КРЫМСКИЙ МАКРОМИФ В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ В.В. НАБОКОВА

Короткий опис

ТАВРИЧЕСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИМ. В.И. ВЕРНАДСКОГО

На правах рукописи

БЕСПАЛОВА ЕЛЕНА КОНСТАНТИНОВНА

УДК 821.161.1-09 «20»

КРЫМСКИЙ МАКРОМИФ
В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ В.В. НАБОКОВА

Специальность 10.01.02 русская литература

Д И С С Е Р Т А Ц И Я
на соискание научной степени
кандидата филологических наук

Научный руководитель:
доктор филологических наук,
профессор КАЗАРИН
Владимир Павлович

Симферополь 2006

С О Д Е Р Ж А Н И Е

ВВЕДЕНИЕ...3

РАЗДЕЛ I: «КРЫМСКИЙ ТЕКСТ В.В. НАБОКОВА
КАК ОТРАЖЕНИЕ КРЫМСКОГО МИФА»14
1.1. История изучения «крымской темы»
и крымского мифа в современном литературоведении...14
1.2.Составляющие «крымского макромифа»
в произведениях В.В. Набокова..34
1.3. Особенности Крымского текста В.В. Набокова....50
1.4. Истоки «крымского макромифа» В.В. Набокова:
Крым в биографии писателя...60

Выводы........84

РАЗДЕЛ II: КРЫМ В ТВОРЧЕСТВЕ В.В. НАБОКОВА
(В. СИРИНА) 1917-го 1930-х ГОДОВ87
2.1. Крымская лирика В. Сирина: темы, мотивы, образы ...87
2.2. «Пушкинский миф» в поэзии В. Сирина..119
2.3.Крым как «потерянный рай» в ранней прозе
В.В. Набокова (романы и рассказы)......139

Выводы...169

РАЗДЕЛ III: КРЫМ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ
В.В. НАБОКОВА 1940-го 1970-х ГОДОВ171
3.1. «Крымский макромиф» в зрелых романах
В.В. Набокова ........171
3.2. Крым в научных работах В.В. Набокова
(Энтомология и литературоведение)......191
Выводы.....205

