АРХИТЕКТОНИКА РОМАННОГО ГЕРОЯ: “ОТЦЫ И ДЕТИ” И. С. ТУРГЕНЕВА

Короткий опис

ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Гапеева Инна Викторовна

УДК 821. 161. 1

АРХИТЕКТОНИКА РОМАННОГО ГЕРОЯ: ОТЦЫ И ДЕТИ” И.С. ТУРГЕНЕВА

10. 01. 02 — русская литература

Диссертация на соискание научной степени
кандидата филологических наук

Научный руководитель -
Фёдоров Владимир Викторович,
доктор филолгических наук,
профессор

Донецк — 2007

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение3
Раздел 1. Трагическое и романное.16
Выводы к первому разделу....42
Раздел2.Герой:соотношениелитературногои эстетического...44
2.1."Отцы и дети" — любовный роман.................44
2.2.Романвромане:любовьПавлаКирсановаикнягиниР. 63
Выводы ко второму разделу..90
Раздел 3. Базаров — трагический герой......93
3.1. Базаров и Павел Петрович..................................93
3.2. Базаров и Одинцова...128
Выводы к третьему разделу.....148
Заключение..151
Список использованной литературы.157

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования. "Отцы и дети" — самое совершенное произведение И.С.Тургенева. Поэтому жаловаться на отсутствие научной и критической литературы не приходится. Однако она несколько односторонне ориентирована, хотя в последние полтора-два десятилетия положение постепенно начинает выправляться. И все-таки социологический аспект остается доминирующим. На это, разумеется, есть свои и весьма веские причины.
Во-первых, И.С.Тургенев поставил перед собой цель уяснить са­мому себе и другим "то едва народившееся, еще бродившее начало", которое поразило его в личности "молодого провинциального врача” [XI, 86][1], и которое затем получило название нигилизма.
И.С.Тургенев, согласно своему собственному ощущению, отобразил в Базарове некий общественно-социальный сдвиг, произошедший в рус­ском обществе на границе 50-х и 60-х г. Свой роман автор рас­сматривал как инструмент "уловления" и постижения своеобразия об­щественного процесса, следовательно, то, что было предметом отра­жения, И.С.Тургенев рассматривал как основное, главнейшее, суще­ствующее, совершающееся само по себе, по своим собственным (социальным) законам, а свой роман — только как средство (поэтического в данном случае) его отражения (введения в светлое поле созна­ния).
Во-вторых, критический отклик на это произведение был сугубо социологизированным. С одной стороны, это объяснялось значитель­ным удельным весом "демократической" журналистики, разделявшей идею "реальной критики" Н.А.Добролюбова, но и авторскую установку, с другой стороны, уже нельзя сбрасывать со счетов.
В-третьих, под воздействием той же демократической критики художественность рассматривалась как изящество формы, как её совер­шенство (степень совершенства), как искусность, мастерство. Даже сам И.С.Тургенев, принципиальный сторонник "чистого искусства", допускал, что в некоторых ситуациях формальное совершенство явля­ется второстепенным моментом. Так, в рецензии на перевод-пересказ Вронченко "Фауста" Гете Тургенев пишет, что "мы стали похожи на людей, которые при виде прекрасной картины, изображающей нищего, не могут любоваться "художественностью воспроизведения", но печально тревожатся мыслью о возможности нищих в наше время" [I, 219]. Отсюда недалеко уже и до "побрякушек", которые, конечно, совершенно излишни, когда речь идет о насущном.
Наконец, в-четвертых, тесно связанное, впрочем, предыдущим тезисом, авторитетным оставалось представление о поэте-трибуне, поэте-пророке, проповеднике, в котором ценилась прежде всего суть, тенденция, истина, открываемая людям, а не изящество формы. В письме к автору "Отцов и детей" П.В.Анненков говорит: "Отцы и дети" действительно нашумели так, как даже я и не ожидал. Вы мо­жете радоваться всему, что об них говорят. Писателем-романистом быть хорошо, но кинуть в публику нечто вроде нравственного мас­штаба, на который все себя примеривают, ругаясь на градусы, пока­зываемые масштабом, и равно злясь, когда градус мал и когда ве­лик, — это значит добраться, через роман, до публичной пропове­ди. А это, я полагаю, — последнее и высшее звено всякого творчества" [3, 268]. Так "полагал", конечно, не один П.В.Анненков, многие разделяли эту мысль.
Но, однако, не все. Так, Н.Н.Страхов, с явным неодобрением в своей статье о романе пишет, что "требование урока и поучения как нельзя яснее обнаружилось у нас при появлении нового романа Тур­генева. К нему вдруг приступили с лихорадочными и настоятельными вопросами: кого он хвалит, кого осуждает, кто у него образец для подражания, кто предмет презрения и негодования, какой это роман прогрессивный или ретроградный?" [114,275].
К сказанному следует также добавить, что наука о литературе была у нас чрезмерно социологизирована, и это, безусловно, отрица­тельно повлияло на сам подход ученого к произведению как предмету исследования. Социальная оценка не только предшествует анализу, но иногда и просто подменяет его. "Отцы и дети" не только не ста­ли исключением из этого правила, но, можно сказать, оказались его реализацией в наиболее зрелой, "классической" форме.
В 1962—1963 г.г. в советском литературоведении произошло собы­тие, не оставившее никакого существенного следа в "тургеневедении", — полемика, приуроченная к столетию первой публикации зна­менитого романа. "Весь спор, — как позднее писал Ю.В.Манн, — при­обрел ... юридический уклон. "Виновен!" — говорила одна сторона о создателе "Отцов и детей". Другая возражала: "Невиновен". Или же: "Виновен, но заслуживает снисхождения" [75, 98].
