РАЗВИТИЕ ЛИРИЧЕСКИХ ЖАНРОВ В ПОЭЗИИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ 1920-Х – 1930-Х ГОДОВ

Короткий опис

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ
ТАВРИЧЕСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. В. ВЕРНАДСКОГО

На правах рукописи

УДК 821.161.1 1

ХИНКИЛАДЗЕ ЕКАТЕРИНА ВАЛЕРИЕВНА

РАЗВИТИЕ ЛИРИЧЕСКИХ ЖАНРОВ В ПОЭЗИИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ 1920-Х 1930-Х ГОДОВ

10.01.02 РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

ДИССЕРТАЦИЯ НА СОИСКАНИЕ НАУЧНОЙ СТЕПЕНИ
КАНДИДАТА ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ НАУК

НАУЧНЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ
КАЗАРИН ВЛАДИМИР ПАВЛОВИЧ,
ДОКТОР ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ НАУК, ПРОФЕССОР

СИМФЕРОПОЛЬ 2007

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ..3

РАЗДЕЛ І. ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ПОЭЗИИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
1920-Х 1930-Х ГОДОВ.9
1.1. История и основные ракурсы исследования поэзии русского зарубежья...9
1.2. Исследование лирического произведения в аспекте жанра.20
Выводы 25

РАЗДЕЛ ІІ. СУДЬБА КЛАССИЧЕСКИХ ЖАНРОВ26
2.1. Элегия и элегический модус художественности в поэтической
культуре русского зарубежья..26
2.2. Послание и его особый статус в поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х
годов..40
2.3. Осмысление духовных констант в жанрах идиллии, оды и стансов...........56
Выводы..................66

РАЗДЕЛ ІІІ. ПОЭТИКА ЛИРИЧЕСКОГО СТИХОТВОРЕНИЯ........68
3.1. Лирическое стихотворение в поэтической культуре русского
зарубежья: региональный аспект....68
3.2. Во власти малого: поэтика миниатюры..94
3.3. Приращение формы: лирический цикл и книга стихов..109
Выводы ...............126

РАЗДЕЛ ІV. СИНТЕЗ ИСКУССТВ И ПРОБЛЕМЫ ЖИЗНЕТВОРЧЕСТВА.128
4.1. Концепция музыкально-песенных жанров...128
4.2. Живописные жанры и кризис изобразительного начала142
4.3. Религиозная поэзия и философия жизнетворчества154
Выводы ...163

