ИКОНИЧНОСТЬ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ И.С. ШМЕЛЕВА) : Иконiчнiсть ХУДОЖНЬОГО ОБРАЗУ (На матеріалі творів І.С. Шмельова)

Короткий опис

ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Шкуропат Марина Юрьевна

УДК 82.0

ИКОНИЧНОСТЬ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА
(НА МАТЕРИАЛЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ И.С.ШМЕЛЕВА)

Специальность 10.01.06 теория литературы

Диссертация на соискание ученой степени
кандидата филологических наук

Научный руководитель
доктор филологических наук, доцент
Кораблев Александр Александрович

Донецк 2007

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 3
РАЗДЕЛ 1. ИКОНИЧНОСТЬ КАК ТЕОРЕТИКО-ЛИТЕРАТУРНОЕ
ПОНЯТИЕ . 17
1.1. Из истории понятия «образ» ..... 17
1.2. Содержание понятия «иконичность». 46
1.3. Проблема триединства времени, пространства и вечности... 82
1.4. Принцип иконичности в литературном анализе.. 94
Выводы к первому разделу... 104
РАЗДЕЛ 2. ИКОНИЧНОСТЬ ПРОИЗВЕДЕНИЙ И.С.ШМЕЛЕВА .. 107
2.1. Современные проблемы изучения творчества И.С.Шмелева... 107
2.2. Эпопея «Солнце Мертвых».. 113
2.2.1. Иконичность подзаголовка 118
2.2.2. Иконичность названия 124
2.2.3. Иконичность смыслового содержания.. 128
2.2.4. Иконичность образности. 134
2.3. Рассказ «Куликово Поле» итог мировоззренческих исканий
автора.. 146
2.3.1. Модель построения пространственно-временного континуума
как средство введения иконичного образа. 148
2.3.2. Иконичный образ Преподобного Сергия Радонежского. 154
2.3.3. Способы воплощения иконичности в «Куликовом Поле».. 158
2.4. Иконичность как концептуальное основание сопоставления эпопеи «Солнце Мертвых» и рассказа «Куликово Поле».. 171
Выводы ко второму разделу 174
ОБЩИЕ ВЫВОДЫ.. 177
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ........... 184