Главным пунктом полемики стал Базаров, а в Базарове — его по­литическая позиция и мировоззрение. "Обвинение" утверждало, что под влиянием своих либеральных взглядов Тургенев умышленно иска­зил образ нового человека и тем непростительно оклеветал револю­ционных демократов. "Защита" выдвигала на первый план позитивные моменты личности Базарова и отмечала, что либерализм Тургенева лишь добавил к ней нежелательные примеси (вроде базаровского пес­симизма), но не смог до конца заслонить ее здорового начала. Обе стороны, таким образом, сходны в том, что хорошо знают, каким Ба­заров должен был быть, но не стал, и, исходя из этого, признают в литературном Базарове ряд искажений. Несходство же противополож­ных сторон состоит в определении объема искажений, далее — в споре о том, что брать за основу (искажения или здоровое начало), и в вытекающей отсюда общей квалификации образа. Различие, по об­стоятельствам полемики, не малое, однако же и не очень боль­шое".
В охарактеризованной Ю.В. Манном ситуации мы узнаем слегка из­мененный образ, к которому прибег Д.И.Писарев в статье "Базаров". Заметив, что старик и юноша никогда не сходятся между собой во мнениях, он продолжает: "Но если вы подойдете к зеркалу, которое, отражая предметы, изменяет немного их цвета, то вы узнаете свою физиономию, несмотря на погрешности зеркала" [93, 230]. Отсюда со всей очевидностью следует, что главная ценность — не в зеркале, а в том, что перед ним. Роман И.С.Тургенева интересен ровно настолько, насколько верно, глубоко, разносторонне отобразил он в своем произведении "молодое поколение деятелей".
"Зеркало" интересовало, конечно, ученых, однако именно с той стороны, с какой от него можно было ожидать погрешностей в отражении, например, либерализма автора "Отцов и детей".
Несколько развивая сравнение полемики начала 60-х г. нынешнего века об "Отцах и детях" с юридическим разбирательством, Ю.В.Манн требует от него "презумпции невиновности", то есть, если обратиться к научному анализу произведения, это означает, что "необходимо допущение известной суверенности художественно­го образа. Суверенности в том смысле, что за этим образом признается право на свою, определенную логику, к которой нельзя подходить с заранее сформулированными требованиями. Преж­де чем говорить, чего ему "не хватает", не лучше ли снова и снова подумать над тем, что в нем все-таки есть, каков он?" [75, 98].
Разумеется, ученый не оригинален в своем требовании. В уже ци­тированной нами статье Н.Н. Страхова содержится аналогичное требо­вание: "Базаров, во всяком случае, есть лицо созданное, а не только воспроизведенное, предугаданное, а не только разоблачен­ное. Так это должно быть по самой задаче, которая возбуждала творчество художника" [114, 276]. Следовательно, Базарова и следует анализировать как "создание", а не как "отражение". Критик и ста­вит перед собой такую задачу, то есть считает, что, в отличие от М.А. Антоновича и Д.И. Писарева, оценивающих Базарова как "отраже­ние" (только первый считает это изображение карикатурным, а вто­рой, в основном, правильным), он анализирует Базарова как поэти­ческое создание. Как он понимает свою задачу, в чем видит "созданность" героя?
Н.Н. Страхов полагает, что как художник И.С. Тургенев сделал свое дело, когда он "взял известный взгляд на вещи, имевший при­тязания на господство, на первенство в нашем умственном движении; последовательно и стройно развил этот взгляд до его крайних вы­водов и — так как дело художника не мысль, а жизнь, — он воплотил его в живые формы. Он дал плоть и кровь тому, что явно уже суще­ствовало в виде мысли и убеждения. Он придал наружное проявление тому, что уже существовало как внутреннее основание" [114, 278].
Пафос этого утверждения состоит в признании известной проница­тельности художника, признании действительного существования того, что называется "художественным чутьем", позволявшим писателю "отражать" то, что еще не существует как историческая реальность. Конкретное содержание статьи подтверждает, что И.С. Тургенев пони­мает Базаровых не только настолько же, насколько демократы сами себя понимают, но "гораздо лучше" них.
Это, разумеется, важная особенность "образного отражения дей­ствительности", однако и она не решает вопроса: почему нам инте­ресен Базаров (и весь роман о нем), хотя после разночинцев обще­ственная история России знала множество поколений деятелей, каж­дое из которых оставило свой, порой весьма заметный след; однако совершенно очевидно, что не своими социальными убеждениями, не отличающимися к тому же особой привлекательностью, притягивает нас образ Базарова, но чем-то таким, что не утрачивает своей ак­туальности в любое время — по той простой причине, что это "свой­ство" Базарова и есть его поэтичность.
Выполняя свою программу исследования Базарова как "суверенного художественного образа", Ю.В. Манн обращается к литературной тра­диции, возникшей "задолго до Тургенева", а именно "противопостав­ление двух типов людей по признаку отношения к действительности. С одной стороны, человек реалистического склада, чуждый само­обольщения и иллюзий. С другой — идеалист и энтузиаст" [75, 106].
Базаров, по мнению исследователя, относится к тем людям, кото­рым тесно в наличной действительности, они не удовлетворяются тем, чем обладают "здесь и теперь", "своей" для них является вся сфера бытия: целое мира, вселенная. В Базарове, однако, происхо­дит перелом: если герой указанного типа ранее воспринимал целое мира как нечто родственное себе, то для Базарова оно в лучшем случае равнодушно к человеку, в худшем — враждебно. Человеку при­ходится полагаться лишь на самого себя. "С одной стороны, преодо­ление универсальности необычайно развязало волю человека, его творческую жизнеспособность. Но с другой — оно наполнило его но­выми, неведомыми ему сомнениями. Каков реальный объем человече­ской свободы? Что регулирует отношения людей друг к другу в но­вом, распавшемся мире? Какова степень общности понятий о мире, долженствующих заменить универсальность гегелевского типа? Эти и другие вопросы со всей силой будут поставлены Достоевским и дру­гими писателями. В "Отцах и детях" схвачен самый момент перелома. Казалось бы, освобождение от высшей предопределенности облегчает положение человека. Увы, человек требовательнее бога. На измене­ние ситуации Базаров ответил — и в этом его главное отличие —бесконечной, прогрессирующей требовательностью" [75, 115].