ВЫВОДЫ....165

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ.174

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования. Литература русского зарубежья, вопреки разрушающим обстоятельствам сформировавшая уникальную парадигму художественности, не случайно оказалась в центре внимания современной науки. Можно сказать, что ее эстетический опыт в своих ключевых аспектах предвосхитил нынешний кризис европейского (в том числе российского и украинского) искусства. Еще Г. Адамович, крупнейший критик парижской диаспоры, заключил, что эмигрантская литература «есть явление <> прежде всего трагическое <> Оказалось, или, точнее, выяснилось, что литература сама по себе представляет для среднего человека, для средней молодежи гораздо меньше ценности, чем обыкновенно думают люди» [26, 7]. Речь идет о снижении социальной роли высокохудожественной литературы, ее превращении в элитарное, едва ли не частное занятие одной из самых болезненных культурных тенденций нашего времени. «Убыль читательского внимания» [там же] стала серьезным испытанием для писателей первой волны эмиграции, традиционно связывавших свою миссию с оздоровлением духовной и общественной жизни России. Их взгляд невольно оказался обращен в будущее, где благодарные потомки сумеют воспринять некие заветы, выплавленные эмиграцией в горниле испытаний. Так возник эмигрантский миф о литературе, находящейся «в посланьи» и, вопреки веяниям времени, утверждающей ценность классических традиций.
Проблема традиции играла основополагающую роль в культурном самосознании русской диаспоры. Поэтому важнейшей категорией, определявшей русло исканий ее поэтов, оказалась категория жанра. Как известно, именно жанр хранит в себе ген традиции, позволяя художнику апеллировать к литературной памяти и историческому прошлому. И хотя этот тезис, казалось бы, не требует особых доказательств, рассмотрение русской зарубежной поэзии в аспекте жанра еще ни разу не предпринималось. Нам понятно желание литературоведов, в первую очередь, ознакомить читателей с текстами поэтов зарубежья отсюда приоритет, который отдается созданию разного рода антологий, обобщающих этот многообразный и по-своему неоднородный материал (ведь в русском зарубежье выделяются не только разные «волны» и разные творческие поколения, но и различные объединения поэтов по территориальному признаку). Однако, как нам кажется, сегодня настало время для его фундаментального изучения, без чего невозможно выйти на качественно новый уровень в описании феномена эмигрантской литературы.
К сожалению, первые монографии и пособия по изучению литературы русского зарубежья, вышедшие в СССР в годы перестройки (включая сравнительно недавно изданный и наиболее авторитетный учебник для вузов В. Агеносова [2]), не вполне отвечают современным требованиям, выполняя преимущественно ознакомительную, а не аналитическую функцию. Это отчетливо сознают специалисты, предлагающие классифицировать поэзию зарубежья по эстетическим признакам (Е. Ермилова [68], Ф. Федоров [163], Н. Барковская [18] и др.). Почву для подобного рассмотрения подготавливают выполненные на высоком профессиональном уровне исследования творчества ее корифеев (работы Д. Бесеа [191], Ю. Левина [92], Д. Магомедовой [101], В. Крейда [86] о поэтике В. Ходасевича и Г. Иванова), а также новейшие антологии, в частности, издания «В Россию ветром строчки занесет Поэты парижской ноты» (2004), составленное В. Крейдом [40], и «Петербург в поэзии русской эмиграции: Первая и вторая волна» (2006), составленное Р. Тименчиком и В. Хазаном [117]. В этом контексте изучение лирических жанров в поэзии русского зарубежья представляется оправданным и как нельзя более своевременным.
Актуальность нашего исследования, таким образом, состоит в попытке выйти на качественно новый уровень в изучении лирической поэзии русского зарубежья. Ее рассмотрение в аспекте жанровой поэтики и проблематики позволит осветить наиболее существенные аспекты этой эстетической парадигмы, в то же время способствуя решению базовых проблем, связанных с жанрообразованием в литературе ХХ века. Мы также рассчитываем внести свой вклад в изучение наследия отдельных поэтов «рассеяния», относящихся как к первому, так и ко второму ряду. В целом работа направлена на решение проблем традиции и новаторства, а также формирование представлений об идейно-художественной целостности русской литературы ХХ века.
Связь работы с научными программами, планами, темами. Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы Таврического национального университета им. В.И.Вернадского в рамках комплексной темы «Литература и культура: мировой и региональный аспекты».
Цель исследования установить жанровую природу лирической поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов, обогатить целостное представление об этой поэтической системе и уточнить ее место в истории русской литературы.
Для достижения поставленной цели потребовалось решить следующие задачи:
- осуществить жанровый анализ значительного числа лирических текстов, репрезентативных для поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов;
- определить статус классических жанров (идиллия, ода, элегия и др.) в поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов, показать пути их развития и обновления;
- охарактеризовать особенности жанрового мышления поэтов старшего и младшего («незамеченного») поколения, очертить круг жанровых исканий их крупнейших представителей;