ВВЕДЕНИЕ

Обращение к проблеме художественного образа после достаточно пристального его изучения советским литературоведением и последующего смещения научного интереса в сторону знака и знаковости не покажется неактуальным, если помнить, что художественный образ это наиболее динамичная составляющая художественного целого, способная к неожиданному раскрытию новых ракурсов своей сущности. Художественный образ, с одной стороны, утверждает внутреннюю органичность произведения, концентрирует на себе чувственные внутренне-внешние проявления художественности. C другой стороны он обладает самораскрывающимся потенциалом, обеспечивающим перерастание собственных границ и интенсивное движение к умопостигаемой идее.
В русской религиозно-философской традиции, соединившей идеи античной и средневековой святоотеческой мысли, триединство Истины, Добра и Красоты познавалось как живая онтологическая сущность мира, которую человек вообще, а художник в особенности, стремится постигнуть, а, постигнув, должен покорно ей следовать. В работах В.С.Соловьева, Н.А.Бердяева, С.Н.Булгакова, П.А.Флоренского, а затем А.Ф.Лосева, были предприняты попытки определить онтологическую основу искусства, как следствие глубинной связи абсолютного и относительного горизонтов бытия, нетварного и тварного миров.
Определяющим методологическим принципом советского литературоведения был секуляризованный тип мышления, а концептуальной основой «ленинская теория отражения», с помощью которой объяснялась и природа искусства в целом, и ее основные категории, в частности, художественный образ [265, с. 244; 83, с. 10; 84, с. 4; 179, с. 248-249]. Несмотря на стесненные идеологические рамки художественный образ широко изучался во всем многообразии его внутренних характеристик. Поэтому сложилось достаточно развернутое представление об этом понятии, благодаря работам: А.Ф.Лосева [176; 181], М.М.Бахтина [16; 18], С.С.Аверинцева [3], М.М.Гиршмана [66; 68], В.В.Кожинова [139; 140; 234], Г.К.Гачева [57; 58], Н.К.Гея [63; 64], П.В.Палиевского [218], Ю.Б.Борева [30], И.Б.Роднянской [235; 238], М.Н.Эпштейна [322] и других ученых.
Вместе с тем, традиция «материальной эстетики», против которой в свое время принципиально возражал М.М.Бахтин, стала одной из окончательных причин деонтологизации в анализе художественной образности. В силу исторических и теоретических обстоятельств, произошло вытеснение образа знаком. В теоретическом литературоведении второй половины ХХв. стали доминировать структуралистские и постструктуралистские концепции, стремящиеся к математической или естественнонаучной строгости в методике анализа. Знак казался более «научной» категорией, легче поддающейся структурированию и систематизации, чем образ.
В последнее десятилетие на постсоветском пространстве, в частности, в украинском и российском литературоведении, наблюдается актуализация духовной проблематики как перспективного эквивалента” [208, с. 7], способного заполнить идеологическую пустоту. «Новый образ религии в общественном сознании показал, как пишет А.Е.Нямцу, что духовные ценности христианства не только выжили после десятилетий тотального атеизма, но и, главное смогли сохранить свою непреходящую нравственную значимость» [208, с. 7]. Внимание исследователей обратилось к произведениям классической русской литературы XIX-ХХ вв. своеобразие художественной картины мира которых детерминировано религиозными воззрениями автора. Следствием того, что литературоведение долгое время отказывало в научном внимании тем компонентам художественного мира произведения, которые прямо или косвенно имели отношение к религии, стало исчезновение из поля зрения исследователей целых пластов образности, что приводило к выпадению именно тех логических звеньев, которые помогали достичь глубин поднимаемой автором проблематики.
В современном литературоведении весьма широко представлены работы, в которых обосновано основополагающее влияние восточно-христианского контекста на художественный мир русской словесности. Таковы, в частности, работы В.С.Непомнящего о Пушкине [203], С.А.Гончарова и В.А.Воропаева о Гоголе [71; 52], С.Я.Сендеровича о Чехове [245], В.Н.Захарова о Достоевском [110], а также книги А.В.Моторина [199], И.А.Есаулова [99; 101], П.Е.Бухаркина[39], А.Е.Нямцу[208], А.М.Любомудрова [186], шеститомник М.М.Дунаева [92] и опыты многих других авторов. Активность исследователей свидетельствует о том, что изучение религиозно-философского своеобразия литературы является актуальным и находится в контексте глобальной проблематики современного литературоведения. Разнообразные материалы на эту тему вошли в сборники научных трудов «Христианство и русская литература» (под ред. В.А.Котельникова), «Евангельский текст в русской литературе XVIII XX веков: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр» (под ред. В.Н.Захарова), «Библия и культура» (под ред. А.Е.Нямцу), «Пушкинская эпоха и христианская культура» (под ред. Э.С.Лебедевой) и другие.
В границах этого направления выделилась тенденция, получившая название "религиозная филология". Она вызвала неоднозначное отношение, которое выразилось в полемике между ведущими учеными на страницах литературных журналов [56, с. 189-199]. Обеспокоенность С.Г.Бочарова вызвана изменением фундаментальных соотношений между наукой и религией, демонстративное утверждение некоторыми исследователями верховенства религии над искусством и наукой. Осознавая правомерность появления «религиозной филологии», как противостояния постмодернистской игре с литературой, он настаивает на свободе творчества и художника, и ученого «от религии, но не от Бога», прибегая к классической формуле С.Н.Булгакова. В итоге, С.Г. Бочаров высказывает предположение, что религиозное предназначение искусства, возможно и выражается в свободном вопрошании о «мире Божьем», в проблематичном, нерешенном, историческом состоянии, каким является искусство [33, с. 483-496]. В.С.Непомнящий находит определение «религиозная филология» С.Г.Бочарова неудачным, подчеркивая, что исследователи отдают дань литературной традиции, в которой религиозное начало, по его мнению, является структурообразующим [204, с. 525-530]. Т.А.Касаткина считает возможным восполнение научного знания религиозным, при этом настойчиво пытается отстоять повышенную концептуальность своего подхода и всеохватность концепции, которая выражается в постижении целостности, выраженной в любой своей частности [129, с. 461-465, с. 530]. И.Б.Роднянская в данной полемике занимает позицию арбитра, который старается показать как положительные моменты, так и слабые места в аргументации обеих сторон, и, в свою очередь, призывает определить пределы интерпретации и найти идеал в «дисциплинированном чтении» [233, с.501]. Предложение иерархически соотнести «этажи филологии» научность как основание филологической концепции, а религиозность как ее смысловое завершение прозвучало в статье А.А.Кораблева [146, с. 26-27].
Исследование религиозного контекста произведения можно считать оправданным и даже необходимым, если он явно или скрыто присутствует в содержательном плане. Справедливое недоумение Э.М.Свенцицкой вызвано настойчивым навязыванием религии в качестве «панацеи для литературоведческой науки» [244, с.202]. Однако и искусственное редуцирование религиозного подтекста, очевидно присутствующего в произведении, неоправданно сужает спектр изучаемой проблематики. И.Б.Роднянская считает необходимым не «выяснять что хотел сказать автор», но пытаться услышать, «что же автором сказалось», выявлять акцентуацию, расставленную автором, а не сходу предлагать свою [233, с.502]. На наш взгляд, конфликт "научности" и "религиозности", возникший в границах филологического знания, приводит к необходимости решения более общей проблемы формирования целостного мышления, в котором бы соединялись научные, эстетические и религиозные усилия в ответственном поступке интерпретатора. В исследовании важно соблюсти меру целесообразности. Слегка перефразируя меткое выражение В.В.Федорова, хочется добавить, что не только лингвист, но и литературовед в определенные моменты своего бытия покидает почву науки», чтобы добыть недостающее звено в цепочке рассуждений” [274, с. 5]. Главное вовремя на эту почву вернуться.