Согласимся, что типология, предлагаемая исследователем, имеет под собой основание. Указанное различие действительно характери­зует героев русской литературы. Однако является ли критерий тако­го различия поэтическим? Ю.В. Манн приводит слова Ф. Буслаева: "Консерватизм или либерализм не создает картины или повести, точно так же, как в старину недостаточно было одного благочестия, чтобы написать икону" [75, 105]. Сочувствия к людям с "великим, сердцем" мало для того, чтобы создать роман, главным героем которого был бы такой человек. Любопытно, что в ряду героев, пред­шествующих Базарову, присутствуют Бельтов (и его антагонист —доктор Крупов), персонаж произведения, которому по праву принад­лежит большая идеологическая роль, но в поэтическом отношении несостоятельному. Это доказывает, что оба типа людей могут быть героями как художественного, так и беллетристического произведе­ния .
Двадцатью годами ранее публикации "Отцов и детей" в 1842 г., вышла поэма Н.В.Гоголя "Мертвые души" и произошла полемика меж­ду К.С.Аксаковым и В.Г.Белинским. Главным предметом полемики был жанр "Мертвых душ". Свою брошюру К.С.Аксаков начинает фразой: "Мы нисколько не берем на себя важного труда отдать отчет в этом новом великом произведении Гоголя, уже ставшего высоко предыдущи­ми созданиями; мы считаем нужным сказать несколько слов, чтобы указать на точку зрения, с какой, нам кажется, надобно смотреть на его поэму" [1, 141]. Автор, следовательно, считал возможным, что "Мертвые души" могут быть прочитаны с такой точки зрения, с какой ее читать "не надобно". Такая возможность действительно была, и ее предвидел сам Н.В.Гоголь, сопротивлявшийся по мере сил тре­бованиям цензуры назвать свою поэму "Похождения Чичикова, или Мертвые души", что превращало ее в авантюрный роман. К.С. Аксаков пытался доказать, что Н.В. Гоголь написал действительно поэму, аналогом которой могут служить гомеровские поэмы (а вовсе не по­эма как лиро-эпический жанр, как до сих пор иногда считается): "Пред нами возникает новый характер создания, является оправдание целой сферы поэзии, сферы, давно унижаемой: древний эпос восстает перед нами" [1,141]. "Новый характер создания" требует (предполагает) и нового характера восприятия. Учитывая репутацию Гоголя-сатирика (или, точнее, юмориста), можно было ожидать "неадекватного" восприятия, подкрепляемого к тому же дезориентирующим на­званием, "указание" было как нельзя кстати.
В.Г.Белинский оспорил (точнее, высмеял) точку зрения К.С.Аксакова, доказывая, что "Мертвые души" — роман, а роман, согласно его концепции,— это "эпопея нового времени". Как бы то ни было, спор шел об адекватном восприятии текста; жанр — не только способ изображения жизни, но и способ восприятия изображения. Оба полемизирующих были согласны в одном: точка зрения, с которой "надобно было смотреть" на поэму, обладала жанровой характеристикой.
Хотя в полемике вокруг "Отцов и детей" вопрос о жанре не воз­никал, это не свидетельствует о полной ясности данной стороны нового произведения И.С. Тургенева. Даже Н.Н. Страхов, который единственный из спорящих сказал о "созданности" Базарова, никак не связал это с проблемой жанра. Несколько отвлеченно рассуждая, можно, конечно, например, предположить, что различие между "романным" и "драматическим" героями очевидно. Это, конечно, так, но все же "романность" Базарова должна была если не осознаться как проблема, то хотя бы невольно "означить" свое присутствие в какой-то форме. Однако таких следов нет даже в статье Н.Н.Страхова, наиболее "профессионально" ориентированной (наименее публицистической).
Мы не можем, разумеется, предъявлять критике завышенных требований и не ожидаем от нее собственно литературоведческого подхода к произведению. Материала же к размышлению о жанровом своеобразии "Отцов и детей" критические разборы дают в изобилии и мы не раз обратимся к нему. Что касается собственно литературоведения, то, к сожалению, теория и история литературы не "объединили" и свои усилия, чтобы разгадать, в чем состоит "тайная современность" (М.М.Пришвин) "Отцов и детей".
Из сказанного очевидна актуальность исследования. "Отцы и де­ти" традиционно интерпретируются как отражение полемики между либералами и демократами, отчасти даже являющимися крупным событием этой полемики, разгоревшейся с новой силой как раз в связи с появлением романа. Любовь Базарова к Одинцовой трактуется в указанной перспективе как побочный, хотя и очень важный, эпизод. Главное же, поведение Базарова в отношении Одинцовой характеризуется как отречение от тех благородных целей, которые вдохновляли реальных демократов. Издавна известное определение Базарова как лица трагического связывается с его социальным статусом и поведением. Определение Базарова как трагической фигуры мы знаем со слов И.С.Тургенева. Писатель ссылается на Достоевского, якобы угадавшего его замысел. Однако трагичность Базарова сам Тургенев связывал с преждевременностью его появления на исторической арене и именно поэтому обреченного на погибель. Это, с одной стороны, фактически неверно, так как время революционных демократов уже наступило. С другой же, необходимым следствием гибели трагического героя должно быть изменение состояния мира, переход от недолжного к должному. В романе это изменение действительно происходит, но ни в какой связи с социальными конфликтами оно явно не состоит. Поскольку социальная причина не признается достаточной для формирования и разрешения трагического конфликта, вопрос, таким образом, остается открытым. Хотя почти полуторастолетняя история изучения "Отцов и детей" не обошла вниманием и эту проблему, она лишь слегка задевала внимание ученых. Между тем проблема представляется важной и заслуживающей специального исследования.