- оценить роль территориального фактора в формировании эстетики русского зарубежья, описать ведущие жанровые тенденции в творчестве поэтов «парижской ноты» (Париж), «Скита поэтов» (Прага), «Чураевки» (Харбин) и др. литературных объединений;
- выявить роль жанрово-родового синтеза, а также концепции синтеза искусств в обогащении жанровой палитры поэзии русского зарубежья, показать преемственность этой поэтической культуры по отношению к культуре Серебряного века.
Объект исследования лирическая поэзия русского зарубежья 1920-х 1930-х годов, а именно репрезентативные тексты В. Ходасевича, Г. Иванова, М. Цветаевой, И. Северянина, Г. Адамовича, Б. Поплавского, Б. Божнева и др. авторов.
Предмет исследования жанровая специфика, поэтика и идейное своеобразие этих лирических произведений.
Методы исследования. Теоретической основой диссертации послужили классические и новейшие разработки в области теории и истории лирических жанров (труды М. Бахтина, Л. Гинзбург, Л. Фризмана, В. Коровина, В. Федорова, Д. Магомедовой, В. Тюпы, М. Дарвина, Н. Тамарченко и др.). В соответствии с поставленными задачами в работе применялись системный, сравнительно-типологический и сравнительно-генетический методы, а также методики целостного и интертекстуального анализа литературного произведения.
Научная новизна результатов исследования обусловлена тем, что:
- в работе был впервые исследован жанровый аспект лирики поэтов русского зарубежья 1920-х 1930-х годов, на основании чего сделаны выводы об основных жанровых тенденциях и ведущих жанровых формах этой поэзии;
- к исследованию был привлечен значительный объем поэтических текстов (в том числе редких и труднодоступных), большинство из которых впервые стало предметом целостного анализа. Это позволило внести определенную лепту в изучение наследия отдельных представителей литературы русского зарубежья, в частности, И. Северянина, Вяч. Иванова, Г. Иванова, В. Ходасевича, Б. Поплавского, А. Штейгера и др.;
- в ходе исследования были впервые охарактеризованы жанровые предпочтения поэтов старшего и младшего поколения, а также обобщены стилевые особенности поэзии русской Праги, Парижа, Харбина и других центров эмиграции, сказавшиеся на жанровых исканиях отдельных поэтов и целых литературных групп. Таким образом, были затронуты проблемы ментальной истории и культурной географии литературы русского зарубежья;
- исследование впервые показало основополагающую роль классических жанров в становлении поэтической культуры русской диаспоры, благодаря чему были скорректированы представления о судьбе этих жанров в литературе ХХ столетия, а также уточнен концептуальный характер взаимосвязи эмигрантской поэзии с золотым веком русской литературы. В ходе анализа поэтических текстов проводились многочисленные параллели с творчеством А. Пушкина, Е. Баратынского, М. Лермонтова, Ф. Тютчева и др., позволившие непосредственно проследить механизмы наследования и обновления жанровых канонов поэтами зарубежья;
- в работе были впервые описаны основные формы синтеза искусств на материале русской зарубежной поэзии 1920-х 1930-х годов, что позволяет углубить представления о ее генетической взаимосвязи с культурой Серебряного века. Вместе с тем было выявлено, что усиленное внимание поэтов зарубежья к жанрам смежных искусств нередко превращалось в один из способов «ухода из речи» (наряду с принципиальным лаконизмом, популярностью жанра миниатюры в поэзии «парижской ноты»), не отражавшей реальность эмигрантского сознания, в то время как модернизм рубежа веков в целом оставался принципиально логоцентричным;
- в результате были внесены существенно новые компоненты в осмысление концепции русской зарубежной литературы. В своем стремлении к самоорганизации, исключавшем приспособление к вынужденным условиям существования, она рассматривается как литература экзистенциального самосознания, отразившая предельный опыт «одиночества и свободы» (Г. Адамович [5]) и элегически обращенная к прошлому великой русской культуры.
Теоретическое значение исследования состоит в обосновании жанрового подхода к русской зарубежной поэзии 1920-х 1930-х годов, а также в уточнении представлений о судьбе классических и неклассических жанров в литературе ХХ века.
Практическое значение полученных результатов вытекает из возможности их использования в школьном курсе всемирной литературы, а также курсах истории и теории литературы в высших учебных заведениях гуманитарного профиля. Этот материал также может быть использован при составлении программ спецкурсов и учебных пособий по литературе русского зарубежья.
Апробация результатов диссертации. Работа обсуждалась на заседаниях кафедры русской и зарубежной литературы Таврического национального университета им.В.И.Вернадского. Основные положения исследования изложены в докладах на международных конференциях: «Культура народов Причерноморья с древних времен до наших дней» (Симферополь, 2005 г.); Диалог культур в полиэтничном мире” (Симферополь, 2005); Крымские Бунинские чтения; Симпозиум В поисках утраченного единства” (Симферополь, 2005); Крымские Пушкинские Международные Чтения Русская культура и Восток” (Севастополь, 2005); Крымский Международный Симпозиум Крым и мировая литература” (Саки-Евпаторя, 2006);
Основные положения исследования нашли отражение в пяти статьях, три из которых опубликованы в ведущих научных профильных изданиях Украины.
В полном объеме диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской и зарубежной литературы Таврического национального университета им. В.И.Вернадского.