Большинство молодых исследователей, пытающихся расставить акценты с учетом культурно-религиозной принадлежности автора, опираются на предложение И.А.Есаулова определить в качестве одной из актуальнейших проблем теоретического литературоведения «осознание христианского (а именно православного) подтекста русской литературы как особого предмета изучения» (курсив И.А. Есаулова М.Ш.) [99, с.5]. Весомым аргументом в защиту обозначенного подхода ученый считает признания выдающегося теоретика литературы ХХ века М.М.Бахтина относительно его книги «Проблемы поэтики Достоевского»: «Я там оторвал форму от главного. Прямо не мог говорить о главных вопросах философских, о том, чем мучился Достоевский всю жизнь существованием Божиим. Мне ведь приходилось все время вилять туда и обратно. Приходилось за руку себя держать Даже церковь оговаривал» [Цит. по: 100, с.349]. Т.А.Касаткина убеждена, что не только Достоевский, но и «многое, (и уж, безусловно, самое главное в русской литературе) прочитывается адекватно только в системе христианского мировидения именно потому, что изнутри любого другого претерпевает недопустимую редукцию, сужение взгляда и сокращение мыслей» (выделено Т.А. Касаткиной. М.Ш.) [130, с.586]. В конечном счете, интенциями исследователей движет желание вернуть или заново вписать литературу в контекст той культурно-религиозной традиции, в рамках которой она была создана. Литератор в самом начале творческого пути, по убеждению О.Червинской, может определить для себя лишь два направления: поддаться интеллектуальному соблазну и служить греху, заигрывая с читателем, либо покаянно отвернуться от греха и выбрать путь Богопознания, и даже проповедничества [296, с.27]. Классики литературы часто выбирали тот путь, что сложнее путь проповеднический. Филология, по-видимому, тоже не должна искать легких путей.
Актуальность исследования обусловлена интеграционными процессами, происходящими в гуманитарных науках, необходимостью находить общие и разграничительные аспекты научного, художественного и религиозного знания.
Одной из заметных тенденций, отмечаемых в современной филологии, является обращение к религиозно-философской мысли, в частности, к эпохе русского религиозно-художественного ренессанса рубежа XIX-XX вв., когда «произошло или было подготовлено возрождение онтологии искусства, онтологического его понимания и возвращения к жизни художественного образа как бытийственности смыслов, недоступных другим сферам сознания» [62, с.283]. Особую значимость для литературоведения приобретают работы П.А.Флоренского, С.Н.Булгакова, Е.Н.Трубецкого, в которых была исследована феноменология иконы и подготовлена методологическая база для развития онтологической теории художественного образа.
Традиция восприятия художественного образа как «образа жизненного целого» (М.М.Гиршман) предоставляет возможность обнаружить в нем признаки взаимопроявления различных сфер человеческой жизнедеятельности, оставаясь при этом центром сосредоточения смыслов, в котором, преобразовываясь и взаимопроникая, в неразрывном единстве сливаются субъективное и объективное, природное и сверхприродное, временное и вечное. При определенных обстоятельствах художественный образ становится эпицентром сложных взаимообращений искусства и религии.
Понятие «иконичность», послужившее смысловым центром данного исследования, было предложено венгерским исследователем В.В.Лепахиным. Общетеоретическое значение этого термина конкретизируется, во-первых, в аспекте восточно-христианской религиозной традиции и, во-вторых, на материале произведений И.С.Шмелева, представляющих разнообразные возможности для рассмотрения иконичности как первоосновы художественной образности.
Иконичный художественный образ обладает повышенной степенью актуализации онтологического содержания, которая достигается суггестивно активной формой, всецело подчиненной интенциям духовного смыслопроявления. Применение принципа иконичности существенно расширяет традиционные границы изучения образа, позволяет находить точки взаимодействия эстетической и религиозной сфер человеческой жизнедеятельности, намечает пути преодоления методологической разобщенности. Поэтому актуальность предпринятого исследования определяется, во-первых, необходимостью целенаправленного изучения бытийных потенций художественного образа, и во-вторых, устойчивой динамикой процесса восстановления единого духовного контекста русской литературы XIX-XX вв., прерванного социалистической эпохой.
В стремлении мыслить целостно литературоведение способно найти такую форму адекватности своему предмету, которая бы не обостряла, а сглаживала противоречия между теми областями знания, задачи которых состоят в том, чтобы наметить пути гармонизации между человеком, миром и Универсумом. Опыт творческого общения между классиками русской литературы и религиозными философами XIX-XХ вв. показывает, что сферы интересов мысли художественной и мысли религиозно-философской пересекаются в конечных интенциях обретения полноты смысла. Философы оказывались вдумчивыми литературными критиками, а художники слова в лице своих лучших представителей мудрыми исследователями «глубин человеческих душ», «властителями дум», провидцами сложных социальных явлений. Выражение духовного смысла, ориентир на религиозные истины всегда были предметом классической русской литературы в такой же мере, как и русской религиозной философии. Писателей и философов объединял дух поиска преображающего начала в культуре и искусстве как на теоретическом, так и на художественном уровне. Эстетическим и духовным законом творчества считалось преобразование жизни. В.С.Соловьев называл реализм «низменной почвой» для творчества и предсказывал появление нового религиозного искусства, предтечей которого он считал Ф.М.Достоевского [252, с. 170]. Очевидно, что этим надеждам не суждено было осуществиться в условиях атеистической идеологии социалистического строя. Творчество русских литераторов, осуществляемое в контексте духовных традиций христианской культуры, могло без ограничений осуществляться в литературе русского зарубежья, где и сохранилась преемственность в традиционном диалоге религиозной философии и литературы.
Весь период эмигрантского творчества И.С.Шмелева, произведения которого «Солнце Мертвых» и «Куликово Поле» выбраны нами в качестве материала исследования, сопровождался перепиской с его близким другом русским философом И.А.Ильиным. Материалы этой глубоко духовной переписки изданы в рамках собрания сочинений И.А.Ильина под названием «Переписка двух Иванов» [123-125]. Творчество писателя, о чем свидетельствуют письма, становилось предметом заинтересованного прочтения и конструктивной критики философа. Поэтому глава о Шмелеве в книге художественной критики И.А.Ильина «О тьме и просветлении» до сих пор считается лучшим критическим опытом его творчества, гимном художественному таланту писателя. И.С.Шмелев «скромно называл себя маленьким росточком от роскошных корней русской литературы» [96, с. 38]. В своем творчестве писатель оставался верным не только ее художественным заветам, но и ее идеалам, видя долг поэзии в том, чтобы «устремлять нас в царство верховной, вечной красоты, вещать о высших запросах бытия, о Боге» [96, с. 38]. Несмотря на пространственную и временную разобщенность, постигший его страну культурный и духовный кризис, И.С.Шмелев сумел сохранить и донести до читателя незыблемую ценность новозаветного учения, остававшегося единым духовно-нравственным основанием для народа. В этом он оказался продолжателем традиций русских классиков. Эпопея «Солнце Мертвых» не только стала в один ряд с произведениями И.А.Бунина, В.В.Вересаева, А.И.Куприна, З.Н.Гиппиус, обличающими преступления советской власти, но и раскрыла миру Шмелева-мыслителя и Шмелева-философа, способного не просто показать горизонтальные связи между человеком и миром, но и наметить вертикаль, связующую человека и вечность. Шмелев сделал предметом своего эмигрантского творчества настойчивое собирание духа, а своей задачей выявление и раскрытие духовной идеи в очевидных и обыденных для каждого явлениях. Эта задача полностью решена и в рассказе «Куликово Поле». Причем, как совершенно точно замечает И.А.Ильин, Шмелев никогда не пытается «выговорить идею» своего произведения, поднести ее читателю в готовом виде, но «показует ее в образах и событиях» (курсив И.А.Ильина. М.Ш.) [119, с.363-364], призывая читателя к сотворчеству. Под «художественным облачением» образа [119, с.363-364] открывается созданная текстом иная смысловая реальность, позволяющая «не понимая почувствовать истинный смысл сотворенного» [133, с.224]. Художественным словом «творится не что иное, как православный образ, икона» [133, с.224], и смысл художественного образа оказывается непостижимо сопряженным со смыслом иконы, вовлекает читающего в таинственное общение с первообразом, настраивает на восприятие его идеи. Это тот самый случай, когда «образы, как очень проникновенно выразилась Т.А.Касаткина, становятся образами» (выделено Т.А. Касаткиной. М.Ш.) [132, с. 224].