Следует отметить, что в последнее время исследовательские акценты в изучении романа претерпели существенные подвижки. Социологические и даже социокультурные обобщения, а, тем более, перепевы классических трактовок уступили место более или менее успешным общеэстетическим и собственно теоретико-литературным исследованиям. Заметным явлением стала монография С.М. Аюпова "Поэтика и стиль романа И.С.Тургенева "Отцы и дети"" [10]. Данная работа примечательна множеством острых наблюдений, порой и экзотического свойства, опирающимися на этимологические и даже — нумерологические сведения. Во всяком случае, любая попытка обозначения иного, чем утвердившийся, фона прочтения одного из известнейших романов русской литературы заслуживает, с нашей точки зрения, поддержки и широкого обсуждения.
Одним из самых перспективных направлений в переосмыслении романа является прояснение онтологического трагизма романного конфликта. Правда, пока это направление реализуется лишь в масштабах статей, посвященных, как правило, расширению интертекстуального пространства интерпретации "Отцов и детей" [2; 37; 87; 88; 94; 129]. В то же время, усиливается внимание к внутренним, так сказать, ресурсам, романа, остававшимся до сих пор практически нетронутыми. Однако, приходится отметить, что философская доминанта соответствующих исследований тяготеет, все же, более к размышлению "по мотивам", нежели к постижению имманентной философии романа, коль скоро о таковой можно говорить [22; 70; 80; 109; 112; 119; 120].
Если же говорить об органическом расширении нашего участия в шедевре Тургенева, то наиболее интересным и перспективным в этом смысле движением стал внятно оформившийся интерес к протагонистам-антагонистам романа: Павлу Петровичу и Базарову [86; 94; 95]. (Говоря об органичности, мы имеем в виду то достаточно редкое обстоятельство в "жизни классики", когда осмысление хрестоматийного произведения осуществляется не за счет новомодных переоценок ценностей, а в надежном и, в то же время, не вполне, так сказать, обжитом русле устоявшегося отношения к "тексту".) Мы приведем здесь лишь одну цитату из интересной статьи Е.Ю.Полтавец, дающую отчетливое представление об особенностях современного прочтения романа И.С.Тургенева: Среди небольших лесов” и кустарников” Базаров одинок, и единственный родственный ему "лес" — это его противник по дуэли Павел Петрович (так сон Базарова открывает и глубокое внутреннее родство этих героев). Трагический разрыв героя-максималиста с массой, природой, наконец, с родиной подчеркнут этим мотивом леса, который "сводить" будут, который "тут есть", но "не нужен" России" [94, 39].
Как представляется, усиливающийся интерес к фундаментальной трагичности романа Тургенева заслуживает более основательного осмысления в собственно литературоведческом аспекте. Несомненно, с нашей точки зрения, что такая работа востребована пока только зачинающейся, если говорить серьезно, девульгаризацией, десоциологизацией истории "святой" (Т.Манн) русской литературы.
Связь работы с научными программами, планами, темами.
Направление исследования связано с фундаментальной научной темой кафедры русской литературы Донецкого национального университета «Русская литература и современность» - Г-96/13, утвержденной Министерством науки и образования Украины.
Целью настоящего исследования стал анализ эстетического конфликта "Отцов и детей" как художественного целого и условий его разрешения. Этим обусловливаются и частные задачи диссертационной работы. Такими задачами мы считаем:
1) прояснение проблемы связи эстетического и литературного,
2)определение соотношения жизненного и эстетического (трагического) конфликтов,
3) проблему причастности жизненно (фабульно) определенного героя к поэтическому бытию автора, осуществляемому поэтическими законами.
4) исследование контекста появления трагического героя в эпическом произведении,
5)определение причин разрешения трагического конфликта эпическими (романными) средствами.
Предмет исследования — категория трагического в контексте развития романной поэтики И. С. Тургенева.
Объект исследования роман И. С. Тургенева «Отцы и дети».
Методы исследования. В работе автор ориентировался на методологию, разработанную в общем виде М. М. Бахтиным и существенно развитую В. В. Фёдоровым. В первом приближении эту методологию можно обозначить как онтологическую поэтику, хотя такой термин пока еще не «прижился» в современном литературоведческом дискурсе. В конкретном анализе автор работы использовал методики целостного и сравнительного анализа.
Научная новизна работы определятся прежде всего попыткой автора проанализировать (исследовать) не "отражение" жизни в поэтическом "зеркале" и не само это зеркало и его отражающие свойства, а событие поэтического бытия автора, своеобразие возникновения, развития и разрешения его конфликта. Герой рассматривается как в его жизненной определенности, так и в его причастности поэтическому бытию автора; как превращенную форму бытия автора, но и как непосредственно жизненную форму существования героя, находящиеся в трагическом конфликте. Жизненный (социальный) конфликт исследуется как превращенная форма поэтического конфликта бытия Тургенева-автора.
Тоеретическое значение исследования состоит в том, что оно дает опыт эстетического анализа, который позволяет внести существенные коррективы как в трактовку главного героя, так и в трактовку героев второго плана.
Практическая значимость проведенного исследования состоит в том, что оно представляет собой опыт эстетического анализа, позволившего внести существенный корректив как в трактовку главного героя, так и в трактовку героев второго плана. Этот опыт может быть использован в историко-литературном курсе, посвященном русской литературе второй половины XIX в., а также теоретических курсах, особенно в связи с проблемой соотношения философской эстетики со специальными эстетиками (в частности поэтикой).
Апробация результатов исследования. Основные положения обсуждались на научных семинарах кафедри русской литературы ДоННУ, а также на 3 международных научноо-практических конференциях: «Література в контексті культури» (Днепропетровск 2003), «Наука і освіта 2004» (Днепропетровск 2004), «Східнослов’янська філологія: від Нестора до сьогодення» (Горлівка 2006); 1 межрегиональной научной конференции в Горловке: «Дослідження молодих науковців в галузі гуманітарних наук» (Горлівка 2005).
По теме исследования опубликовано четыре статьи в изданиях, включенных в реестр ВАК Украины.
Структура исследования. Диссертация состоит из введения, трех разделов, заключения и списка использованной литературы. Общий объем работы — 168 страницы; список литературы включает 145 позиций.