Структура работы. Общий объем диссертации составляет 187 страниц. Работа состоит из введения, четырех разделов, выводов и списка использованной литературы, который насчитывает 194 позиции (значительная часть из них представлена редкими и труднодоступными изданиями).

Список літератури

ВЫВОДЫ

Предпринятое исследование обнаружило новый ракурс в изучении поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов. Оно показало центральную роль жанра в эстетике поэтов первой волны эмиграции, видевших смысл своего творчества в укреплении и развитии традиций классической русской литературы. Пафос сохранения устойчивых форм, рождавшийся в противостоянии культурному нигилизму официальной советской поэзии, сыграл немалую роль в обосновании концепции зарубежной русской литературы. Эта литература ассоциировала себя с посланием будущему (ср. крылатые слова З. Гиппиус «Мы не в изгнаньи, мы в посланьи») не просто художественным, но сакральным гипертекстом, передающим потомкам завет о возрождении России. Она формировала в сознании современников миф о русском «исходе», за которым кроется поиск земли обетованной. Вот почему индивидуальный творческий эксперимент и стилевое новаторство отошли в поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов на второй план, отступив перед выражением уникального общего опыта, опыта культуры без отечества.
Анализ большого числа текстов показал, что в лирической поэзии первой волны эмиграции произошло закономерное в этой ситуации восстановление в правах древнейших классических жанров. Поэты русского рассеяния с поразительной частотой обращались к формам элегии, послания, стансов и даже идиллии, находя в них возможность приобщения к истокам мировой культуры, в особенности же к каноническому для их сознания опыту золотого века русской литературы. Наиболее ярко эта тенденция проявила себя в творчестве В. Ходасевича, одном из феноменов русской зарубежной поэзии. Будучи писателем постсимволистской эпохи, в совершенстве владевшим поэтическим инструментарием Серебряного века, В. Ходасевич раскрылся в эмиграции как неоклассик, проповедовавший благородный лаконизм формы и содержания и прививавший молодежи (в частности, близким к нему авторам парижской группы «Перекресток») высокие стандарты поэтического мастерства, восходящие к пушкинской эпохе. Он остался в русской литературе как автор многочисленных лирических шедевров, среди которых элегии «Взгляни, как наша ночь пуста и молчалива», «Деревья Кронверкского сада», послания «Анюте», «An Mariechen», «Себе», «К Психее», «К Лиле. С латинского», стансы «Святыня меркнущего дня», «Уж волосы седые на висках», «Бывало, думал: ради мига», «Во дна громадных потрясений», но также как символ трагизма эмигрантской поэзии, стремившейся восстановить классическую картину мира в неклассическую эпоху.
В творчестве последовательных экспериментаторов (в литературной эмиграции их было меньшинство) обращение к классическим жанрам зачастую предполагало радикальное обновление их структурных и содержательных компонентов достаточно вспомнить «Оду пешему ходу», циклы посланий «Маяковскому», «Офелия-Гамлету», «Стихи сироте», «Стихи к Пушкину» М. Цветаевой или многочисленные послания-«поэзы» И. Северянина. При этом доминантные признаки жанра все же сохранялись в отличие от тех случаев, когда они принципиально смешивались с параметрами соседних жанров (например, объединение признаков элегии и послания в цветаевском «Новогоднем», сочетание идиллического и элегического компонентов в лирике И. Бунина и В. Набокова). Активное взаимодействие жанров в поэзии 1920-х 1930-х годов было в значительной степени связано с отсутствием их иерархии, существовавшей в русской литературе прошлых столетий. Можно сказать, что все классические модели условно маркировались здесь как принадлежащие высокой традиции, а их взаимодействие использовалось для умножения ценностных смыслов. Таким образом, классические жанры не только переживали процесс буквальной реставрации, но интенсивно использовались для жанровых и межжанровых новаций.