ВЫВОДЫ.....207

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ......217

ПРИЛОЖЕНИЯ.......233

ВВЕДЕНИЕ

Советское (и постсоветское) набоковедение относительно молодая ветвь литературоведческой науки. До 1979г. исследовательской литературы о Владимире Владимировиче Набокове (1899-1977) в СССР не было (если не считать упоминания его имени в нескольких статьях, носящих откровенно враждебный характер[1]) по той же причине, по которой не издавались и его произведения. Это было не столько научным упущением, сколько политической программой: на бывшей родине писателя он был известен как непримиримый противник существующего в России строя.
Это молчание нарушил М.Ю. Лотман, напечатав статью «Некоторые замечания о поэзии и поэтике Ф.К. Годунова-Чердынцева» (1979) (названную по аналогии с первой энтомологической статьей Набокова «Несколько замечаний о крымских чешуекрылых» (1920)), в которой подверглись анализу поэтические отрывки из набоковского романа «Дар». Отличительной особенностью данной статьи стало то, что истинное имя автора этих стихотворений не было упомянуто ни разу. Столь остроумным, хотя и не новым способом была успешно обойдена цензура, тотальный контроль которой над литературоведением в то время никак не способствовал появлению свежих и объективных работ по изучению произведений авторов, являющихся идеологическими противниками советской системы.
Однако в целом русское набоковедение оформилось приблизительно в те же годы, что и сам писатель Набоков. Яркие представители русского литературного зарубежья приветствовали появление каждого нового произведения Набокова (тогда В. Сирина) статьями, носящими полемический характер. Эта тенденция от безоговорочного неприятия (Г. Адамович [9], Г. Иванов [64]) до восхваления (В. Ходасевич [190], Г. Струве [170], З. Шаховская [195], Н. Резникова [160]) создала два магистральных пути, которыми следовало русское зарубежное набоковедение. Диаметрально противоположные характеристики от «чудовище» (И. Бунин) до «оправдание эмиграции» (Н. Берберова) сопутствовали Набокову с первых и до последних его произведений, написанных на русском языке.
Но и тогда чувствовалось, что о Набокове невозможно судить однозначно. Так, одно из критических эссе М. Кантора открывается следующим парадоксальным замечанием: «Сирина усердно хвалили и слишком страстно осуждали. Однако и у поклонников есть подозрение, что не все у него обстоит благополучно, и у хулителей есть тайное сознание, что перед нами все-таки писатель незаурядный. Да, отношение наше к Сирину какое-то двойственное: восхищаешься им, но всегда с оговорками, осуждаешь его, но с уважением» [74, с. 199].
После вынужденного переезда в 1940 г. из Европы в Америку Набоков начинает писать по-английски, но англоязычное набоковедение уже не отличается подобным разбросом мнений: американские исследователи практически единодушно признали в Набокове «своего» писателя, сразу же нарекли его прижизненным классиком, чем утвердили и свое право на всестороннее исследование его наследия. Некоторые современные американские писатели справедливо считают Набокова своим учителем и основателем новой традиции в американской литературе (Дж. Апдайк, Э. Уилсон, М. Маккарти, Э. Джейнуэй, Дж. К. Оутс).
После того как пал «железный занавес» и произведения Набокова хлынули на его прежнюю родину, в корне изменилась и ситуация в России. Имя Набокова, всемирно известного русского и американского писателя ХХ в., за последние пятнадцать-двадцать лет стало культовым среди литературоведов постсоветского пространства. «Мода на Набокова» пришла на смену долговременному замалчиванию, нарочитому забвению, постигшему имя писателя в советские времена, и стала своего рода перегибом в другую сторону. Это породило огромное количество статей и монографий, в которых порой не просто анализируется, а «препарируется» творчество писателя в тщетных попытках докопаться до сути, разгадать загадку его многоуровневых, неоднозначных, неустаревающих произведений.
Однако, подобрать «ключи»[2] к Набокову непросто. Литература о писателе, его жизни и творчестве, непрестанно пополняется, но отнюдь не всегда работами, хоть сколько-нибудь приблизившимися к поставленной их авторами цели.
Необходимо отметить несколько имен из числа исследователей, чьи научные изыскания внесли в развитие отечественного набоковедения особо весомый вклад: Б. Аверин, Н. Анастасьев, О. Дарк, А. Долинин, В. Ерофеев, В. Линецкий, М. Липовецкий, А. Люксембург, А. Мулярчик, О. Сконечная, М. Спивак, Р. Тименчик, Н. Толстая, И. Толстой. Труды этих и других ученых заложили основы набоковедения как серьезной ветви литературоведческой науки.
В последние годы количество диссертаций, посвященных тому или иному аспекту творчества Набокова, продолжает увеличиваться. Среди кандидатских диссертаций, защищенных за последнее десятилетие, стоит выделить работы российских набоковедов О.Ю. Сконечной «Традиции русского символизма в прозе В.В. Набокова 20-х 30-х годов» (М., 1994), Т.Г. Кучиной «Творчество В. Набокова в зарубежном литературоведении» (М., 1996), П.Н. Малофеева «Поэзия Владимира Набокова» (М., 1996), Н.Г. Мельникова «Жанрово-тематические каноны массовой литературы в творчестве В.В. Набокова» (М., 1998), А.В. Млечко «Пародия как элемент поэтики романов В.В. Набокова» (Волгоград, 1998), Н.Е. Назаровой «Лейтмотивы в произведениях В.В. Набокова: «Машенька», «Лолита», «Ада, или Страсть»» (М., 1999), В.В. Шадурского «Поэтика подтекстов В.В. Набокова» (Новгород, 1999), В.Б. Полищук «Поэтика вещи в прозе В.В. Набокова» (СПб., 2000), И.Е. Карпович «Сборник рассказов В.В. Набокова «Весна в Фиальте»: поэтика целого и интертекстуальные связи» (Барнаул, 2000), Н.А. Карпова «Творчество В.В. Набокова и традиции литературы романтической эпохи («Защита Лужина», «Приглашение на казнь»)» (СПб., 2002), О.Ю. Ворониной «Категория «художественная реальность» в поэтике романов В.В. Набокова» (СПб., 2002), А.В. Злочевской «Художественный мир В. Набокова и русская литература ХХ века: генетические связи, типологические параллели и оппозиции» (М., 2002), С.Г. Носовец «Цветовая картина мира В. Набокова в когнитивно-прагматическом аспекте (цикл рассказов «Весна в Фиальте»)» (Омск, 2002), Е.А. Калининой «Традиции русского символистского романа в романе 20-х 30-х годов ХХ века (А.П. Платонов «Чевенгур», В.В. Набоков «Дар»)» (М., 2004) и четыре докторские диссертации: Б.В. Аверина «Романы В.В. Набокова в контексте русской автобиографической прозы и поэзии» (СПб., 1999), В.П. Старка «А.С. Пушкин и творчество В.В. Набокова» (СПб., 2000), В.В. Десятова «В. Набоков и русские постмодернисты» (Барнаул, 2004), Г.Ф. Рахимкуловой «Языковая игра в прозе Владимира Набокова (к проблеме игрового стиля)» (Ростов, 2004).
Из работ украинских ученых, занимающихся творчеством Набокова, отметим кандидатские диссертации: по филологии О.Н. Ивановой «Проза В.В. Набокова 20-30-х годов» (Киев, 1999) и по философии О.И. Лукьяненко «Человек читающий: антропология Владимира Набокова» (Харьков, 2000).
Тематика этих работ отображает широкий спектр проблем современного набоковедения, и все же можно выделить два доминирующих направления: поэтика и интертекстуальные связи.
В последнее время многочисленные научные статьи, сборники, монографии отечественных и зарубежных исследователей все чаще посвящаются тому или иному периоду творчества Набокова (берлинскому, парижскому, американскому, швейцарскому). Авторы этих работ справедливо усматривают связь между его личной биографией и творческой судьбой. Показательной в этом отношении можно считать монографию немецкого исследователя Т. Урбана «Набоков в Берлине», совсем недавно изданную в России [185].
Однако тот факт, что в начале своего художнического пути Набоков довольно продолжительное время (с ноября 1917 г. по апрель 1919 г.) жил в Крыму, став свидетелем и участником величайшего перелома в истории России, до сих пор не нашел должного осмысления, хотя крымский период в жизни и творчестве, например, А. Чехова, И. Бунина, М. Волошина или А. Куприна многократно и обстоятельно исследовался как в советские годы, так и в последнее время.
Актуальность темы исследования обусловлена тем, что в многообразии работ, посвященных творчеству Набокова (писателя, поэта, переводчика и ученого) как в отечественном, так и зарубежном набоковедении, крымская тема и ее трансформация в сложную по структуре конструкцию «крымского макромифа» до сих пор не была рассмотрена, несмотря на то, что явлению мифотворчества в наследии писателя все чаще уделяется внимание литературоведов.
Для более полного освещения истории вопроса необходимо упомянуть имена нескольких исследователей, чье внимание было привлечено к упомянутой проблеме.
Впервые в зарубежном набоковедении на важность крымского периода в творческом развитии Набокова указал новозеландский исследователь Б. Бойд. Он же выделил некоторые особенности разработки «крымской темы» в произведениях писателя («Владимир Набоков: русские годы», 1990; «Владимир Набоков: американские годы», 1991). Вслед за ним американские набоковеды Д.Б. Джонсон [52] и М.Д. Шраер [198] оценили крымский этап биографии Набокова как один из важнейших в процессе его творческого становления.
В русскоязычном набоковедении пребывание Набокова в Крыму частично освещалось в монографиях Н.А. Анастасьева («Феномен Набокова», 1992; «Одинокий король», 2002), Б. Носика («Мир и дар Владимира Набокова», 1995) и А.М. Зверева («Набоков», 2001), однако освещение это носило беглый характер и содержало отдельные фактические неточности.
Из украинских исследователей указанной проблеме неоднократно уделяли внимание А.А. Галиченко [45, 46, 47], И.И. Петрова [37], М.В. Карабанова [75, 76], Н.Н. Поздняков [149, 150, 151] и некоторые другие исследователи [28, 147], которые также квалифицировали крымский период как один из важнейших моментов творческой эволюции Набокова, но ограничивались лишь констатацией этого факта, не пытаясь воссоздать полную картину жизни и художественной деятельности писателя в Крыму[3]. А между тем именно здесь сформировались основополагающие начала набоковской картины мира, сложились принципиально значимые особенности его литературного воплощения.