[1] Статьи и произведения И. С. Тургенва цит. по: Тургенев И. С. ПСС в 30 т. В скобках римской цифой указывается том, арабской - страница

Список літератури

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мнение о Базарове как трагическом герое давно бытует в работах, посвященных роману "Отцы и дети". Однако это мнение не было подтверждено аргументацией, необходимой для признания за ним научного статуса, степени. Для того, чтобы оно перешло из мнений в научную истину, нужно было провести специальное исследование. Такое исследование мы и предпринимаем. "Трагическое" — эстетическая категория, и первой задачей исследования было уточнение отношения между "эстетическим" и "литературным" в широком диапазоне понимания этого термина, с включением в это понятие необходимой совокупности компонентов: жанра, героя, конфликта, пространственно-временных характеристик и т.п. Развивая идеи М.М.Бахтина о соотношении эстетического и литературного, мы пришли к выводу, что теоретически допустимой является мысль о неединственности жанра "трагедии" как формы, воплощающей, реализующей трагическое содержание. Выдвинув гипотезу, что жанр романа в принципе способен реализовать трагический замысел, мы попытались доказать эту гипотезу на материале романа И.С.Тургенева "Отцы и дети".
Теоретической опорой в данном случае для нас было понимание художественного конфликта, предложенное В.В.Федоровым. По мне­нию этого ученого, конфликтным — в эстетическом значении этого термина — является бытие автора, осуществляемое поэтическими законами. Поскольку конфликтность бытия автора является оформленной, она соответствующим образом организует сферу поэтического бытия автора. Архитектоническим признаком этой сферы является оформление жизненно-прозаической (фабульной) действительности как самостоятельной онтологической области с соответствующим типом существования. Таким образом, мы фиксируем некоторую совокупность противопоставлений (оппозиций): герой — автор, фабульная действительность — поэтический мир, жизнь — эстетическое бытие. Поскольку, однако, ни "автор", ни "поэтический мир", ни эстетическое бытие" не являются суверенными величинами, они не могут "противостать" герою, фабульной действительности, жизни как величины, противоположность которых локализована: они именно "против" этих величин. Герой, фабульная действительность, жизнь есть превращенные формы "автора", "поэтического мира", "эстетического бытия". Своеобразие эстетического конфликта заключается в том, что превращенная форма "противостоит" прямой, истинной. Фабульный персонаж, не будучи никому и ничему "противопоставлен", есть, как мы знаем, превращенная форма автора, вследствие этого является "конфликтным", есть не только следствие или результат конфликта, но и "носитель" конфликта, его воплощение.
Трагичность конфликта объясняется тем, что его разрешение возможно только в том случае, если содержанием бытия фабульного героя станет ценность, осуществляемая поэтическими законами. Такой ценностью, характерной для русской литературы в целом, является любовь. В этом случае форма и содержание бытия героя приходят в противоречие: форма, осуществляя героя как жизненно определенное лицо, не может осуществить содержание его бытия, поскольку оно является сверхжизненным. Чтобы это содержание осуществилось, нужно качественное изменение формы бытия героя. Бытием, способным осуществить любовь как высшую человеческую ценность, является бытие Тургенева-автора. Однако оно, как мы знаем, осуществляется в превращенной форме, и этой формой является Базаров. Удерживая любовь как истинное содержание человеческого бытия, Базаров совершает акт "обратного превращения", и таким образом Тургенев-автор восстанавливает истинную (поэтическую) форму бытия. Однако это событие включает как необходимое условие смерть героя: он не восполняет свое жизненное существование сверхжизненными "компонентами", но преодолевает жизнь как неадекватную для него форму бытия. Чтобы стать сверхжизненным существом, нужно "завершить" жизнь, то есть умереть. Смерть — необходимое условие перехода от жизненно-прозаической формы существования к эстетической форме бытия. Смерть признается трагической необходимостью, а герой — трагическим лицом.
Базаров — герой романа и, следовательно, эпическое лицо. Это значит, что как фабульный герой он изображен не драматически, а эпически, "рассказом". Роман — "большой жанр", он захватывает в свои формы большую массу жизни, и это не позволяет ему изображать события, развивающиеся стремительно, динамично: тем более, характерным свойством романа является наличие нескольких сюжетных линий, переплетающихся между собой, и это также не способствует изображению энергично развивающихся событий, что, напротив, характерно для драматических произведений. Однако именно эти особенности романного жанра позволили И.С.Тургеневу изобразить тра­гическое событие как масштабное: это не локальное "происшествие", но такое событие, в которое оказывается вовлеченной жизнь во мно­гих своих проявлениях.
Основным событием, изображаемым и отчасти осуществляемым ро­маном, является событие любви. Любовь как человеческая ценность претерпевает в романе существенную эволюцию. Мы различаем три ти­па любви, изображенных в романе. Это любовь жизненно-прозаическая, или родовая. Ее представляют Николай Петрович и Аркадий. Целью ее является продолжение рода, продолжение жизни. Это любовь "домашняя", она начинается и продолжается в домашних условиях: дом — то место, та сфера, которая, с одной стороны, любовью формируется, а с другой — ее осуществляет.
Вторым типом любви является любовь идеальная, отвлеченно человеческая. Это любовь "избирательная", предметом любви является не "женщина" как продолжательница рода, как рождающее новую жизнь существо, но именно эта, предпочтенная всем прочим, женщина, женщина как определенная личность. Этот тип любви, в противоположность первому, любовь "бездомная", чуждая всему обжитому, уютному, домашнему. Главным, определяющим признаком этой любви является ее внежизненность. Представителем этого типа любви является Павел Петрович с его любовью к княгине Р. Умерев, эта героиня встала в правильное отношение к тому типу любви, которую она внушала. Благодаря тому, что Павел Петрович оказывается "предметом" внежизненного типа любви Р., устанавливается отрицательное состояние мира. Княгиня Р. как субъект любовного бытия, осуществляется "поэтически", то есть ее бытие совершается в формах, типологически сходных с бытием Тургенева-автора. Однако именно вследствие того, что ее любовь — собственно человеческая, поэтические законы производят такие закономерности, какие осуществляют собственно человеческое (отвлеченно человеческое) существование. Внутренний (эстетический) конфликт Тургенева-автора конкретизируется как противостояние жизненного и внежизненного начал в человеке. Внежизненное, будучи локализовано в жизненном контексте, определяется в нем как отрицательная величина, "парализующая" жизнь. "Моложавость" Павла Петровича — следствие не избытка жизни, а именно внежизненности, вследствие его изъятия из времени. Жизнь в Марьино застывает: главное событие этой жизни — любовь Николая Петровича и Фенечки — не может нормально ("законно") завершиться, оно "застывает" на последней стадии.
