблеме переходного типа культуры // Каган М. С. Системный подход и гуманитарное знание. Л., 1991; Его же. Возрождение как переходный тип культуры // Художественная культура в капиталистическом обществе: Структурно-типологическое

13

понимание «собственно человеческого» в человеке, иная форма самоутверждения среди природного, стихийного, по видимости иррационального мира. «Правила для руководства ума» Декарта - это фактически описание способа жизни, которым должен пользоваться человек, если он хочет действительно ощущать себя человеком. Используя эти правила, возможно упорядочить и то, что выбивается из строгой системы и потому не может считаться разумным и истинным, так как в большинстве своем все отклонения от «правильного» положения вещей - это более или менее устойчивая иллюзия, продукт «привычки к искажениям» или пренебрежения правилами мышления. С этой точки зрения язык, как первейший продукт человеческого духа (который онтологически предшествует языку) должен быть самым систематизированным, упорядоченным, законопослушным, и именно поэтому уже Ф. Бэкон говорит о том, что огромное количество ошибок в действиях и мыслях связано просто с неверным употреблением слов.

Декарт убежден, что язык должен служить основой и гарантом «правильного мышления», ибо он является единственным средством формирования и передачи мысли: «мы едва ли можем когда-либо обладать столь точным понятием какой-либо вещи, чтобы полностью отделить его от словесного понятия, и потому мысли почти всех людей вращаются скорее вокруг слов, чем вокруг вещей» . Потенциально в этой констатации уже заключается вектор будущего развития эпистемологии, приводящий к семиологической концепции разума: язык самой своей структурой способен привести в порядок все понятия и тем самым сделать среду человеческого обитания абсолютно прозрачной, исключить неправильное понимание или недопонимание.

Соответственно, одна из задач философа — создание такого языка, который соответствовал бы этим требованиям. «Следует установить методическое расположение всех мыслей-идей, подобно методически установленному порядку естественного ряда чисел. Подобно тому как можно в один день научиться на каком-либо неизвестном языке называть и писать все числа до бесконечности, числа, которые, во всяком случае, представляют собой бесконечный ряд комбинаций, - таким же образом должна быть найдена возможность сконструировать все слова, необходимые для выражения всего, что приходит или может прийти в человеческий ум... Изобретение этого языка

исследование. Л., 1986.

6 Декарт Р. Первоначала философии // Декарт Р. Соч. в 2-х тт. Т. 1. М., 1989. С. 347

14

зависит от истинной философии. Только она сможет перечислить все мысли-идеи людей и расположить их в стройном порядке, делая одновременно их ясными и простыми. Все зависит от нахождения тех простых идей, которые свойственны представлению каждого человека и из которых слагается все то, что люди думают»7. Этот язык, по мнению Декарта, способен облагородить «самые вульгарные умы», что дает возможность всякому человеку влиться в упорядоченную культурную среду.

Эмпирическое языкознание и «Универсальная грамматика»

Идея Универсального языка в XVII веке напрямую связана с представлением о порядке, как об основном условии существования человеческого разума. Это представление определяет теперь развитие научной методологии во всех без исключения областях, создает новые научные дисциплины и разрушает старые8. Порядок — это в первую очередь различенность: «порядок - это не что иное, как различимое (distinctiva) отношение совокупности вещей. Беспорядок же - это такое состояние, когда налицо много вещей, но нет основания отличить одну от другой»9. Язык, с этой точки зрения - инструмент, которым человек пользуется, чтобы обозначить отличие вещей. Именно он является проводником в мире порядка и, что самое главное, «пространство порядка» формируется благодаря языку, который раз и навсегда определяет и закрепляет различенность вещей.