Вследствие сказанного, думается, назрела необходимость пристального изучения творчества Набокова под новым углом зрения, а именно: в свете вопросов о том, каким образом и в какой степени полтора года интенсивной творческой и личной жизни Набокова в Крыму сказались на формировании его писательской индивидуальности? Какое отражение нашли события крымской действительности в искусстве писателя последующих лет? И, наконец, почему стал возможен не прекращающийся ни на один год «диалог» писателя с Крымом, осуществляющийся в форме многочисленных явных, а чаще скрытых аллюзий, реминисценций, упоминаний, творческих «возвращений»? Актуальность обращения к этой проблематике не подлежит сомнению, поскольку позволяет прояснить истоки и специфику набоковской системы художественного мышления и аргументированно доказать, что в известном смысле именно «крымская катастрофа» сформировала тот облик Набокова-художника, который позднее, десятилетие за десятилетием, будет приоткрываться читателям.
Архетипические мотивы и образы, аллюзии, отсылки к мифологическим первоисточникам и примеры авторского мифотворчества в произведениях Набокова также неоднократно привлекали внимание исследователей [13, 66, 92, 173, 176]. Наличие «петербургского мифа» в творчестве писателя, зафиксированное набоковедами (В.П. Старк, А.О. Филимонов), демонстрирует его склонность к мифологическому мышлению вообще и одновременно косвенно подтверждает наличие у него «крымского мифа» (согласно теории А.П. Люсого). Тем не менее проблема «крымского мифа» как специфического явления в творчестве Набокова лишь обозначена. В этом плане показательны в первую очередь работы крымских ученых М.А. Новиковой и И.М. Богоявленской, а также американской исследовательницы К. Бланк.
Между тем реальность свидетельствует, что на крымском материале у Набокова сложился даже не миф, а «макромиф», без учета которого невозможно во всей полноте осмыслить новаторство и целеустремленность его творческого поиска. Последним обстоятельством, без преувеличения, еще раз подтверждается значимость темы диссертации, обращенной к изучению Крыма, во-первых, как «биографического факта» в жизни Набокова, во-вторых, как новой мифопоэтической реальности, переработанной и преображенной его творческой фантазией.
Известно, что с проблемами неомифологии тесно связаны идеи интертекстуальности, что мифопоэтика литературы ХХ века представляет собой одно из проявлений интертекстуальности. Под этим сегодня понимается «общая совокупность межтекстовых связей, в состав которых входят не только бессознательная, автоматическая или самодовлеющая игровая цитация, но и направленные, осмысленные, оценочные отсылки к предшествующим текстам и литературным фактам» (В.Е. Хализев). Из этого явления вырастает понятие «интертекста» в широком значении термина: как «единства человеческой культуры, в том числе и всемирной литературы» (А.А. Рубан). В свою очередь интертекст неизбежно становится «предтекстом любого вновь повторяющегося текста» (В.П. Руднев), формируя посредством цитат, аллюзий, реминисценций, мифологем, стилизации, пародирования и т.п. новый текст интертекст в узком значении слова. Без сомнения, Крымский текст Набокова представляется, с одной стороны, интертекстом в узком понимании термина, т.е. текстом, нацеленным на сознательный «диалог» с текстами А.С. Пушкина, а также Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, И.А. Бунина, а, с другой стороны, образует предтекст многих его более зрелых произведений. Установить закономерности функционирования Крымского текста Набокова актуально не только для набоковедения как раздела отечественной истории литературы, но для теории литературоведческой науки, устремленной к освоению механизма взаимодействия таких явлений, как «архетип», «миф», «текст», «интертекст».
Связь работы с научными программами, планами, темами. Исследование проводилось согласно плану научно-исследовательской работы кафедры русской и зарубежной литературы Таврического национального университета им. В.И. Вернадского по теме «Актуальные проблемы истории и теории русской и зарубежной литературы» № госрегистрации 01. 98U005637.
Цель и задачи исследования. Целью диссертационной работы является изучение истоков, путей формирования, содержательной сущности, структурной организации, поэтики «крымского макромифа» Набокова как основной системообразующей категории его прозы и поэзии.
Соответственно поставленной цели в диссертационном исследовании решаются следующие задачи:
1) выявление, систематизация, осмысление фактов крымского этапа жизни писателя (с привлечением архивных материалов и периодики той поры, мемуарных источников, автобиографий Набокова и его научных биографий, составленных как отечественными, так и зарубежными авторами);
2) анализ последующего творческого преломления и мифологизации биографических реалий в художественных произведениях Набокова разных лет и в его научных работах;
3) выделение структурных компонентов «крымского макромифа» в искусстве Набокова, осмысление принципов их взаимодействия;
4) определение природы и характера интертекстуальности Крымского текста Набокова, его соотношения с «крымским макромифом»;
5) освещение основных способов «кодирования» писателем крымского материала на имплицитном уровне произведений разной родовой и жанровой природы.
Объектом исследования в диссертации является художественное творчество Набокова в целом, а также его научные работы по литературоведению и энтомологии. Всестороннему осмыслению подвергается крымский период жизни писателя, ставший начальным этапом формирования его поэтической манеры, а также идейно-образного содержания и стиля прозаических произведений.
В качестве непосредственного предмета исследования выступает выдвинутая в работе концепция «крымского макромифа» и его роли в жизни и творчестве писателя.
Теоретико-методологической основой диссертации послужили труды по теории и поэтике мифа, исследования по неомифологии (Д.Е. Максимова, Е.М. Мелетинского, З.Г. Минц, В.Н. Топорова, А.И. Журавлевой, А.Е. Нямцу, М.А. Новиковой и др.), а также работы, посвященные биографии и творчеству В.В. Набокова.
Методы исследования. Для реализации поставленной цели и решения сформулированных задач диссертации был использован комплекс литературоведческих методов, основными из которых являются биографический, историко-генетический, функциональный, сравнительно-типологический, системный, а также принцип мифопоэтического анализа авторского текста.
Научная новизна диссертации обусловлена тем, что:
1. Наследие Набокова впервые детально анализируется с точки зрения присутствия в нем крымского компонента, связывающего воедино русский и англоязычный периоды исканий писателя. Устанавливается роль этого компонента как основы формирования некоей оригинальной художественно-семантической целостности, мифологической по своей природе и функциям.
2. Эта целостность, именуемая в диссертации «крымским макромифом», рассматривается как уникальная трехуровневая система, представляющая собой синтез авторских мифов о Крыме как сакральном центре, освященным пребыванием здесь Пушкина, Крыме как «потерянном рае» и Крыме как месте «вечного возвращения» человека к родине и самому себе.
3. Обстоятельно прослеживаются особенности воплощения этого макромифа в конкретных произведениях Набокова, в связи с чем многие из них подвергаются определенному переосмыслению. На основе предпринятого анализа устанавливается первичность набоковского «макромифа» по отношению к его Крымскому тексту, в то же время доказывается, что Крымский текст писателя является одновременно интертекстом и предтекстом его произведений, созданных после отъезда в эмиграцию. Таким образом подтверждается идея, что «крымский макромиф» служит системообразующим фактором всего творчества Набокова.
4. Выявляется высокая степень автобиографичности крымских событий, отраженных в ранней поэзии и прозе Набокова и столь же высокая степень «кодирования» их в его зрелом творчестве, что значительно расширяет представление о специфике художественного метода В. Сирина - Набокова.
Теоретическое значение исследования определяется тем, что в нем продолжено осмысление продуктивных, однако недостаточно востребованных современной филологией констант «Крымский текст», «крымский миф» и «макромиф», открытых и введенных в научный оборот литературоведами ТНУ (В.П. Казариным, М.А. Новиковой, А.П. Люсым, И.М. Богоявленской, Е.В. Черноусовой).
Практическая значимость работы обусловлена возможностью использования ее результатов для дальнейшего осмысления творчества Набокова в академической науке; составления новых комментариев к его произведениям; в процессе вузовского изучения курса истории как русской, так и зарубежной литературы ХХ века, а также при проведении спецкурсов и спецсеминаров, касающихся крымской темы в произведениях писателей разных эпох или проблем интертекстуальности и мифопоэтики. Материалы исследования могут быть применены при подготовке тематических экскурсий по краеведению, а также школьных уроков по литературе родного края.
Личный вклад соискателя. Диссертация и все опубликованные статьи написаны автором самостоятельно.
Апробация результатов исследования. Отдельные разделы и диссертация в целом обсуждались на заседаниях кафедры русской и зарубежной литературы Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Основные положения работы были изложены в докладах, прочитанных на ежегодных конференциях профессорско-преподавательского состава ТНУ (2000-2005 гг.), на III Крымской Международной научной конференции «Пилигримы Крыма. Осень 98» (Симферополь, 1998), Х Международной научной конференции «М.А. Волошин поэт и мыслитель» (Коктебель, 1999), IX Крымских Пушкинских Международных Чтениях «Пушкин и Крым» (Гурзуф, 1999), I Международных Набоковских Чтениях (Ялта, Ливадия, 1999), І Крымских Международных Чтениях «Крым и мировая литература» (Феодосия, 2003), VI Международных Набоковских Чтениях (Cевастополь, Батилиман, 2004).
Публикации. По теме диссертации опубликовано восемь научных статей, из них четыре в изданиях, утвержденных ВАК Украины, четыре в материалах научных конференций.
Структура работы. Исследуемая проблема определила объем и структуру диссертации, которая состоит из введения, трех разделов, выводов по каждому разделу, общих выводов, списка использованных источников (200 наименований) и приложений. Общий объем работы составляет 237 страниц, из них 216 основного текста.