Базаров как герой романа является "отрицателем" именно этого "отрицательного" состояния жизни. Его социальный "нигилизм" есть следствие и конкретное проявление его тотально отрицательной позиции в отрицательном мире. Будучи крайним представителем требований, выдвигаемых жизнью в самой элементарной форме ее проявления (главное — "ощущение"), он, не утрачивая этой позиции, постепенно, через целый ряд событий (дуэль с Павлом Петровичем, любовь к Одинцовой), оказывается более радикальным, чем Павел Петрович, в идеальном, то есть отвлеченно человеческом, внежизненном, плане . Его любовь к Анне Сергеевне парадоксальным образом оказывается и "физиологической" и "идеальной" одновременно, причем, гармонический союз между этими типами любви оказывается заранее исключенным. Их взаимная антагонистичность является внутренней причиной смерти Базарова как фабульного — жизненно-прозаического — персонажа.
Базаров, таким образом, оказывается таким субъектом бытия, которое с наивысшей силой и принципиальностью оформляет те стремления, какие были рассредоточены между всеми главными героями романа. Это понимает (точнее, предчувствует) сам Базаров, который говорит: "Решился все косить, валяй и себя по ногам". Все главные действующие силы сосредоточены в Базарове, притом, каждая в своей правде. Базаров оказывается и самим собой и Павлом Петровичем в наиболее правильным образом выраженной позиции и того, и другого. Он, таким образом, представляется антагонистом автора. Все то, что стремится восстановить истинную (поэтическую) форму бытия Тургенева-автора, и все то, что сопротивляется этому, сосредото­чено в Базарове и, в известном смысле, зависит от него.
Два типа любви, два субъекта любви: родовой и собственно человеческой, "физиологической" и "реальной" ("романтической", по его определению) сходятся в непримиримом конфликте. Оба типа суть две превращенные формы поэтической любви, субъектом которой является Тургенев-автор (но, как мы отметили, в двух превращенных формах). Базаров, по сути, выбирает смерть, поскольку он не хочет терять ту высшую человеческую ценность, которая является содержанием его бытия, и в качестве какового требует изменения формы его бытия. Изменяя эту форму (позволяя любви создать адекватную для своего осуществления форму), Базаров совершает "акт обратного превращения": из персонажа обращается в Тургенева-автора, тем самым восстанавливая истинно поэтическую форму и его бытия. В этой форме они совпадают, и бытие Тургенева-автора принимает правильный — непревращенный вид, и роман завершается.
И.С.Тургенев, таким образом, создает "трагический роман", в котором эпический в жанровом (литературном) плане герой является субъектом трагического бытия в плане эстетическом. Эпичность формы позволяет развернуть трагический конфликт как тотальный, в который вовлеченной оказываются вся жизнь в ее полноте, которую может воссоздать только такая большая форма, как роман.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аксаков К.С.Несколько слов о поэме Гоголя: Похождения Чичикова, или Мертвые души//Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика.— М.: Современник, 1981. — С. 141—150.
2. Альми И.Л.Базаров — "pendant с Пугачевым": Пушкинская традиция в романе И.С.Тургенева "Отцы и дети" // Альми И.Л. Статьи о поэзии и прозе. — Владимир: Золотое кольцо, 1999. — Кн. 2. — С. 3-16.
3. Анненков П.В.Базаров и Обломов "Отцы и дети", роман И.С.Тургенева//Роман И.С.Тургенева "Отцы и дети" в русской критике.—Л.: Изд. Ленинградского ун-та, 1986. — С. 267-270.
4. Антонова Г.Н. "Отцы и дети" Тургенева в оценке Герцена. Из истории полемики I860 г.// ЧернышевскийН.Г. Статьи, исследова­ния, материалы.— Саратов: Изд. Саратовского пед. ин-та, 1989. — С.92-114.
5. Антонович М.А.Асмодей нашего времени.(Отцы и дети. Роман Тургенева. "Русский вестник", 1862г.— №2, февраль) // Роман И.С.Тургенева "Отцы и дети" в русской критике.— Л.: Изд. Ленинградского ун-та, 1986. — С.43-101.
6. Аристотель и античная литература.— М.: Наука, 1978. — 232с.
7. Аристотель. Об искусстве поэзии.— М.: Худож. лит, 1957.— 184с.
8. Асмус В.В. Ф. Немецкая эстетика XVIII века. — М.: Искусство, 1962. — 311 с.
9. АуэрА.П. К поэтике тургеневского психологизма: ("Отцы и дети") // Литературный текст: проблемы и методы исследования. — Тверь: Изд. Тверского ун-та, 2000. — 6. — С. 47-50.
10. АюповС.М. Поэтика и стиль романа И.С.Тургенева "Отцы и дети". — Уфа, 1999. — 109 с.
11. БатютоА.И. Структурно-жанровое своеобразие романа Тургенева 50-х — нач. 60-х гг.// Проблемы реализма русской литературы XIX века. — М., Л., 1961. — С. 133-161.
12. Батюто А.И. Творчество И.С.Тургенева и критико-эстетическая мысль его времени. — Л.: Наука,1990. — 297 с.
13. БатютоА.И. Тургенев-романист .—Л.: Наука, 1972. — 389 с.