Как показало исследование, в поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов произошла актуализация двух ведущих романтических жанров элегии и послания. Их традиция в наибольшей степени соответствует сложенному в эмиграции мифу об изгнанничестве, выдвигающему на первый план уединенное сознание экзистенциального склада, но романтического генезиса. Изначально находясь в определенном противостоянии друг к другу («элегия жанр рефлексивный; она строила «внутреннего человека» и отображала переживание «внутреннего диссонанса» человека с миром или с самим собою, в то время как в послании сокровенное переживание мира было опосредовано ситуацией общения, поэтому послание воплощало «коммуникативные интенции романтической личности»» [66, 14]), в поэзии русского зарубежья они выступили в новой роли. Функции двух жанров умножались, зачастую путем взаимного обогащения: в послание проникали отголоски конфликта с исторической реальностью, а элегия, усложненная многочисленными интертекстами, выступала формой литературного диалога во времени. При этом элегический модус художественности стал в широком смысле доминантой лирической поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов, тогда как послание приобрело статус актуальнейшего жанра, отражающего коммуникативные интенции этой поэзии.
Более молодые жанры, условно называемые неклассическими (неканоническими) также обрели в поэтической культуре русского зарубежья свою специфику. К моменту возникновения этой культуры они уже имели в русской литературе определенную историю, что позволяло выделить «внутреннюю меру», лежащую в их основе. Поэты зарубежья отдали приоритет небольшому лирическому стихотворению наиболее эксплицитному и емкому из неклассических жанров, способному воплотить духовные чаяния современного человека и открывающему возможности для их соотнесения с исканиями А. Пушкина, Ф. Тютчева, поэтов Серебряного века. В небольшом лирическом стихотворении находили отражение реалии эмигрантского быта, особенности конкретной литературной ситуации, поэтому именно в нем максимально проявилась региональная специфика поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов.
Как показало исследование, поэтическая культура таких регионов русского рассеяния как Париж, Прага и Дальний Восток имеет свои ярко выраженные жанрово-стилевые особенности (в меньшей степени это утверждение применимо к поэзии русского Берлина, чье локальное существование было довольно кратковременным, и поэзии некоторых других регионов, например, русской поэзии в Эстонии, где литературная жизнь была не столь интенсивной).
В Париже преимущественное развитие получила «петербургская поэтика», прививавшаяся младшими участниками гумилевского «Цеха поэтов» Г. Ивановым и Г. Адамовичем и в значительной мере опиравшаяся на эстетику акмеизма. Взятая на вооружение поэтами «парижской ноты» (тем же Г. Адамовичем, А. Штейгером, Л. Червинской и некоторыми близкими к ним авторами), она породила новую метафизическую поэзию, в которой аскетизм выразительных средств, «отказ от метафизической риторики» [156, 123] намекал на непереводимость внутреннего опыта. Более изобретательные в выборе изобразительных средств поэты группы «Перекресток» (В. Смоленский, Г. Раевский, Д. Кнут, Ю. Мандельштам) и так называемые «формисты» (А. Присманова, В. Мамченко) также описывали экзистенциальные переживания современной души, ощутившей себя частью вселенского хаоса. В итоге русский Париж сформировал особого рода метафизическую поэтику, восходящую в наибольшей степени к линии Баратынского-Лермонтова-Тютчева-Анненского с ее направленностью на выявление таинственных законов внутреннего бытия человека. Эта «парижская поэтика» активно взаимодействовала с новейшими течениями французского искусства, предощутив возникновение и торжество экзистенциализма. Поэтому одной из ее вершин стал опыт автоматических стихов (с точки зрения жанра новации на базе небольшого лирического стихотворения), осуществленный Б. Поплавским во взаимодействии с эстетикой сюрреалистов.
Поэты русской Праги, объединенные в группу «Скит поэтов» (С. Рафальский, А. Головина, Э. Чегринцева, Т. Ратгауз, В. Морковин, В. Лебедев), черпали сюжеты для своего творчества из образа самого легендарного города и отголосков пражского апофеоза М. Цветаевой. Основной вектор их исканий пролегал в области мифологической поэтики, опирающейся на неомифологический корпус текстов поэтов символизма и постсимволизма. В рамках этой поэтической культуры пражане прибегали к концепции циклического времени, истолковывая события собственной биографии в свете параллелей из русской и западноевропейской истории (поэтому их «настоящее» окрашено более яркими красками, чем у парижских авторов).