Цель исследования определить теоретико-литературное значение понятия «иконичность», осмыслив его как специфическое свойство литературно-художественного образа.
Для достижения данной цели были поставлены следующие задачи:
показать эстетические и религиозно-философские предпосылки формирования понятия «иконичность»;
обосновать иконичность как теоретико-литературное понятие;
представить в качестве специфической характеристики иконичности понятие «эонотопос» как триединство категорий времени, пространства и вечности;
исследовать возможности применения принципа иконичности в литературоведческом анализе;
проанализировать образную систему произведений И.С.Шмелева «Солнце Мертвых» и «Куликово Поле» в аспекте иконичности.
Объект исследования литературно-художественный образ в аспекте иконичности.
Предмет исследования проявления иконичности в литературных произведениях, а также теоретико-литературные и литературно-критические опыты осмысления онтологии художественного образа.
В качестве научно-методологической основы исследования актуализируются идеи русских религиозных философов XIX-ХХ века В.С.Соловьева, П.А.Флоренского, С.Н.Булгакова; учтены стратегии аксиологического подхода, представленные в работах И.А.Есаулова, а также методология целостного анализа, разработанная представителями донецкой филологической школы. В работе используется описательно-обобщающий и сопоставительный методы, позволяющие выявить специфику проявления иконичного начала.
Связь работы с научными темами. Диссертация выполнена в рамках комплексной научной темы «Аналитика литературного произведения: теоретический, исторический, диалогический аспекты» (№ 0106V000280) кафедры теории литературы и истории украинской литературы Горловского государственного педагогического института иностранных языков.
Научная новизна состоит в последовательной онтологизации представлений о художественном образе и концептуальном рассмотрении малоисследованного аспекта художественности, представленного в понятии «иконичность». Рассмотрена взаимосвязь понятия «эонотопос» с традиционными литературоведческими категориями «временем» и «пространством»; обоснована необходимость учитывать параметр сакральности при анализе произведений с выраженной религиозной направленностью; исследованы возможности иконичного анализа; предложены оригинальные трактовки произведений И.С.Шмелева «Солнце Мертвых» и «Куликово Поле», осуществлен их сопоставительный анализ, демонстрирующий эволюцию иконичности в авторском мировоззрении.
Теоретическое значение диссертационного исследования заключается в том, что оно дает новый материал для дальнейшего развития онтологического подхода в литературоведении. Использование понятий «иконичность» и «эонотопос» существенно дополняет литературоведческий инструментарий. Концепция иконичности открывает перспективу переосмысления традиционной теории художественного образа и позволяет конкретизировать методику целостного анализа.
Практическое значение работы состоит в том, что предложенный методологический подход может использоваться при анализе художественной образности литературных произведений, принадлежащих к христианскому типу культуры. Основные положения могут быть использованы в вузовских курсах теории литературы и эстетики, истории мировой литературы, при подготовке спецкурсов по литературе русского зарубежья.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были апробированы на научно-теоретических семинарах кафедры теории литературы и культуры Горловского государственного педагогического института иностранных языков, научных конференциях преподавателей и аспирантов ГГПИИЯ (апрель 2003г.; апрель 2005г.); I и II Международных научно-практических конференциях «Проблемы общей, германской, романской и славянской стилистики» (ГГПИИЯ, 23-25 мая 2003г. и 19-20 мая 2005г.); XII, XIII, XIV и XV Крымских международных Шмелевских чтениях (Алушта, 11-15 сентября 2003г.; 10-15 сентября 2004г.; 13-19 сентября 2005г.; Алушта, 19-24 сентября 2006г.); VМеждународной научной конференции «Художественный текст и культура» (Владимир, 2-4 октября 2003г.); VII Международной научной конференции молодых ученых (Киев, Институт литературы им. Т.Г.Шевченко НАН Украины, 24-26 июня 2004г.); XIII Международной научной конференции «Язык и культура» им. проф. Сергея Бураго (Киев, Институт филологии Киевского национального университета имени Тараса Шевченко, 28 июня 2 июля 2004г.); Международной научной конференции «Русская словесность и православие» (Москва, Библиотека-фонд «Русское Зарубежье», 13-16 октября 2004г.); I, II и III Международных конференциях «Иконология и иконичность» (Москва, 27-29 января 2005г.; 27-29 января 2006г.; 26-28 января 2007г.); V Международных научных Чтениях «Творчество писателей на рубеже Золотого и Серебряного веков: К.Леонтьева, А.Амфитеатрова, Б.Зайцева, И.Шмелева» (Калуга, 24-26 ноября 2005г.); научной конференции «Восточнославянская филология: от Нестора до наших дней» (Горловка, 27-28 апреля 2006р); VI Всероссийской научной конференции с международным участием «Духовные начала русского искусства и образования («Никитские чтения» (Великий Новгород, 9-13 мая 2006г.); научной конференции «Актуальные проблемы исторической и теоретической поэтики» (Каменец-Подольск, 5-6 октября 2006г.); международной научной конференции «Донецкая филологическая школа: итоги и перспективы” (Донецк, 10-12 ноября 2006г.), V этапе Межвузовского научного семинара «Терминосистема славянского литературоведения» (Ровно, 26-27 апреля 2007 г.).
Основные положения диссертации изложены в 6 публикациях автора в специальных изданиях, утвержденных ВАК Украины.
Структура работы. Работа состоит из введения, двух разделов, выводов, списка использованных источников.
Во введении обосновывается актуальность выбора темы, конкретизируется философская основа исследования и взаимосвязь с культурно-исторической парадигмой, определяются методологические принципы, показывается научная новизна и практическая значимость работы.
В первом разделе содержится анализ философских и теоретико-литературных источников, позволяющих проследить историю становления категории «образ» и истоки формирования понятия «иконичность» в эстетике и литературоведении; излагается содержание понятия «иконичность», определяется значение свойства иконичности для художественного образа, выявляются отличия традиционных характеристик образа изобразительности и выразительности от иконичности, проводятся разграничения между иконичным образом, иконическим знаком и символом. В данном разделе акцентируется внимание на необходимости учитывать взаимодействие категорий времени, пространства и вечности в художественном произведении, предлагается использовать термин «эонотопос», отражающий триединство названных категорий. В этом разделе также предлагается методология литературного анализа с учетом принципа иконичности.
Второй раздел представляет иконичный анализ образной системы эпопеи «Солнце Мертвых» и рассказа «Куликово Поле» И.С. Шмелева. Показано, что воплощение иконичности в художественном творчестве вытекает из иконичности авторского мировидения и проявляется в конкретном произведении структурно: от названия и подзаголовка до конкретных художественных образов произведения, мотивов, смысловых и стилистических доминант, в результате чего все произведение может быть проанализировано иконично. Особое построение пространственно-временного континуума в рассказе «Куликово Поле», характеризуемое в работе как художественный эонотопос, рассматривается как способ проявления иконичности и введения иконичного художественного образа. Определены художественные средства, способствующие проявлению иконичности в образном строе, в числе которых комплекс художественных мотивов, оформляющих образ Сергия Радонежского, включающий ряд провиденциальных христианских мотивов; образ Троице-Сергиевой Лавры; смысловые отсылки к текстам Нового Завета, Псалтири, богослужебным текстам, библейским и евангельским образам. В этом разделе также сопоставляется идейно-образная система эпопеи и рассказа, что позволяет продемонстрировать эволюцию авторского мировоззрения.
В выводах обобщаются результаты проведенного исследования, обозначаются перспективы дальнейшего научного поиска по избранной проблеме.
Общий объем диссертации составляет 183 страницы, список использованных источников насчитывает 334 позиций.