[1] Чернышев А., Пронин В. Владимир Набоков во-вторых и во-первых // Литературная газета. 1970. 4 марта. С. 13.

[2] Одной из редких успешных попыток может считаться монография американского исследователя К.Р. Проффера «Ключи к «Лолите»» [156].

[3] Систематическая работа по изучению крымского периода жизни и творчества Набокова была начата в 1999 г., когда были проведены I Крымские Международные Набоковские Чтения (ставшие впоследствии ежегодными), посвященные 100-летнему юбилею писателя. Участники этой конференции обратились к правительству Крыма с Обращением (см. Приложение 2) об увековечении памяти писателя на крымской земле. Участниками Крымских Международных Набоковских Чтений в разные годы были видные ученые из Украины, России, Польши и других стран Ближнего и Дальнего Зарубежья. Так, в 2000г. на конференции в Симферополе делал доклад профессор Б. Бойд, официальный биограф Набокова (Новая Зеландия). По истечении семи конференций уже издано четыре сборника докладов и материалов. В настоящее время Крым стал одним из центров набоковедения на территории СНГ. Лидирующие позиции он по праву занимает в Украине.

Список літератури

Выводы
Крымским изгнанничеством и ориентацией на «пушкинский образец», в свою очередь, было порождено в творчестве Набокова множество сквозных метатем утрата земного рая, попытки обретения рая, замкнутый круг «вечного возвращения», в конечном итоге ставшими следующими уровнями «крымского макромифа», следы которого отчетливо видны и в произведениях англоязычного периода творчества писателя.
Одной из наиболее важных особенностей англоязычных романов Набокова является то, что Крым практически не упоминается в них напрямую (а если и упоминается, то как-то вскользь, мимоходом), однако имплицитное присутствие крымской темы все равно ощущается.
В англоязычной романной прозе Набокова Крым трактуется в более широком и обобщенном смысле, нежели в его русских романах: Крым уже не просто «биографический факт» писателя, красочный уголок из его далекого прошлого, не только место первого изгнания, встречи с русской литературой, выбора творческого пути, это исторический и политический «центр земли», сакральный рубеж между Россией и всем остальным миром, мифопоэтическая цель «вечного возвращения», и постоянная величина метафон его произведений, имеющий важное предназначение: «вписать» его англоязычные романы в контекст всего творчества Набокова, «связать» в единое целое русский и англоязычный периоды его творческой деятельности. Таким образом, «крымский макромиф» в англоязычных романах Набокова, как и в его русской поэзии и прозе, выполняет одну из главных функций системообразующую.
Научные работы Набокова особый жанр, представляющий собой неразрывный сплав литературы, с присущей ей большой долей вымысла, и науки, склонной к точному анализу и скрупулезной статистике. Этот феномен как нельзя более полно нашел свое отражение как в литературоведческих лекциях и эссе, так и в энтомологических статьях. Набоков смело использует в них автоаллюзии и автоцитирование своих художественных текстов, вплетает в ткань научной работы факты из собственной биографии крымского периода.
Как правило, упоминания о Крыме, если они имеют место в данном виде творческих работ Набокова, всегда окрашены в ностальгические тона и несут на себе отпечаток своеобразной эксклюзивной осведомленности автора. Особенно ярко тенденция к «приватизации» Крыма проявилась в набоковском Комментарии к переводу романа в стихах «Евгений Онегин», принадлежащего перу А.С. Пушкина, где, по сути, англоязычному читателю предлагается чисто «набоковское» видение Крыма: культурно-исторические и географические реалии полуострова преломляются собственными субъективными впечатлениями и воспоминаниями автора.
В своих англоязычных произведениях Набоков воссоздает крымские видения своей юности, мысленно переносится в начало века, снова и снова возвращается к истокам своего творческого пути, чем и объясняются столь частые упоминания о Крыме в произведениях, ориентированных на читателя-американца. Таким образом, произведения англоязычного периода, завершая творческую эволюцию Набокова, разрабатывают третий слой «крымского макромифа» идею о «вечном возвращении» и, таким образом, завершают структурирование крымской мифопоэтической модели писателя.