Русскую поэзию Дальнего Востока, наиболее яркими фигурами которой были А. Несмелов и В. Перелешин, отличала ярко выраженная этическая направленность. Ее стилистика напоминает гумилевскую горделивым, чеканным рисунком стиха, взвешенностью каждого слова, неким созидательным пафосом (пафосом самопознания и самосоздания), чего практически не встретишь в поэзии русского Парижа и русской Праги. Определенная провинциальность этой поэтической платформы проявилась в том, что принципы акмеизма были заимствованы здесь в своем первозданном виде, без поправки на новую эстетическую ситуацию 1920-х 1930-х годов. Вместе с тем присутствие нескольких ярких имен породило в ней специфический дискурс, связанный с самопознанием в слове человека на сломе эпох. Благодаря этому «этическая поэтика» русского Харбина сблизилась с исканиями поэтов, писавших о судьбе исторического человека в самой России в первую очередь, с творчеством А. Тарковского и Н. Заболоцкого.
В ходе исследования были обнаружены также общие тенденции, характеризующие судьбу небольшого лирического стихотворения в поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов. Если первая из них объединение нескольких стихотворений в цикл и книгу стихов явно уходит корнями в культуру Серебряного века и объясняется жизнетворческими устремлениями старших поэтов эмиграции, то вторая сужение стихотворения до размеров миниатюры является специфическим порождением литературы в изгнании. Обреченность на существование вне читателя, невозможность быть понятыми в своем стремлении к обновлению русского стиха, вынуждала ее поэтов (в особенности представителей младшего, «незамеченного» поколения) к «уходу из речи», минимизации поэтического высказывания. Блистательные образцы лирических миниатюр дали в эмиграции Г. Адамович, А. Штейгер, В. Смоленский, Б. Божнев однако в целом эта тенденция видится нам проявлением кризисных тенденций в самоощущении авторов тех лет.
Таким образом, содержательное и структурное обогащение, которым характеризуется развитие лирического стихотворения в поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов, преимущественно происходило по следующим направлениям:
- освоение новой проблематики, продиктованной экзистенциальным одиночеством человека в современном мире (в этом смысле ситуация эмиграции выступала как вариант мифологической коллизии изгнания из рая);
- введение лирического героя нового типа отчаявшегося одиночки, интеллигента без почвы, носителя экзистенциального сознания;
- связанное с двумя предыдущими тенденциями усиление автокоммуникативной направленности текста, в равной мере проявляющее себя в минимизации (символический уход в себя поэтов младшего поколения) и укрупнении (развернутый диалог с собой старших поэтов) высказывания;
- отвечающее этим параметрам развитие средств выразительности, главным образом, в русле постсимволистской поэтики (с преобладанием акмеистических тенденций).
Проведенное исследование позволило установить роль концепции синтеза искусств в развитии лирических жанров, характерном для поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов. Эта концепция была одним из условий жанровой эволюции в эпоху господства модернистской культуры, в частности в русском искусстве рубежа XIX XX веков. Речь шла уже не только о сочетании различных жанровых признаков внутри литературного произведения, его высвобождении из-под власти канона, но и о заимствовании жанровых форм, возникших в лоне живописи или музыки (при этом все искусства объединялись модернистами некой духовной сверхзадачей). В поэзии Серебряного века активно проявляли себя портрет, натюрморт, пейзаж, эскиз, рондо, этюд, соната и многие другие «иноязычные» образцы, участвовавшие в создании единой симфонической картины. Отголоски этой тенденции слышны и в поэзии русского зарубежья первой волны, однако падение интереса к традиционным для Серебряного века формам жизнетворчества, привело к существенному снижению ее значимости (в то же время, напротив, возрастала роль традиционных жанровых моделей).
Утрата веры в гармонию вылилась в кризис концепции панмузыкальности и вообще музыкального начала. Музыкальные формы по-прежнему встречались у поэтов старшего поколения (Д. Мережковского, З. Гиппиус, К. Бальмонта), остававшихся в плену у своего прошлого. Поэты среднего и младшего поколения уделяли основное внимание семантической структуре своих текстов (что вполне соответствовало установившемуся в эмигрантской среде господству «петербургской поэтики»), превращая музыку в «мелодию», «ноту». Эта коллизия достигла апогея у корифея эмигрантской литературы Г. Иванова, давшего миру уникальное свидетельство о катастрофе поэзии, из которой изымается сам первоисток песенное начало. Как и В. Ходасевич, Г. Иванов пережил фатальное разочарование в возможностях искусства но если первый из поэтов предпочел отложить недужное перо, то второй впал в своеобразное юродство, пытаясь восстановить законы гармонии через искажение перевернутого мира.