На защиту выносятся такие положения:

1. Иконичность свойство художественного образа, которое выражается в способности образа являть сакральное содержание.
2. Иконичность выражает направленность образа к безусловной идее, понимаемой как первообраз, в противоположность изобразительности, которая представляет художественное воспроизведение картины внешнего мира.
3. Иконичность в художественном произведении может быть выражена эксплицитно и имплицитно. Очевидные проявления иконичности выступают отчетливой мировоззренческой характеристикой авторского сознания. Скрытые проявления иконичности, будучи воплощением авторской идеи, предполагают наличие соответствующих читательских интенций.
4. Иконичность образного строя выражается в восполнении пространственно-временного континуума дополнительным параметром, образуя художественный «эонотопос» триединство времени, пространства и вечности.
5. «Обратная перспектива» как специфический способ манифестации и восприятия художественного мира является методологической предпосылкой «иконичного анализа».
6. Художественная специфика образности в произведениях И.С.Шмелева «Солнце Мертвых» и «Куликово Поле» основывается на христианской традиции, для которой характерна иконичность мировосприятия.
7. Иконичность эпопеи «Солнце Мертвых» проявляется в подтексте и может быть раскрыта в ходе анализа специфики жанрового определения, поэтики заглавия, смыслового наполнения художественных образов, особенностей пространственно-временного континуума, характера использования религиозного дискурса.
8. Иконичное начало в «Куликовом Поле» реализуется за счет слияния пространственно-временных параметров с категорией вечности, использования ведущих христианских мотивов в качестве сюжетообразующих, иконичных образов христианской истории.