ВЫВОДЫ
Творческое наследие Владимира Владимировича Набокова представляет собой уникальное явление, принадлежащее как русской, так и американской культуре ХХ века, феномен органичного литературного двуязычия, а также беспрецедентный пример синтеза творчества писателя и ученого-естествоиспытателя. Как часть русской литературы поэзия и проза Набокова своеобразное завершающее звено традиций Серебряного века (в частности, в разработке некоторых модернистских идей авторского мифотворчества, присущего поэтике символистов, и т.п.), и в то же время первое звено постмодернистского направления в литературе русского зарубежья.
Уже в раннем творчестве Набокова (В. Сирина) стали впервые проявляться основные черты постмодернизма, непривычные для тогдашней русской литературы: многоуровневые аллюзии, пародии, виртуозная игра слов, явные и скрытые цитаты, приглашающие в лабиринт произведений мировой литературы разных эпох и направлений, каламбуры, различные лингвистические эксперименты и т.д., что вызвало большой резонанс в литературоведческих и критических кругах того времени и, в конечном итоге, обусловило популярность писателя.
В качестве американского автора Набоков заложил основы для новой традиции, став прижизненным классиком, образцом для подражания и непререкаемым авторитетом в глазах последующих поколений англоязычных писателей: «Набоков явился предтечей американского постмодернизма не случайно Джон Хоукс, принадлежащий к более позднему, уже современному поколению американских писателей «черных юмористов», таких как Томас Пинчон, Дж. Барт, Д. Бартельми, Э.Л. Доктороу, развивающих в своем творчестве 1970-х гг. тенденции постмодернизма, назвал Набокова писателем, который «всех нас по-настоящему и надежно подпирает» [14, с. 53].
Эти периоды в творчестве Набокова (модернистский и постмодернистский, русскоязычный и англоязычный) не являются разделенными, а органично слиты воедино, перекликаясь и взаимно дополняя друг друга. Творчество Набокова, без сомнения, системно, и главным системообразующим фактором является «крымский макромиф», универсальный мифопоэтический комплекс, присутствующий в творчестве писателя на протяжении всей его жизни.
Интересно, что многочисленные отзывы русской эмигрантской критики I половины ХХ века и столь же малочисленные статьи советской критики 1970-1980-х гг., при всем различии подходов к оценке литературных произведений, были единодушны в одном: и те и другие обвиняли Набокова в полной оторванности от национальных корней, в нарушении всех этических канонов русской литературы, упрекали в социальном равнодушии, эстетстве, снобизме и космополитизме. Тем не менее, именно «равнодушному снобу и космополиту» Набокову удалось создать свой собственный, не похожий на другие, пронзительный и трогательный миф о России, важной частью которого является его «крымский макромиф». Сейчас уже мало кто станет упрекать Набокова в отсутствии патриотизма, столь горячо и страстно он всем своим творчеством признавался в любви к России, однако Набоков никогда не путал «патриотизм», т.е. любовь к Родине, с рабски тупой покорностью режиму, воцарившемуся на ее территории. Эта принципиальная позиция Набокова и стала основной причиной того, что «возвращение» произведений писателя на родину затянулось на много десятилетий.
Для эстетики Набокова характерно резкое неприятие так называемой «литературы больших идей», т.е. произведений, несущих откровенно воспитательную, нравоучительную, социально-побудительную и прочую окололитературную нагрузку. Эти эстетические взгляды Набокова нашли свое воплощение в его творческой практике, которой в высшей степени свойственна ориентация на стилистическую и художественную самоценность произведений. В поэзии и прозе Набокова нет места морализаторству и политизированности, зато большое место уделяется «духу» произведения, его неповторимой атмосфере, созданию которой, среди прочего, способствует и мифопоэтическая концепция Крыма в творчестве писателя.
Результаты исследования дают основание утверждать верность выдвинутой гипотезы о том, что образ Крыма в творчестве Набокова не является простым отображением биографических моментов, это тщательно сконструированная мифопоэтическая реальность, призванная служить своеобразным связующим звеном между мифом (т.е. художественным преображением реальности) и действительностью.
Это утверждение является основным выводом исследования, который логически вытекает из нескольких промежуточных:
1. Есть все основания признать безусловную значимость крымского этапа развития Набокова для всего его последующего творчества. В Крыму окончательно оформляется и получает определенное направление поэтический талант Набокова, уже в произведениях крымского периода видны зачатки многих элементов неповторимого набоковского художественного метода, здесь же происходит закладка фундамента «крымского макромифа», функционирующего во всем творчестве писателя и объединяющего его в единое целое (произведения русского и англоязычного периода, художественные и научные тексты).
2. В эту пору в юноше, интересующемся энтомологией, просыпается настоящий ученый, труды которого (включая и статью, основанную на крымском материале) лепидоптерологи всего мира считают классикой научной мысли. В Крыму Набоков впервые пробует себя в составлении шахматных задач, что станет впоследствии его второй (после лепидоптеры) внелитературной страстью, нашедшей свое отражение и в литературных произведениях (шахматных сонетах, романе «Защита Лужина» и отчасти его дебютном англоязычном произведении романе «Подлинная жизнь Себастьяна Найта».)
3. В биографии Набокова Крым предстает местом рождения писателя В. Сирина со всем своеобразием его стиля, поэтики, тем и сюжетов. Вот почему для него самого было крайне важно, чтобы Крым и читателями воспринимался как место сакральное, уникальное, отличное от многих других, вполне профанных мест, и Набоков на протяжении всей своей творческой жизни, периодически мысленно возвращаясь в Крым и непрестанно его мифологизируя, доводил его образ до полного соответствия авторскому идеалу.
4. «Крымский макромиф» Набокова представляет собой единую трехуровневую систему, в которой каждый из уровней неотделим от остальных двух: Крым «пушкинский», наиболее ярко представленный крымской лирикой Набокова и его ранней прозой, одновременно обусловливает концепцию Крыма как «потерянного рая», проявившуюся особенно выразительно в русских романах писателя, и трактовку Крыма как места и цели «вечного возвращения», которая прослеживается как в зрелой русской, так и в англоязычной прозе Набокова.