С точки зрения рационализма, многообразие языков не является необходимым. Скорее, это досадная случайность, которую, правда лишь теоретически, возможно исправить. Язык - это знаковая, доступная чужому пониманию, форма мысли, а мысль - продукт разума, одинакового у всех людей; соответственно, язык, как результат деятельности человеческого разума, должен иметь единую логическую структуру. Исходя из этого положения (очевидно вытекающего из философии Декарта), в XVII веке формируется идея

7 Цит. по Дрезен Э. В поисках всеобщего языка. М.-Л., 1925. С. 26.

8 См.: Коутё A. Histoire generate des sciences. Т. II. La science moderne. Paris, 1958. См. также: Гайденко П. П. Эволюция понятия науки (XVII—XVIII вв.). М., 1987; Ахутин А. В. История принципов физического эксперимента (от античности до XVII в.). М., 1976; Катасонов В. II. Метафизическая математика XVII в. М., 1993. Среди многочисленных исследований, посвященных эпистемологическим основаниям этой трансформации научного знания, помимо уже упоминавшихся «Слов и вещей» М. Фуко, необходимо особо выделить принципиально важную для развития современной теории познания работу М. К. Мамардашвили «Классический и неклассический идеалы рациональности» (1-е изд. - Ереван, 1984).

9 Лейбниц Г.В. Порядок есть в природе...//Лейбниц Г.В. Соч. в 4-х тт. Т. 1 М., 1982. С. 235.

15

«Универсальной Грамматики», как единой основы не только всякого языка, но и самого мышления.

Впрочем, само понятие «Универсальной Грамматики» было введено значительно раньше - Р. Бэконом в ХШ веке10. Позже, в XIV столетии, эта тема разрабатывалась «модистами» (Мартино и Боэцием из Дакии, Сигером из Куртэ, Томасом Эрфуртским), в XVI веке - испанцем Франсиско Санчес де лас Бросасом. Но все их разработки вполне укладывались в рамки единой средневековой концепции языка: способность говорить, хотя и является неотъемлемым качеством человека, тем не менее, так же, как и сам человек, есть творение Бога. Так как язык дарован человеку Богом, изменить его не в человеческих силах и, что немаловажно, делать этого не нужно: Универсальный язык уже существует - это латынь. «Универсальность реальности, постигнутая универсальным человеческим разумом, может быть выражена универсальным языком, каковым является латынь»". Соответственно, изучение латинской грамматики, древнегреческого и древнееврейского языков имеет единственную цель - сохранение чистоты священного языка Церкви. Как ни странно, так же понимает задачу грамматики и Лютер, главным делом своей жизни считавший перевод Библии на немецкий язык и отрицавший сакральный характер латыни. Тем не менее, в послании «К советникам всех городов земли немецкой...» он доказывает необходимость изучения древних языков именно ссылкой на задачу сохранения смысла Священного Писания: «Ведь мы не можем отрицать, что, хотя Евангелие пришло и ежедневно приходит к нам посредством Святого Духа, оно вместе с тем достигает нас, усиливается должно сохраняться и благодаря посредничеству языков. И в той мере, в какой дорого нам Евангелие, надлежит нам заботиться об изучении языков. ... Да позволено мне будет сказать, что без изучения языков мы не сможем сберечь Евангелие. Языки - это ножны, в

10 Сама же идея Универсального языка еще древнее и восходит к библейскому преданию о разрушении Вавилонской башни, которое «стало истоком двух великих направлений в истории мысли: поисков праязыка и поисков универсального языка. Если праязык - это язык прошлого, то универсальный язык - язык будущего. Универсальный язык - это преодоление последствий вавилонского столпотворения.

Первое описание универсального языка мы находим на периферии христианского мира - в Ирландии VII века. Речь идет о трактате, известном под названием "Предписания поэтов" ("Auraicept na n-Eces"). Это лингвистический трактат, где содержится попытка определить преимущества ирландского языка в сравнении с латинской грамматикой. Здесь рассказывается о том, как 72 ирландских мудреца преодолевают последствия вавилонского столпотворения» (Козлов С. «Гений языка» и «гений нации»: две категории XVII-XVHI веков // Новое литературное обозрение, 1999, № 36. С. 29-30). См. также работу У. Эко, специально посвященную значению идеи Универсального языка в истории европейской культуры: Eco U. La riccrca della lingua perfctta nella cultura europea. Roma, 1993. См. также: Дрезеи Э. В поисках всеобщего языка. М.-Л., 1925.