Список літератури

ОБЩИЕ ВЫВОДЫ

В произведенном исследовании художественный образ рассмотрен как воссоздаваемая бытийная целостность чувственного мира действительности и сверхчувственного мира первообразов. Онтологический статус художественного образа делает его местом пересечения разных модусов бытия. Находясь в зоне контакта искусства и религии, художественный образ выступает не точкой их противопоставления, а центром их соположения и взаимопроникновения. Интенциональная противоположность искусства и религии оказывается эмоционально-содержательной общностью при условии соотнесения или совмещения эстетической и религиозной доминант. Это достигается благодаря свойству иконичности.
В самом общем смысле иконичность это универсальный организующий принцип, принизывающий систему мироздания, человека, пространство и время. Вместе с тем, иконичность есть принцип познания мира, бытийного взаимодействия земного и небесного. Иконичность понятие, отражающее способность вещи, явления, времени, пространства, отдельной личности, произведения искусства, мысли быть образом-иконой умопостигаемой действительности. Понятием «иконичность» утверждается принцип бытийного взаимодействия реального и сверхреального. Осмысленная в онтологическом, гносеологическом и эстетическом плане, иконичность выступает критерием духовной ценности явлений человеческого бытия.
В понятии «иконичность» возрождается традиция онтологического понимания образности, берущая начало в античности и получившая развитие в средневековых теориях образа. Творчески воспринятая русской философско-религиозной мыслью, она содержательно восполняет формально-логические трактовки образности, преобладающие в современном литературоведении. Идеи эпохи русского ренессанса оказываются актуальными для современной теории художественного образа, во всяком случае для тех концепций, в которых художественный образ трактуется как предельно насыщенная смыслосодержащая и смыслопорождающая категория, способная к самораскрытию.
Иконичность одно из возможных понятий, посредством которого осуществляется взаимодействие и «диалог» художественной, научной и религиозной форм познания. Понятие «иконичность» способствует процессу осознания природы художественной образности в тех произведениях словесности, в которых осмысленно реализуется онтологическое двуединство мироздания. Принцип иконичности может послужить адекватным теоретическим инструментом, нехватка которого ощущается как в теории, так и в практике литературоведения. С его помощью возможно осуществить литературоведческий анализ религиозного подтекста художественного произведения без ущерба для традиционной научной парадигмы и конкретизировать духовный смысл в процессе постижения образов художественной литературы.
Иконичность рассматривается как особое динамическое свойство художественного образа, которым выражается направленность образа к безусловной идее, понимаемой как «первообраз». Иконичность, формально совпадая с изобразительностью, содержательно отлична от нее и даже противоположна ей интенционально. Иконичность начинается там, где образ, не поступаясь способностью репрезентировать видимое, свидетельствует о незримом присутствии первообраза в художественном мире. Жизнеспособность иконичного образа в художественном мире определяется энергетическим воздействием первообраза.
Иконичный образ отличается от иконического знака, во-первых, по этимологическому признаку: термин «иконичный» наследует именно то значение греческого слова «είκών», которое обозначает «мысленный образ», передающее направленность к идее, в то время как термин «иконический» ограничен семантическим значением «изобразительного сходства». Во-вторых, по функциональному признаку: иконический знак «обозначает» вещь, иконический образ «возводит» к постижению первообраза. Свойство иконичности в образе позволяет преодолеть материальную сущность знака, тем самым восстанавливая его «онтологическую коммуникабельность» способность сообщать невыразимое материальными средствами. Иконичность это незнаковый уровень образности, при котором содержание языкового знака не существенно.
Иконичный образ отличается от символа безусловной ориентацией на определенный, ясно осознаваемый первообраз. Вследствие этого иконичный образ обладает большей степенью сакрализации, что не специфично для символа, а факультативно. Следующее отличие степень акцентуации аспекта изобразительности, особо не выделяемого в символе. Иконичный художественный образ может перерасти в символ при условии достаточной универсализации и обобщения сообщаемых образом идей, частичного снятия изобразительной определенности. Уникальная духовно-эстетическая ценность и особенность иконичного художественного образа состоит в равновесии изобразительного потенциала и символической сущности.
В диссертации показана возможность использования понятия иконичность в литературоведческой практике при анализе системы художественных образов. Метод иконичного анализа заключается в раскрытии сакрального содержания художественных образов в той мере, в какой позволяет и предполагает их художественность. При таком подходе художественные образы рассматриваются не как видоизмененные творческим сознанием художника зеркальные отображения образов реальной действительности «образы образов» или «копии копий», а образы-иконы, воссоздающие в тексте художественный образ «первичной реальности». Идея, в иконичном понимании, не тождественна художественному смыслу, поскольку смыслопорождающий источник, в данном случае, обусловлен наличием некоей, отличной от художественной, «первичной реальности». Процесс зарождения смыслов происходит под воздействием энергий первообразов.
Основными художественными средствами, раскрывающими иконичность литературного произведения, являются:
явные и неявные интертекстуальные отсылки к новозаветным и иконографическим сюжетам и образам,
прямые и опосредованные аллюзии и реминисценции, настойчиво акцентируемые повторяющиеся художественные детали;
варьирование доминирующих христианских мотивов, имеющих онтологический статус: провиденциальных, искупительного страдания, святости и чистоты, веры в чудо, нетварного света, христианской радости, преодоления греха и соблазна, вечной жизни, старчества, спасения;
взаимодействие пространственно-временных параметров текста с категорией вечности; непосредственное присутствие в тексте культовой атрибутики, христианской символики, прямых цитат из богослужебных текстов.
Иконичный художественный образ функционирует в особом пространственно-временном континууме, для которого характерно слияние категорий пространства и времени с категорией вечности. Триединство времени, пространства и вечности может быть обозначено термином эонотопос. Художественный эонотопос, в отличие от хронотопа, ограниченного двумя категориями, является онтологической категорией, через которую реализуется взаимодействие зримого и умопостигаемого миров, проявляется присутствие вечного во временном. Для эонотопоса характерно отсутствие определенности в пространственно-временных параметрах. О наличии в произведении художественного эонотопоса свидетельствуют использование автором следующих приемов:
построение пространственно-временного континуума, при котором художественное время и пространство, соединяясь с вечностью, утрачивают конкретизацию и трансформируются во вневременность и внепространственность;
центростремительная направленность пространственно-временной динамики к некоему сакральному для данного типа культуры топосу, в котором вечность присутствует непосредственно;
выбор автором в качестве центрального пространственно-временного топоса главенствующего событийного топоса христианской истории;
динамическое наложение художественного времени произведения на церковный годовой цикл;
организация пространственно-временного континуума при помощи символически емких фигур: круга, креста, спирали;
преимущественное употребление грамматического настоящего времени, в результате чего актуализируется аспект «вечного настоящего»;