5. В одном из своих интервью Набоков заметил: «Творческому писателю следует внимательно изучать труды своих конкурентов, в том числе и Всемогущего. Он должен обладать врожденной способностью не только перестраивать, но и воссоздавать мир» [119, III, с. 575]. И если Крым воссоздан в его произведениях не вполне фотографически, это не значит, что он не воссоздан вообще: Набоков рисует Крым в реальных формах запахи, звуки и краски полуострова переданы им с потрясающей эмоциональной точностью, воплощены, «овеществлены» словом. Но важнее то, что Крым воссоздан во внутреннем мире романных героев Набокова, в логике их поведения, а также проявлен в характере творческого мышления мастера.
6. Мифологизация Крыма в искусстве Набокова происходит по типу его «приватизации», т.е. превращения авторской волей в частное пространство (что особенно заметно в его зрелых романах и научно-исследовательских работах), а также путем «ретуширования» реального образа (ретушированный Крым, безлюдный, мирный край бабочек и любви, встает со страниц поэтических опытов Набокова). Мифологизация крымской действительности осуществляется Набоковым по определенным правилам, которым он неукоснительно следует: сохранение эмоционального накала того или иного события, впечатления, факта, «клиширование» их с целью вторичного использования, исключение Крыма из конкретного «жесткого» исторического пространства и времени. За каждым из воссозданных ощущений или образов Набоковым закрепляется строго определенный смысл, который писатель зачастую извлекает из одного произведения, чтобы сделать частью другого, практически не подвергая переделке. Этим объясняется значительная часть повторов, автоаллюзий и автоцитирований в набоковской поэзии и прозе, так или иначе касающейся Крыма. Благодаря этому, прозаический вариант Крымского текста Набокова представляет собой интертекст, а поэтический вариант предтекст этого интертекста.
7. Создавая свой Крымский текст (как лирический его вариант, так и эпический), Набоков продолжает линию Пушкина, Толстого, Чехова, Бунина и других русских писателей и поэтов, к которым он постоянно творчески апеллирует посредством явных и скрытых цитат, аллюзий и реминисценций. Поэтому произведения этих авторов должны рассматриваться как своего рода предтексты набоковского интертекста и соответственно «макромифа».
8. Вместе с тем «крымский макромиф» Набокова никак нельзя назвать частью Таврического мифа его предшественников. Мифопоэтическая модель Крыма в творчестве Набокова скорее особый виток этого мифа, получивший за прошедшее с пушкинской поры столетие новое историческое, духовное и художественное наполнение. На этом витке разработки Крымского мифа Набоков сближается с поэтами и писателями русского зарубежья, в чьем творчестве Крым осмысливается как утраченный берег скрывшейся за горизонтом России, последний «оплот» прежней жизни, потерей которого закрепляется окончательная разлука с родиной. Но одновременно Крым есть место, с которого начинается мысленное (сновидческое, поэтическое) обретение отечества. За всю свою долгую творческую жизнь Набоков неустанно усложнял и структурировал свою крымскую мифопоэтическую модель, обогащая ее все новым психологическим, биографическим, историческим и мифологическим содержанием.
9. Свои ранние стихотворения, вышедшие в Санкт-Петербурге в 1916г., Набоков никогда не публиковал в более поздних сборниках, отвергая как неудачные «пробы пера», тогда как стихотворения крымского периода множество раз переиздавались с благословения автора. Следовательно, сам Набоков признавал Крым местом, где в нем проснулся настоящий поэт. Из этого можно заключить, что крымская поэзия Набокова не только не является проходным этапом для всего его творчества в целом, но, наоборот, служит основой для дальнейшего развития многих впервые заявленных тем, сюжетных ходов, образов, стилистических приемов, элементов поэтики, а также является материалом для построения всех трех уровней «крымского макромифа» в его более поздних поэтических и прозаических произведениях.
Крымская пейзажная лирика Набокова представляет собой органичный сплав традиционного для русской поэзии (романтического, символистского или, шире, философского) пейзажа, отличающегося целомудрием и сдержанностью эпитетов, и множества элементов восточной поэтики, с ее гипертрофированно яркими, выспренно роскошными, избыточно экзотичными метафорами.
В поэзии Набокова крымского периода преобладает один из уровней «крымского макромифа» - пушкинский. Реальность Крыма в стихотворениях Набокова по-настоящему связана лишь с одним именем из русской литературы именем Пушкина, который, не переставая быть в глазах Набокова гением отечественной словесности, под пером писателя обретает качества полноценной мифологической фигуры Пана, но также и древнего пиита, жившего в «мифические времена» и благословляющего юного Набокова на творческий путь. Сам Набоков называл Пушкина «блестящим примером вечного изгнанника» и, подобно Пушкину, сравнившему себя с Овидием, который был сослан императором Августом на берега Черного моря (стихотворение «К Овидию»), сопоставлял себя с Пушкиным, трансформировав географические и исторические параллели в мифопоэтические. Возможность подобного сравнения стимулировала творческий поиск Набокова.
Особняком в ранней поэзии, посвященной крымской теме, стоит поэма Набокова «Крым» (1920), представляющая собой поэтические мемуары («необычайно компактный путеводитель-воспоминание» [105, с. 151]), посвященные времени, проведенному в Крыму. Эта поэма перекликается как с произведениями других авторов (Пушкин, Мережковский, Цветаева), так и со многими более поздними произведениями самого Набокова: текст поэмы свободно цитируется, варьируется и интерпретируется.
10. Перейдя к прозе, Набоков не перестает обращаться к крымскому опыту его жизни. Можно выделить три способа, при помощи которых автор делает Крым частью художественных произведений: беглые, краткие упоминания; подробные, пространные описания; завуалированные, подтекстуальные ссылки. Крымская тема то нарастает, то ослабевает в зависимости от творческих потребностей писателя. Так, в романе «Машенька» Крым представляет собой «увертюру» ко всем последующим романам Набокова: крымских реалий немного, упоминания о Крыме кратки и мимолетны, но всегда знаменательны. Роман же «Подвиг» крымская тема пронизывает насквозь, а в «Даре» звучит лишь в ключевые моменты жизни героя. Именно в русских рассказах и романах Набоков выстраивает второй слой «крымского макромифа» - Крым как «потерянный рай». Русская проза Набокова порой откровенно автобиографична: писатель «перепоручает» героям своих рассказов и романов переданные иногда с точностью до мелочей собственные чувства, опасения, надежды, воспоминания или биографические моменты. Многие из героев и персонажей русской прозы Набокова, следуя авторским маршрутам, становятся своеобразными проводниками читателя не только и не столько в крымское прошлое самого Набокова, сколько в глубины его творческого сознания. Крым сформировал Набокова-писателя, выстроил его художественную систему, стал источником его «вечных» тем, мотивов и образов.