14. БатютоА.И. К истории создания романа Тургенева "Отцы и дети" // Русская литература. — 1985, № 4. — С. 156—166.
15. БахтинМ.М. Автор и герой в эстетической деятельности // БахтинМ.М. Работы 20-х годов. — К.: София, 1994. — С. 69-256.
16. БахтинМ.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // БахтинМ.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет.— М.: Худож. лит., 1975. — С. 6-71.
17. БахтинМ.М. Проблемы поэтики Достоевского. — Изд. 4-е.— М.: Худож. лит., 1979. — 320 с.
18. БахтинМ.М. Слово о романе // БахтинМ.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. — М.: Худож. лит, 1975.— С. 72-233.
19. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // БахтинМ.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. — М.: Худож. лит., 1975.— С. 237-407.
20. БахтинМ.М. Эпос и роман. О методологии исследования романа // БахтинМ.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет.— М.: Худож. лит., 1975. — С.447-483.
21. БелинскийВ.Г. Объяснение на объяснение по поводу поэмы Гоголя: Похождение Чичикова, или Мертвые души // БелинскийВ.Г. Собр. соч. в 9т.— Т.5. — М.: Худож. лит., 1979. — С. 139-160.
22. БегловВ.А. Опыт чужого сознания в эволюции характеров романа И.С.Тургенева "Отцы и дети" // Вестн. Моск. ун-та. — Сер. 9, Филология. — М.: 1997. — С. 20-27.
23. БелкинаВ.А. "Смеховое начало" в поэтике романа И.С.Тургенева "Отцы и дети" // Материалы XXV Всесоюзной научной студенческой конференции "Студент и НТП". — Изд. Новосибирского ун-та, 1987. — Филология. — С.11-22.
24. БонецкаяН.К. "Образ автора" как эстетическая категория // Контекст. 1986. — М.: Наука. — С. 241-271.
25. БражеТ.Г. К изучению романа И.С.Тургенева "Отцы и дети" // Литература в школе. — 1967. — № 4. — С. 37-49.
26. Бродский Н.Л. О романе "Отцы и дети" // Тургенев И.С. Отцы и дети. — И.С.Тургенев в современном мире.— М.: Наука, 1987.— С.193-207.
27. БудановаН.Ф. Тургенев и Добролюбов: у истоков образа Базарова // И.С.Тургенев в современном мире. — М.: Наука, 1987. — С.193-207.
28. Бялый Г.А. Архипов против Тургенева // Новый мир. — 1958.— № 8.— С. 255-259.
29. Бялый Г.А. О психологичеcкой манере Тургенева (Тургенев и Достоевский) // Русская литература. — 1968. — № 4. — С. 44-74.
30. Бялый Г.А. Роман Тургенева "Отцы и дети".— Л.: Худож. лит., 1968. — 118 с.
31. Бялый Г.А. Русский реализм. От Тургенева к Чехову. — Л.: Сов. писатель, 1990. — 637 с.
32. Бялый Г.А. Тургенев и русский реализм. — М.- Л.: Наука, 1962. — 390 с.
33. Вердеревская Н.А. Русский роман 40-х — 60-х годов XIX века (Типология жанровых форм). — Казань: Изд. Казанского гос. ун-та, 1980. —136 с.
34. Винникова И.А. Тургенев в шестидесятые годы. — Саратов: Изд. Саратовского пед. ин-та, 1965. — 124 с.
35. Виноградов В.В. О теории художественной речи. — М.: Высшая школа, 1971. — 176 с.
36. Винокур Г.О. Об изучении языка литературных произведений // Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. — М.: Учпедгиз, 1959.— 492 с.
37. Габдуллина В.И. Мотив блудного сына в романе И.С.Тургенева "Отцы и дети" // Культура и текст: Миф и мифопоэтика. — СПб.: Алетейя, 2004. — С. 253-260.
38. Герасименко Л.А. Время как жанрообразующий фактор и его воплощение в романах И.С.Тургенева // Жанр. Эволюция. Специфика.— Кишинев: Высшая школа, 1970. — С. 50-58.
39. Герцен А.И. Еще раз Базаров // Герцен А.И. Письма издалека.— М.: Современник, 1981.— С.383-394.
40. Гете И.-В. Примечание к поэтике Аристотеля // Гете. Собр. соч. в 30 т. — Т. 10. — М.: Гослитиздат, 1937. — 788 с.
41. ГиршманМ.М. Избранные статьи. — Донецк: Лебедь, 1996. — 190 с.
42. Гоголь Н.В. Ревизор // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 7 т. — Т. 4. — М.: Худож. лит, 1967. — 494 с.
43. Голованова Т.Д. Чем близок нам Тургенев // Тургенев И.С. Избранное. — Л.: Худож. лит, 1982. — С. 3-12.
44. Горбанев Н.А. Страхов об "Отцах и детях" // Внутренняя организация художественного произведения. — Махачкала: Изд. Дагестанского госуниверситета, 1987. — с. 137-144.
45. Грейвс Р. Мифы Древней Греции. — М.: Прогресс, 1992. — 624с.
46. Григорьев А.А. И.С.Тургенев и его деятельность. По поводу романа "Дворянское гнездо" ("Современник", 1859г.,№ 1). Письма к Г.Г. А.К.-Б.//Григорьев А.А. Сочинения в 2 т. — Т.2. — М.: Худож. лит., 1990. — С.125-212.
47. ДаниленкоИ.К. Принципы и приемы анализа характера Писаревым-критиком (На материале статьи "Базаров") // Вопросы истории и теории литературы. — М.: Наука, 1968. — Вып. 4. — С. 60-75.
48. ДмитриевА.П. "Отцы и дети" Тургенева глазами духовных критиков // Литература в школе. — 1996. — № 5. — 65-74.
49. Дудников А.В. О языке романа "Отцы и дети" И.С.Тургенева // Русская речь. — 1976. — № 3. — С. 36-39; № 4. — С. 23-26.