Хотя отдельные живописные тенденции выражены в поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов достаточно сильно, они не нарушают общего впечатления кризиса в ней изобразительного начала. Испытавшие разочарование в человеческой природе, поэты эмиграции практически отказались от изображения человека; вошедшие в конфликт с действительностью, они в большинстве своем потеряли интерес к окружающему ландшафту Живописным жанром, в наибольшей мере соответствовавшим концепции искусства для малого круга, поэзии уединенного сознания, оказался натюрморт. С его помощью поэты пытались найти соответствия между внутренним переживанием и миром предметов, составлявших антураж их по большей части убогого временного жилища в итоге натюрморт приобретал смысл душевного ландшафта, овеществляя отдельность эмигрантского бытия. Так, взаимодействуя со смежными искусствами через «младшие» жанры, поэзия русского зарубежья формулировала критерии экзистенциального сознания, принципиально отличного от ренессансного миропонимания интеллигенции Серебряного века.
Упадок веры в творческие возможности человека сказался и на представлениях эмигрантов о формах жизнетворчества в современном мире. В целом в поэзии первой волны можно наблюдать отказ от индивидуальных религиозно-мистических исканий в пользу попыток вступить в диалог с Богом Ветхого и Нового Завета. Христианизация культуры русского зарубежья, не случайно соотносившей себя с новым исходом, проявилась в развитии жанров духовной лирики, наиболее популярным из которых стала молитва. Несмотря на долгую историю этого жанра (в частности, его судьбу в рамках русской поэтической традиции), поэты первой волны сумели привнести в него новые черты подлинную жажду смирения в сочетании с негодующим пафосом, художественный аскетизм, созданный средствами постсимволистской поэтики, что сообщало духовной поэзии русского зарубежья статус свидетельства о бытии современного мира.
Проделанное исследование в итоге позволило нам сделать ряд существенных теоретических и практических выводов.
Во-первых, было установлено, что в поэзии русского зарубежья первой волны успешно сочетались и соседствовали различные жанровые тенденции. Развитие классических и неклассических жанров происходило параллельно, реставрация старых жанров легко уживалась с индивидуальными (автоматические стихи Б. Поплавского, поэзы И. Северянина) и общепринятыми (поэтический натюрморт) жанровыми экспериментами. Это представление, подкрепленное анализом многочисленных текстов, может иметь существенное значение для решения проблем жанровой эволюции в литературе ХХ века.
Во-вторых, жанровый подход обнаружил свою продуктивность для осмысления идейно-художественного своеобразия поэзии русского зарубежья 1920-х 1930-х годов. Он позволил представить эту поэзию как целостное явление, выявив своеобразие проблематики и поэтики в творчестве отдельных авторов, групп, региональных объединений, показав роль общекультурных и специфически исторических факторов в ее развитии. Благодаря этому подходу был сделан ряд заключений о художественном мышлении поэтов старшего и младшего («незамеченного») поколения, а также показан своеобразный вклад «поэтов цивилизационного промежутка» в развитие современной европейской культуры.
Наконец, проведенное исследование открыло перспективы дальнейшего изучения поэзии русского зарубежья. В первую очередь, представляется актуальным соотнесение жанровой картины, установившейся в этой поэзии в 1920-е 1930-е годы, с основными тенденциями жанрового развития советской поэзии. Это позволит приблизиться к целостному восприятию русской литературы ХХ века. Важно также проследить, как развивались отмеченные нами жанровые тенденции в литературе второй и третьей волны эмиграции, какую роль играют они в развитии современной русской литературы. Кроме того, необходимо продолжать исследование новаторских поисков отдельных представителей русской диаспоры (Г. Иванова, В. Ходасевича, Б. Поплавского, Б. Божнева и др.), поскольку их открытия существенно обогатили русскую и мировую литературу ХХ века.