11. Крым в 1917-1919гг. был уникальной частью России, где еще сохранялась «вчерашняя» жизнь, хотя и недолго. Русская Ривьера Гаспра, Ливадия, Ялта, экзотика природы полуострова, узнавание знакомых по книгам мест и «сюжетов», подлинное присутствие русской литературы все это давало неповторимый и ценный опыт будущему писателю. Воспоминание о России своего детства и Крыме своей юности Набоков пронес через всю творческую жизнь, множество раз оживляя тускнеющие в памяти образы путем вплетения их в ткань художественных произведений, и, наполняясь свежими красками, они возвращались к нему «отреставрированными», обновленными, готовыми для дальнейшего творческого использования. Крымские впечатления легли в основу миросозерцания писателя, его комплекса изгнанничества, не отпускающего ощущения личной вины и утраты, составили почву его творческой и жизненной философии.
12. Главной особенностью крымской лирики Набокова является то, что дистанция между лирическим героем и автором почти неразличима, лирическое и авторское «я» практически тождественны, поэтому упоминания о Крыме несут на себе автобиографическую нагрузку, являясь ценным документальным материалом. Минимален разрыв между героем и автором и в ранней русской прозе писателя, однако от романа к роману этот разрыв увеличивается, что отражается и на частотности упоминания крымских примет, которые все реже встречаются в тексте. В произведениях англоязычного периода герой и автор еще более дистанцируются друг от друга, в отдельных случаях представляя собой полные антиподы (романы «Лолита», «Бледный огонь», в которых нет ни одного упоминания о Крыме).
13. Нередко при создании англоязычных романов Набоков «зашифровывает» Крым на имплицитном уровне произведения, и лишь тщательное сопоставление текстов этих произведений с текстами его ранней лирики и русской прозы позволяет «раскодировать» крымскую основу того или иного из описываемых событий. Вследствие этого читатель обречен на постоянное перечитывание романов Набокова, на «вечное возвращение» к более ранним его работам так все творчество Набокова намеренно «закольцовывается» автором, образуя неразрывное художественное целое.
14. Научные работы Набокова особый тип произведений, представляющий собой неразрывный сплав литературы, с присущей ей большой долей вымысла, и науки, нацеленной на точный анализ и статистическую скрупулезность. Этот феномен с максимальной полнотой отразился как в литературоведческих лекциях и эссе, так и в энтомологических статьях Набокова. Он смело использует в них автоаллюзии и автоцитирование своих художественных произведений, вплетает в ткань научной работы факты из собственной биографии крымского периода.
Как правило, упоминания о Крыме, если они имеют место в данном виде творческих работ Набокова, всегда окрашены в ностальгические тона и несут на себе отпечаток своеобразной эксклюзивной осведомленности автора, выдают его заинтересованность в единоличном обладании некой «тайной полуострова». Особенно ярко тенденция к «присвоению» Крыма проявилась в набоковском Комментарии к переводу пушкинского романа в стихах «Евгений Онегин», где, по сути, англоязычному читателю предлагается чисто «набоковское» видение Крыма: культурно-исторические и географические реалии полуострова преломляются сквозь призму субъективных впечатлений и воспоминаний автора. Мысленно переносясь в далекий Крым первых десятилетий ХХ века, Набоков-исследователь, Набоков-писатель и Набоков-человек снова сближаются до неразличимости, и, таким образом, замыкается хронологический круг жизни и творчества. Русский и американский писатель В.В. Набоков на склоне дней возвращается в пору юности, по-прустовски осуществляя «обретение времени».
15. При воздвижении столь сложной крымской мифологической конструкции Набокову не удалось избежать определенной степени сходства и перекличек с мифопоэтическими моделями других писателей, его предшественников и современников, среди которых, в первую очередь, следует назвать имена А.С. Пушкина, А.А. Голенищева-Кутузова, Д.С. Мережковского, И.А. Бунина, М.И. Цветаевой, А.П. Чехова, Л.Н. Толстого, М.А. Волошина, а также некоторых менее известных поэтов допушкинской и пушкинской поры и первой волны русской эмиграции, что, в свою очередь, доказывает, что все эти произведения обладают большой степенью внутреннего единства, которое можно определить как «Крымский текст».
Поэтому перспективы дальнейшего изучения этой темы представляются следующими:
1). «Крымский макромиф» в произведениях Набокова может быть рассмотрен как аналог петербургского мифа, также занимающего существенное место в его поэзии и прозе.
2). Имеет перспективу исследование, направленное на рассмотрение иных мифопоэтических моделей в творчестве Набокова, например «мифа об Америке», поскольку найденные «петербургский» и «крымский» мифы, дают почву для продуктивных поисков в этом направлении.
3). Крымская мифопоэтическая модель, созданная Набоковым, может быть изучена и как вариант «крымского мифа» в ряду произведений других писателей ХIХ и ХХ века, также занимавшихся разработкой крымской темы.
4). Крымский «вектор» может быть рассмотрен как единое направление тематически различных между собой течений литературы русского зарубежья первой и второй волны эмиграции, столь богатой крымскими образами, мотивами и темами.
5). И, наконец, «крымский макромиф» можно рассмотреть как часть набоковского «мифа о России», а крымский период биографии Набокова как отправную точку для создания этого мифа в творчестве писателя.
По нашему убеждению, исследования в этих направлениях имеют перспективу и подготовлены научными достижениями украинских ученых М.А. Новиковой, И.М. Богоявленской, А.А. Галиченко, В.П. Казарина, В.А. Гусева, Н.Н. Позднякова, российских набоковедов А.М. Зверева, Н.А. Анастасьева, В.В. Ерофеева, А.М. Люксембурга, И.Н. Толстого, А.А. Долинина, В.П. Старка, Н.К. Телетовой, Б.В. Аверина, С.В. Сливинской, О.Ю. Сконечной, А.В. Леденева, Т.Н. Беловой, М.Э. Маликовой, М.Н. Виролайнен, В.В. Шадурского, А.П. Люсого, В.Е. Александрова, американских исследователей Б. Бойда, К.Р. Проффера, М.Д. Шраера, Д.Б. Джонсона, К. Бланк и других отечественных и зарубежных авторов.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1. Абашев В.В. «Люверс родилась и выросла в Перми» (место и текст в повести Бориса Пастернака) // Геопанорама русской культуры: Провинция и ее локальные тексты. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 561-591.