апелляция автора к событиям Священной Истории, их прямое или опосредованное воссоздание в событийном слое произведения;
акцентирование в качестве художественных деталей и образов второго плана церковной атрибутики и культовых сооружений (храм, купол, часовня, колокол, чаша, крест и т.д.), храмовых действий и их звукового сопровождения (колокольный звон, песнопения).
Иконичный анализ произведений И.С.Шмелева «Солнце Мертвых» и «Куликово Поле», представленных, соответственно, как примеры имплицитной и эксплицитной иконичности, показал перспективность этой методологии.
Художественно скрытая иконичность выявлена в ходе анализа поэтики заглавия «Солнце Мертвых», в целенаправленной организации христианских образов, символов и мотивов, в художественном эонотопосе. Иконичный взгляд позволяет изменить традиционное, «прямоперспективное», картинно-реалистическое восприятие этого произведения на «обратноперспективное» благодаря чему «эпопея смерти» предстает эпопеей «грядущего воскресения».
Яркие проявления иконичности обнаружены в рассказе «Куликово Поле». Иконичное начало реализуется через художественную репрезентацию иконичных образов библейской истории и ведущих христианских мотивов (чуда, откровения, благой вести, спасения, нетварного света, противостояния добра и зла). Пространственно-временная модель «Куликова Поля» представляет собой выразительный художественный эонотопос, который служит средством воплощения иконичности.
Сопоставление этих двух произведений наглядно демонстрирует динамику установления иконичности мировоззрения как основы творческого акта в эмигрантском периоде творчестве И.С.Шмелева, показывает перспективность применения принципа иконичности при сопоставительном анализе. Концептуальная взаимосвязь рассмотренных произведений выявляется на основании иконичной соотнесенности с главным событием христианской истории Христовым Воскресением. Сравнительный анализ произведений показывает расширение и углубление поднимаемой автором проблематики, и окончательное завершение его духовной эволюции в аспектах как общеисторического, так и индивидуально-личного развития.
Перспектива дальнейших исследований в рамках предложенного подхода состоит в уяснении способов проявления иконичности художественного образа в условиях других культурно-религиозных традиций; определении зависимости выявления иконичности литературной образности от личного религиозного опыта читателя; уточнении методологических положений анализа, апробировании предложенного метода на произведениях других авторов; дальнейшем изучении проблемы триединства времени, пространства и вечности в литературном произведении; анализе позиции автора относительно эонотопоса; определении роли иконичности как средства взаимообогащающего обмена духовными ценностями между различными национальными культурами; исследовании способов передачи иконичности художественной образности при переводе на иностранный язык.
Понятие иконичность, послужившее смысловым центром данного исследования, является достаточно абстрактным, поскольку исключает всякую конкретизацию, и в то же время вполне конкретным, поскольку основывается исключительно на многовековом опыте христианской культуры, что само по себе исключает момент субъективности. Выбор изначальной установки на раскрытие иконичности зависит от произвольного волеизъявления исследователя. Отказаться от «открытия иконы» значит сознательно или бессознательно предпочесть отсутствие присутствию.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Абрамович Г.П. Предмет и назначение искусства и литературы // Теория литературы: В 3 т. М.: Изд-во АН СССР,1962. Т. 1. Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. С. 28-57.
2. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: Наука, 1977. 319 с.
3. АверинцевС.С. Символ художественный // Краткая литературная энциклопедия / Гл ред А. А. Сурков. В 9 т. М.: Советская энциклопедия, 1968. Т. 5. Ст. 826-831.
4. Аверинцев С.С. София-Логос. Словарь / Сост и послеслов. К.Сигов, изд. 2-е исправл. К.: Дух і Літера, 2001. 465 с.
5. Адамович Г. Шмелев // Адамович Г. Одиночество и свобода. Нью-Йорк, Изд-во им. Чехова, 1955. С. 63-78.
6. Амфитеатров А.В. Литература в изгнании. Белград, 1929. 57 с.
7. Андреев А.Л. Художественный образ и гносеологическая специфика искусства. Исторический аспект проблемы. М.: Наука, 1981. 197 с.
8. Андрушко Ч. Образ времени: «Солнце Мертвых» И.С.Шмелева и «Голый Год» Б.Пильняка // Художественный мир И.С.Шмелева и традиции славянских литератур. XII Крымские международные Шмелевские чтения. Сб. научн. трудов. Симферополь: Таврия Плюс, 2004. С. 90-97.
9. Антологія світової літературно-критичної думки / Під ред. М. Зубрицької. Львів: Літопис, 1996. 831 с.
10. Антоний (Сурожский), митрополит. Беседы о молитве. Краматорск: Тираж-51, 2002. 144 с.
11. Аскин Я.Ф. Категория будущего и принципы ее воплощения в искусстве // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Наука, 1973. С.67-73.
12. Аскольдов С.А. Время и его преодоление (Время психологическое и физическое) // Мысль. 1922. №3. С. 80-97.
13. Асмус В.Ф. Образ как отражение действительности и проблема типического // Новый мир. 1953. №8. С. 214-226.
14. Афанасьев А.Ю. Эволюция образа: от язычества к христианству // Вопросы философии. 1996. №10. С. 71-83.
15. Барт Р. Риторика образа // Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Пер. с франц., сост., общ. ред. и вступ.ст. Г.К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. С.297 318.
16. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Худ. лит-ра, 1975. 504 с.
17. Бахтин М.М. О большом времени // Бахтинология. СПб.: Алетейя, 1995. С. 7-9.
18. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / Сост. С.Г. Бочаров. М.: Искусство, 1979. 424 с.
19. Белинский В.Г. Идея Искусства // Белинский В. Г. Полн. собр. соч: В 4 т. М.: Наука, 1954. Т.4: Статьи и рецензии. 1840-1841 гг. С. 585-601.
20. Белый А. Символизм как миропонимание / Сост., вступ. и прим. Л.А.Сугай. М.: Республика, 1994. 525 с.
21. Бердяев Н.А. Смысл истории. Новое средневековье / Бердяев Н. А. Сост. и ком. В. В. Сапова. М.: Канон +: Реабилитация, 2002. 446 с.
22. Бернштейн Б.М. Пигмалион наизнанку: К истории становления мира искусства. М.: Языки славянской культуры, 2002. 219 с.
23. Берсенева М.С. Формирование социокультурной компетенции иностранных студентов-филологов: На материале православно окрашенных художественных текстов Б.К. Зайцев, И.С. Шмелев: Дисканд. пед. наук: 13.10.02. М., 2001. 259 с.
24. Бобров Ю.Г. История реставрации русской живописи. Л.: Художник РСФСР, 1987. 162 с.
25. БогоявленскаяИ.М. Особенности художественного времени в эпопее И.С.Шмелева «Солнце Мертвых» // Венок Шмелеву. М.: Аванти, 2001. С.230-239.
26. Богоявленская И.М. Сказки И.С. Шмелева. Дис. канд. филол. наук: 10.01.02. Симферополь, 1995. 145 с.
27. Бонгард-Левин Г.М. К.Бальмонт, И.С.Шмелев, А.И.Деникин: Новые архивные материалы // Россия Восток Запад. М.: Наследие, 1998. С.164-171.
28. Бонгард-Левин Г.М. Кто вправе увенчивать? // Наше наследие = Our Heritage. 2001. №59-60. С. 141-149.
29. Борев Ю.Б. Введение в теорию литературы // Теория литературы: В IV т. М.: ИМЛИ им. А.М. Горького РАН, 2005. Т. 1: Литература. С. 3-27.
30. Борев Ю.Б. Эстетика. М.: Изд-во политич. лит-ры, 1988. 496 с.
31. Борисов Ю.Н. Шмелев, Иван Сергеевич // Русские писатели. Библиографический словарь: В 2 ч. / Редкол: Б.Ф. Егорову и др.; Под ред. П.А. Николаева. М.: Просвещение, 1990. Ч. 2: М-Я С. 415-417.
32. Борхес Х. Оправдание вечности. М.: ДИ-ДИК, 1994. 552 с.
33. Бочаров С.Г. О религиозной филологии // Литературоведение как проблема. Труды Научного совета «Наука о литературе в контексте наук о культуре». М.: Наследие, 2001. С.483-499.
34. Бройтман С.Н. Из лекций по исторической поэтике: Слово и образ. Серия «Лекции в Твери». Тверь: Изд-во Твер. ун-та, 2001. 66 с.
35. БулгаковС.Н. Икона и иконопочитание. Догматический очерк. М.: Крутицкое Патриаршее Подворье: Русский путь, 1996. 158 с.
36. БулгаковС.Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. М.: Республика,1994. 415с