16

которых храниться меч Духа. ... Да, если мы недоглядим и упустим изучение языков, то не только потеряем Евангелие, но в конце концов придем к тому, что не сможем правильно говорить и писать ни на латыни, ни на немецком. И пусть здесь послужит нам свидетельством и предостережением злосчастный, горький опыт университетов и монастырей, в которых не только забыли Евангелие, но и настолько испортили латинский и немецкий языки, что жалкие люди едва не превратились в животных. Они не могут безошибочно изъясняться и писать ни на немецком языке, ни на латыни и, кроме того, почти совсем утратили естественный разум»12. Что же касается собственно метода исследования языка, то он остается сугубо эмпирическим: для Лютера, как и для других крупнейших представителей «северного гуманизма» (Эразма, Гуттена, Пиркгеймера), многообразие языков имеет самостоятельную ценность, а их изучение должно лишь способствовать сохранению, пониманию и правильному использованию каждого из них: «Воистину, даже если бы от языков не было никакой пользы, нас все-таки должно было бы глубоко радовать и воодушевлять то, что они — благородный, прекрасный дар Божий, которым он так щедро наградил и наделил нас. ... Поэтому давайте возблагодарим Господа за благородную сокровищницу языков, будем хранить и приумножать ее».13

Напротив, уже Ф. Бэкон убежден в необходимости философской грамматики, которая дала бы новый толчок развитию самого языка. В 1623 году в шестой книге трактата «О достоинстве и приумножении наук» он писал: «С нашей точки зрения, самой лучшей была бы такая грамматика, в которой ее автор, превосходно владеющий множеством языков, как древних, так и современных, исследовал бы различные особенности этих языков, показав специфические достоинства и недостатки каждого. Ведь таким образом языки могли бы обогащаться в результате взаимного общения, и в то же время из того, что есть в каждом языке самого лучшего и прекрасного, подобно Венере Апеллеса, мог бы возникнуть некий прекраснейший образ самой речи, некий великолепнейший образец того, как следует должным образом выражать чувства и мысли ума. А вместе с тем при таком исследовании можно на материале самих языков сделать отнюдь не малозначительное (как, может быть, думает кто-нибудь), а достойные самого внимательного наблюдения выводы о психическом

11 Малявина Л.Л. У истоков языкознания Нового времени. М., 1985. С. 76.

12 Лютер М. К советникам всех городов земли немецкой. О том, что им надлежит учреждать и поддерживать христианские школы // Лютер М. Время молчания прошло: Избранные произведения 1520-1526 гг. Харьков, 1992. С. 164-165.

17

складе и нравах народов, говорящих на этих языках. ... Поэтому мы считаем, что есть все основания отделить философскую грамматику от простой школьной грамматики и отнести ее к числу дисциплин, развитие которых необходимо»14.

Тем не менее, довольно долго программа создания «философской грамматики» оставалась только декларацией. На практике же продолжала осуществляться ренессансная концепция изучения конкретного эмпирически данного языка с единственной целью его лексического и стилистического «очищения». В частности, во Франции «в XVI и в первой половине XVII века грамматика еще носила описательный и предписывающий характер, она рассматривалась как свод обязательных правил, следуя которым человек постигает искусство изящной и правильной речи. Для большинства филологов она еще не поднялась до уровня теоретической науки, и лишь изредка грамматисты обращались к проблемам философии языка. Вопросами языка занимались писатели, философы, грамматисты, весь круг высоко и не очень высоко образованных людей Франции, включая придворных. Специально для описания и нормирования французского языка была создана Французская Академия. Наука о языке сводилась к работе над языком и лишь отчасти включала вопросы лингвистической те