2. Аверин Б.В. Романы В.В. Набокова в контексте русской автобиографической прозы и поэзии: Автореф. дис. д-ра филол. наук / С. Петерб. гос. ун-т. СПб., 1999. 37 с.
3. Аверин Б.В. Дар Мнемозины: Романы Набокова в контексте русской автобиографической традиции. СПб. : Амфора, 2003. 399 с.
4. Аверин Б.В. Гений тотального воспоминания. О прозе Набокова // Звезда. Владимир Набоков. К 100-летию со дня рождения СПб., 1999. - №4. С.158-163.
5. Аверинцев С.С. Архетипы // Мифы народов мира. Энциклопедия. В: 2-х т. М.: Советская энциклопедия, 1980. Т.1. С. 110.
6. Аверинцев С.С. Вода // Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2-х т. М.: Советская энциклопедия, 1980. Т. 1. С. 240.
7. Аверинцев С.С. Рай // Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2-х т. М.: Советская энциклопедия, 1982. Т. 2. С. 363-366.
8. Аверинцев С.С., Эпштейн М.Н. Мифы // Литературный энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987. С.222-225.
9. Адамович Г.В. Сирин // Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии. М.: Новое литературное обозрение, 2000. С.195-199.
10.Александров В.Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика. СПб.: Алетейя, 1999. 320с.
11.Александров Д.А. Набоков натуралист и энтомолог // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. Т.1. С. 429-438.
12.Анастасьев Н.А. Владимир Набоков. Одинокий Король. М.: Центрполиграф, 2002. 525 с.
13.Астрахан Н.И. Мифологизм лирики Владимира Набокова. Житомир: «М.А.К.» Лтд, 1998. 20 с.
14.Белова Т.Н. Постмодернистские тенденции в творчестве В.В. Набокова // Набоковский вестник. Вып.1. СПб.: Дорн, 1998. С.44-53.
15.Бессонова А.С., Викторович В.А. Набоков интерпретатор Евгения Онегина” // А.С. Пушкин и В.В. Набоков. Сборник докладов международной конференции. СПб.: Дорн, 1999 С.279-289.
16.Биологический энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1989. 864с.
17.Богоявленская И.М. Пушкинские мотивы в крымских стихах Владимира Набокова // А.С. Пушкин и античность: II Крымские Междунар. Пушкинские Чтения: Материалы. В 2 ч. Ч.2. Симферополь, 1993. С. 12-14.
18.Богоявленская И.М. Владимир Набоков. С Пушкиным в Крыму. // Крымский Архив, 1999. - №4. С.210-214.
19.Богоявленская И.М. Набоков и постмодернизм // Крымский Набоковский научный сборник. Симферополь: Крымский Архив, 2001. Вып. 1-2. С.79-85.
20.Богоявленская И.М. Пушкин и Крым в литературе первой волны русской эмиграции // Вопр. рус. лит. Симферополь, Крымский Архив, 2003. - № 9(66). С. 30-36.
21.Берберова Н.Н. Курсив мой: Автобиография. М.: Согласие, 1996. 736 с.
22.Билык М.П. Тема вечности в крымских произведениях И.А. Бунина // Вопр. рус. лит. Симферополь, Крымский Архив, 2003. - № 9(66). С. 17-29.
23.Билык М.П., Яблоновская Н.В. И.А. Бунин и Крым. Симферополь, 2003. 94 с.
24.Бланк К. Петербург, Крым и миф вечного возвращения // А.С. Пушкин и В.В. Набоков. Сборник докладов международной конференции. СПб.: Дорн, 1999 С.139-145.
25.Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы: Биография. М.: Независимая Газета; СПб.: Симпозиум, 2001. 695 с.
26.Бойд Б. Владимир Набоков: американские годы: Биография. М.: Независимая Газета; СПб.: Симпозиум, 2004. 928 с.
27.Богданович А.В. Три последних самодержца. Дневник. М.: Новости, 1990. С. 336-337.
28.Брагина Т., Васильева Н. Гаспра. В.В. Набоков // Путешествия по дворянским имениям ЮБК. Симферополь, 2001. С. 21-24.
29.Булгаков С.Н. На пиру богов // Наше наследие, 1991. - № 1. С.77-97.
30.Бунин И.А. Собр. соч. В 4 томах. М.: Правда, 1988.
31.Бунин И.А. Стихотворения. М.: Мол. гвардия, 1990. 222 с.- (ХХ век: поэт и время).
32.Бунина С.Н. Поэты маргинального сознания в русской литературе начала ХХ века (М. Волошин, Е. Гуро, Е. Кузьмина-Караваева): Монография. М.: Изд-во РУДН, 2005. 439 с.
33.Бунина С.Н. Пушкин глазами Марины Цветаевой: 1930-е годы // Пушкин и Крым: IX Крымские Международные Пушкинские Чтения: Материалы. Кн.1. Симферополь: Крымский Архив, 2000.- С. 162-167.
34.Бушляева В.В. Максимилиан Волошин и Владимир Набоков. Ялта. 1918 // IX Международные Волошиские Чтения (Коктебель. 1998): Материалы. Симферополь: Крымский Архив, 1999. С.38-40.
35.Введение в литературоведение: Учеб. пособие. М.: Высш. шк., 2004. 680 с.
36.В поисках утраченного единства: Материалы Памятных дней, посвященных 85-летия окончания Гражданской войны в России (1917-1920). Симферополь: Крымский Архив, 2005. 56 с.
37. «Вдруг Пушкин встал со мною рядом»: Крым Владимира Набокова / Сост., авт. вступ. статьи И.И. Петрова. СПб., 2003. 72 с. (Крым в зеркале рос. словесности; Вып. 9)
38.Вейман Р. История литературы и мифология. М.: Прогресс, 1975. 344с.
39.Виленский Ю.Г., Навроцкий В.В., Шалюгин Г.А. Михаил Булгаков и Крым. Симферополь: Таврия, 1995. 144 с.
40.Виролайнен М.Н. Мимикрия речи («Евгений Онегин» и «Ада») // А.С. Пушкин и В.В. Набоков. Сборник докладов международной конференции. СПб.: Дорн, 1999. С. 290-296.
41.Виролайнен М.Н. Англоязычие Набокова как инобытие русской словесности // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. Т.2. С.261-269.
42.Водовозова М.В. Благословенный Олеиз. Воспоминания. // Крымский Набоковский научный сборник. Симферополь: Крымский Архив, 2004. Вып. 4. С. 3-12.
43.Волошин М. Культура, искусство, памятники Крыма // Коктебельские берега: Стихи, рисунки, акварели, статьи. Симферополь: Таврия, 1990. 248 с. (Дом Поэта).
44.Воронина О.Ю. Категория «художественная реальность» в поэтике романов В.В. Набокова. Автореферат дис. к.ф.н. СПб, 2002. 29 с.
45.Галичено А.А. В.В. Набоков в имении Голицына-Паниной «Гаспра» // Крымский Набоковский научный сборник. Симферополь: Крымский Архив, 2001. Вып. 1-2. С.62-79.
46.Галиченко А.А. Гаспра // Дворянские гнезда России. История, культура, архитектура. Очерки. М.: Жираф, 2000. С. 299-309.
47.Галиченко А.А. Алмазные огни Ялты // Крымский Набоковский научный сборник. Симферополь: Крымский Архив, 2004. Вып. 4. С. 12-23.
48.Геопанорама русской культуры: Провинция и ее локальные тексты. М.: Языки славянской культуры, 2004. 672 с.
49.Григорьев А.Л. Мифы в поэзии и прозе русских символистов // Литература и мифология: Сборник научных трудов. Л.: ЛГПИ им. А.И. Герцена, 1975. С. 56-78.
50.Гусев В.А., Гусева Е.А. Романтическое путешествие в Крым // Пилигримы Крыма Осень’98: Ш Междунар. научная конференция. Материалы. Симферополь, Крымский Архив, 1999. С.55-60.
51.Гусев В.А. Пушкинский миф: станровление, развитие, исторические трансформации // Крымский пушкинский научный сборник. Литература и русская глубинка. Вып. 5 (14) Симферополь, Крымский Архив, 2005. С. 95-102.
52.Джонсон Д.Б. Владимир Набоков и Руперт Брук // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. Т.2. С. 449-470. (Русский путь).
53.Долинин А.А. Истинная жизнь писателя Сирина // Набоков В.В. Русский период. Собрание сочинений в 5 т. СПб.: Симпозиум, 1999. Т. 1. С. 9-25.