37. Бусалаев П. Иконичность и современная реклама // Доклад на XIII Международных Рождественских образовательных чтениях. См.: Программа XIII Международных Рождественских Образовательных чтений. М.: Изд.отдел РПЦ, 2005. С.120.
38. Бусалаев П. Иконичность и современный мир // Язык священного и современный мир: основные проблемы православного иконичного образа. М.: Изд-во братства святителя Тихона, 2004. С. 142-160.
39. Бухаркин П.Е. Православная Церковь и светская литература в XVIII XIX веках. Проблемы культурного диалога / П.Е.Бухаркин. СПб.: Изд-во С.Петерб. ун-та, 1996. 168 с.
40. Бычков В.В. Византийская эстетика: Теоретические проблемы. М.: Искусство, 1977. 199 с.
41. Бычков В.В. Aesthetica Patrum. Эстетика отцов Церкви. Апологеты. Блаженный Августин. М.: Ладомир, 1995. 593 с.
42. Бычков В.В. Малая история византийской эстетики. К: Путь к истине, 1991. 407 с.
43. Бычков В.В. Проблема образа в византийской эстетике // Вест. Моск. ун-та. Серия Философия. 1972. №1. С. 50-59.
44. Бычков В.В. Философия искусства Павла Флоренского // П. Флоренский. Избранные труды по искусству. М.: Изобразительное искусство, 1996. С.285-332.
45. Бычков В.В. Эстетика. М.: Гардарики, 2001. 556 с.
46. Бычков В.В. Эстетика Филона Александрийского // Вестник древней истории. 1975. №3. С. 58-79.
47. Бычков В.В. Эстетические взгляды Климента Александрийского // Вестник древней истории. 1977. №3. С. 69-91.
48. Вагнер Г.К. Статья Георгия Хировоска «О образех» в «Изборнике Святослава 1073г.» и русское искусство XI в. // Изборник Святослава 1073 г. Сб. статей. М.: Наука, 1977. С. 139-152.
49. Вартазарян С.Р. От знака к образу. Ереван: Изд-во АН Арм. ССР, 1973. 198с.
50. Васина М. Икона и ее границы в работе о. Сергия Булгакова Икона и иконопочитание” // Доклад на XIII Международных Рождественских Образовательных чтениях. См.: Программа XIII Международных Рождественских Образовательных чтений. М.,: Изд.отдел РПЦ, 2005. С.120.
51. Волкова Н.Б., Хачатурян Л.В. Переписка ИС.Шмелева и О.А.Бредиус-Субботиной // Венок Шмелеву. М: Аванти, 2001. С. 285-292.
52. Воропаев В.А. «Духом схимник сокрушенный» Жизнь и творчество Н.ВГоголя в свете Православия. М.: Московский рабочий, 1994. 159 с.
53. Воропаев В.А. Что такое иконичность и что такое словесная икона // Москва. 2003. №2. С. 177-179.
54. Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса. М.: Республика, 1994. 368с.
55. Галич О., Назарець В., Васильєв Є. Теорія літератури: Підручник / За наук. ред. О. Галича. К.: Либідь , 2001. 488с.
56. Гаспаров М., Зенкин С., и др. Гуманитарная мысль: светская или религиозная? // Знамя. 2000. №7. С. 189-199.
57. Гачев Г.Д. Жизнь художественного сознания. Очерки по истории образа. Ч.1. М.: Искусство, 1972. 198 с.
58. Гачев Г.Д. Развитие образного сознания в литературе // Теория литературы: В 3 т. М.: Изд-во АН СССР, 1962. Т. 3: Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. С. 186-311.
59. Гегель В. Эстетика: В 4 т. М.: Искусство, 1968-1973. Т. 1: 1968 г, 312 с.; Т. 2. 1969 г. 326с; Т. 3. 1971 г. 621с. Т.4: 1973 г. 676 с .
60. Гегель В. Энциклопедия философских наук: В 3 т. Т 1:Наука логики. М.: Мысль,1974. 451 с.
61. Гей Н.К. Время и пространство в структуре произведения // Контекст, 1974. М.: Наука, 1975. С. 210-228.
62. Гей Н.К. Категории художественности и метахудожественности в литературе. Тезисы // Литературоведение как проблема. М.: Наследие, 2001. С. 280-301.
63. Гей Н.К. Образ и художественная правда // Теория литературы: В 3 т. М.: Изд-во АН СССР, 1962. Т. 1. Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. С. 115-148.
64. Гей Н.К. Художественность литературы. Поэтика. Стиль. М.: Наука, 1975. 471 с.
65. Герчикова Н.А. Православный праздник в осмыслении И.С. Шмелева и К.ППобедоносцева // Венок Шмелеву. М.: Аванти, 2001. С. 263-266.
66. Гиршман М.М. Художественная целостность // Гиршман М.М. Избранные статьи. Донецк: Лебедь, 1996. 160 с.
67. Гиршман М.М. Литературное произведение: теория художественной целостности / Донецкий нац. ун-т. М.: Языки славянской культуры, 2002. 528 с.
68. Гиршман М.М. Литературное произведение: теория и практика анализа. М.: Высшая школа, 1991. 160 с.
69. Гиршман М.М., Громяк Р.Т. Целостный анализ художественного произведения (учебное пособие для студентов-филологов). Донецк: Дон. гос. ун-т, 1970. 117 с.
70. Гоголь Н.В. Учебная книга словесности для русского юношества // ГогольН.В. Собр. соч: В 7 т. / Под общ. ред. С.И. Машинского и М.Б. Храпченко. М.: Художественная литература, 1986. Т.6: Статьи С. 371-390.
71. Гончаров С.А. Творчество Н.В. Гоголя и традиции религиозно-учительской культуры / Учебное пособие к спецкурсу / С.А. Гончаров. РГПУ им. А.И.Герцена. СПб.: Образование, 1992. 155 с.
72. Горанов К. Художественный образ и его историческая жизнь. М.: Искусство, 1970. 518 с.
73. Горюнова Р.М. Жанр и система образов (Эпопея И.С. Шмелева Солнце мертвых”) // И.С. Шмелев. Мир ушедший мир грядущий. Тезисы докладов II Крымской международной научной конференции. Алушта, 1993. С. 7-8.
74. Горюнова Р.М. Жанровая специфика эпопеи И.С. Шмелева «Солнце мертвых» // Филол. науки. 1991. №4. С.25-32.
75. Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение. Н. Новгород: Нижегород. гуман. центр, 1997. 197 с.
76. Грико Т.И. История семьи Шмелевых // Венок Шмелеву. М.: Аванти, 2001. С. 332-337.
77. Гуминский В.М. «Лето Господне» И.С. Шмелева и концепция «Москва-Третий Рим» // Венок Шмелеву. М.: Аванти, 2001. С. 116-127.
78. Гуминский В.М. Творчество И.С. Шмелева и историко-литературный процесс в России XIX в. (тема Москвы и Замоскворечья) // И.С. Шмелев и духовная культура православия. IX Крымские международные шмелевские чтения. Сб. науч. трудов. Симферополь: Таврия-Плюс, 2002. С. 29-41.
79. Гуревич А. Что есть время? // Вопросы литературы. 1968. №11. С.151-174.
80. Гуревич А. Категории средневековой культуры. М.: Наука, 1972. 319 с.
81. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. М.: Русский язык, 1981. Т 2: И-О. 779 с.
82. Дамаскин Иоанн, прп. Три защитительных слова против порицающих святые иконы и изображения: пер с греч. Ал. Бронзов. СПб.: Изд. Книгопродавца И.Л. Гузова. (Репринт Свято троицкая Сергиева лавра. РФМ.) 1893 (1990). 168с.
83. Дауговиш С.Н. Общее и специфическое художественных образов с вербальной и визуальной основой (Проблема «Слова и изображения» на материале литературы и фотографии): Дисканд. филол. наук: 10.01.08. Рига, 1984. 189 с.
84. Дворцова Н.П. Творческая природа литературного художественного образа: Автореф. дисканд. филол наук: 10.01.08 / МГУ. М., 1984. 25 с.
85. Демин А.С. Критерии ценности художественного образа (на материале древнерусской литературы) // Контекст 1985. Литературно-теоретические исследования. М.: Наука, 1986. С. 49-74.
86. Дионисий Ареопагит. Сочинения / Максим Исповедник: Толкования. СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2002. 864 с.
87. Дмитриева Н. Диалектическая структура образа. // Вопросы литературы. 1966. №6. С. 72-92.
88. Домащенко А.В. Интерпретация и толкование. Донецк: ДонГУ, 2000. 162с.
89. Домбровский Б. Каким временем мы пользуемся? (Этическая концепция времени) // Логос. Философско-литературный журнал. 2000. №2 (23). С.75-97.
90. Дроздова А.В. Экзистенциальное время как взаимосвязь вечности и повседневности: Автореф. дис. канд. филос. наук: 09.00.11 / Уральский гос. ун-т им. А.М. Горького. Екатеринбург, 1996. 18 с.
91. Дунаев М.М. Своеобразие реализма И.С.Шмелева (творчество 1894-1918гг.): Автореф. дис канд. филол наук: 10.01.02 / Ленинградский гос.ун-т. Ленинград, 1978. 19 с.
92. Дунаев М.М. Православие и русская литература: В 6 ч. М.: Христианская литература, 1999. Ч. V. 736 с.
93. Дунаев М.М. Православие и русская литература. Ф. М. Достоевский. М.: Изд-во храма Св. Татианы при МГУ, 2002. 176 с.
94. Дунаев М.М. Духовный путь И. Шмелева // Венок Шмелеву. М.: Аванти, 2001. С. 136-153.
95. Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М.: Издат. отд. Московского патриархата, 1993. 1120 с.
96. Дьяченко М.У Шмелева в Севре // Памяти Ивана Сергеевича Шмелева. Сборник под ред. Вл. Маевского. Мюнхен, 1956. С. 36-39.
97. Епифаний Премудрый и П