50. Жданов М.М. Роман И.С.Тургенева "Отцы и дети" в школьном изучении. — Л.: Просвещение, 1972. — 160 с.
51. И.С.Тургенев в современном мире . — М.: Наука, 1987. — 320с.
52. И.С.Тургенев. Вопросы биографии и творчества.— Л.: Наука, 1990. — 294 с.
53. ИвановВ.И. Достоевский и роман-трагедия // ИвановВ.И. Родное и вселенское. — М.: Логос, 1994. — С. 282-311.
54. КирпотинВ.Я. Типология русского романа //Вопросы литературы. — 1965. — № 7. — С. 32-46.
55. КожиновВ.В. Происхождение романа. — М.: Сов. писатель, 1963. — 440 с.
56. КозьминБ.П. Два слова о "нигилизме" // Известия АН СССР. — Отд. литературы и языка. — Т. 10. — Вып. 4. — С. 378-385.
57. Крундышев А.С. — О Базарове и базаровщине // Литература в школе. — 1990. — С. 63-65.
58. КуницынГ.И. Научная статья или ... пасквиль? // Подъем. —1958. — № 4. — С. 189-195.
59. Курляндская Г.Б. И.С.Тургенев и русская литература. Учебное пособие для студентов педагогических институтов. — М.: Просвещение, 1980. —192 с.
60. Курляндская Г.Б. Метод и стиль Тургенева-романиста. —Тула: Приокское издательство, 1967. — 148 с.
61. КурляндскаяГ.Б. Проблема характера в романах Тургенева // Вопросы литературы. — 1958. — № 9. — С. 64-78.
62. Курляндская Г.Б. |Структура повести и романа И.С. Тургенева 1860-х годов. — Тула: Приокское издательство, 1977. — 270 с.
63. Курляндская Г.Б. Трагическая тема в романах И.С.Тургенева Отцы и дети", "Накануне" // Тургенев И.С. Отцы и дети. — Тула: Приокское издательство — 1984. — С. 337-350.
64. КурляндскаяГ.Б. Тургенв и Толстой. Учебнон пособие. — Курск: Курский пед. ин-т, 1976. — 81 с.
65. КурляндскаяГ.Б. Художественный метод Тургенева-романиста. — Тула: Приокское издательство, 1972. — 186 с.
66. Ладария М.Г. Тургенев и русские либералы // И.С. Тургенев в современном мире. — М.: Наука, 1987. — С. 162—170.
67. Лебедев Ю.В. Роман И.С.Тургенева "Отцы и дети": (Истоки замысла, трагический смысл конфликта) // Тургенев И.С. Отцы и дети: Роман. — М.: Худож. лит., 2000. — С. 5-36.
68. Лебедев Ю.В. Роман И.С.Тургенева "Отцы и дети". Пособие для учителя. — М.: Просвещение, 1982. — 144 с.
69. Лебедев Ю.В. Иван Сергеевич Тургенев 1818—1883: Ст. вторая // Лит. в шк. — М., 1992. — № 2. — С. 14-26.
70. Лекманов О.А. О жизни "ничтожной перед вечностью", и "жизни бесконечной" в романе " Отцы и дети" // Рус. речь. — М., 1999. — № 1. — С.3-17.
71. Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного прооизведения // Вопросы литературы. — 1968. — № 8. — С. 64-89.
72. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. — М.: Искусство, 1976. — 367 с.
73. Лотман Л.М. Реализм русской литературы 60-х г. XIX века. (Истоки и эстетическое своеобразие). — Л.: Наука, 1974. —350 с.
74. Манн Т. Бильзе и я // Манн Т. Собр. соч. в 10 т. — Т. 9. — М.: Гослитиздат, 1960.
75. МаннЮ.В. Базаров и другие // МаннЮ.В. Диалектика художественного образа. — М.: Сов. писатель, 1987. — с. 97-132.
76. Маркович В.М. И.С.Тургенев и русский реалистический роман XIX века. — Л.: Изд. ЛГУ, 1982.— 208 с.
77. МарковичВ.М. Кто такой Базаров? // Литература в школе.— М., 1981. — № 4. — С. 12-20.
78. Маркович В.М. О проблематике романа И.С.Тургенева "Отцы и дети" // Известия АН СССР ОЛЯ. — 1970. — Вып. 6. — С. 495-508.
79. Маркович В.М. Человек в романах И.С.Тургенева. — Л.: Изд. ЛГУ, 1975. — 152 с.
80. МильдонВ.И. "Отцеубийство" как русский вопрос // Вопр. философии. — 1994. — № 12. — С. 50-58.
81. Мысляков В.А. "Отцы и дети" в восприятии Чернышевского // Русская литература. — 1978. — № 2. — С. 36-53.
82. Мысляков В.А. Базаров на rendez-vouse // Pyccкая литература.—1975. — № 1. — С. 80-87.
83. Мысляков В.А. Чернышевский и Тургенев. "Отцы и дети" глазами Чернышевского // Чернышевский Н.Г. Эстетика. Литература. Критика. —Л.: Наука, 1979. — С. 137-168.
84. НабоковВ.В. Иван Тургенев (1818—1883). "Отцы и дети" (1862) // Набоков В.В. Лекции по русской литературе. — М.: Просвещение, 1996.— С. 137—174.
85. Недзвецкий В.А. Противники и собратья по судьбе: Базаров и Павел Кирсанов // Лит. в шк. — М., 1998. — № 7. — С. 23-35.
86. Недзвецкий В.А. Типы Гамлета и Дон Кихота в романе "Отцы и дети" // Изв. АН. Сер. лит. и яз. — М., 1999. —Т. 58. — № 1. — С. 20-32 .
87. Немецкие мотивы в романах И.С. Тургенева // Филол. вести. Ростов. гос. ун-та. — № 2. — Ростов н/Д., 2002. — С. 19-25.
88. Никитина Н.С. Шекспировские темы и образы в романе Тургенева "Отцы и дети" // Русская литература, 1994. — № 4. — С. 16-32.