Таким образом, результаты нашего исследования позволяют существенно расширить представления о проблематике, поэтике и жанровом своеобразии поэзии русского зарубежья, ее внутренней эволюции, а также месте в истории русской и мировой литературы. Поэтому они могут активно использоваться при изучении широкого круга гуманитарных дисциплин в высших и средних учебных заведениях.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Аверинцев С.С. «Скворешниц вольных гражданин» Вячеслав Иванов: путь поэта между двумя мирами. СПб.: Алетейя, 2001. 167 с.
2. Агеносов В.В. Литература русского зарубежья (1918 1996). М.: Терра; Спорт, 1998. 543 с.
3. Адамович Г.В. Единство. Стихи разных лет. Нью-Йорк: Русская книга, 1967. 54 с.
4. Адамович Г.В. На Западе. Париж: Дом Книги, 1939. 63 с.
5. Адамович Г.В. Одиночество и свобода. М.: Республика, 1996. 447 с.
6. Адамович Г.В. Собрание сочинений. Комментарии. СПб.: «Алетейя», 2000. 757 с.
7. Адамович Г.В. Собрание сочинений. Литературные беседы. Книга 1. «Звено» 1923 1926. СПб.: Алетейя, 1998. 573 с.
8. Адамович Г.В. Собрание сочинений. Литературные беседы. Кн. 2. «Звено» 1926 1928. СПб.: Алетейя, 1998. 507 с.
9. Адамович Г.В. Собрание сочинений. Литературные заметки. Кн. 1. «Последние новости» 1928 1931. СПб.: Алетейя, 2002. 785 с.
10. Адамович Г.В. Сомнения и надежды. М.: Олимп-Пресс, 2002. 448 с.
11. Анненский И.Ф. Избранное. М.: Правда, 1987. 592 с.
12. Анненский И.Ф. Стихотворения и трагедии. Л.: Сов. писатель, 1990. 640с.
13. Артемова С.Ю. Лирическое послание в литературе ХХ века: Поэтика жанра: Автореферат дис канд. филол. наук. Тверь, 2004. 18 с.
14. Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской). Беседы с русским народом. М.: Лодья, 1998. 159 с.
15. Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской). О тайне человеческой жизни. М.: Лодья, 1999. 192 с.
16. Бальмонт К.Д. Избранное. М.: Сов. Россия, 1989. 592 с.
17. Барковская Н.В. Литература русского зарубежья (Первая волна). Екатеринбург: Изд-во АМБ, 2001. 155 с.
18. Барковская Н.В. Б. Поплавский и некоторые тенденции в современной поэзии // Русское Зарубежье: приглашение к диалогу: Сб. науч. тр. Калининград, 2004. С. 76 83.
19. Бахтин М.М. Из лекций по истории русской литературы. Вячеслав Иванов // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 394 403.
20. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 250 296.
21. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. К.: Next, 1994. 510 с.
22. Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. Киев: Next, 1994. 383 с.
23. Белый А. «Тяжелая лира» и русская лирика // Современные записки. 1923. XV. С. 371 392.
24. Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры, искусства: В 2 т. М.: Искусство, 1994. 2 т.
25. Березин В.С. Учительство и ученичество: попытки самоорганизации эмигрантской литературы // Русское Зарубежье: приглашение к диалогу: Сб. науч. тр. Калининград, 2004. С. 14 19.
26. Беседы о русской зарубежной литературе. Париж: Посев, 1967. 46 с.
27. Блок А.А. Записные книжки (1902 1920). М.: Худож. лит., 1965. 664 с.
28. Блок А.А. Собрание сочинений: В 8-ми т. М. Л.: Худож. лит., 1962. 8 т.
29. Блум Х. Страх влияния. Карта перечитывания. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1998. 352 с.
30. Божнев Б. Борьба за несуществованье. Париж, 1925. 90 с.
31. Божнев Б. Борьба за несуществованье. Собрание стихотворений. СПб.: ООО ИНАПРЕСС, 1999. 320 с.
32. Божнев Б. Собрание стихотворений: В 2 т./ Под ред. Л. Флейшмана. Berkeley: Berkeley Slavic Specialties, 1987. 2 т.
33. Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников. СПб.: Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1993. 184 с.
34. Бочаров С.Г. Ходасевич // Литература Русского Зарубежья: 1920 1940. М., 1993. С. 178 219.
35. Бродский И.А. Об одном стихотворении // Бродский о Цветаевой: интервью, эссе. М., 1997. С. 77 156.
36. Бунин И.А. Сочинения: В 3 т. М.: Худож. лит., 1982. 3 т.
37. Бунина С.Н. Мотив плавания в лирике поэтов русского зарубежья (1920-е 1930-е годы) // Вестник Крымских литературных чтений: Сб. научных статей и материалов. 2006. Вып. 3. С. 79 89.
38. Бунина С.Н. Поэты маргинального сознания в русской литературе начала ХХ века (М. Волошин, Е. Гуро, Е. Кузьмина-Караваева). М.: Изд-во РУДН, 2005. 440 с.
39. Бураго С.Б. Собрание сочинений. К.: Изд. дом Дм. Бураго, 2005. Т.1. Александр Блок. 368 с.
40. В Россию ветром строчки занесет Поэты «парижской ноты» / Сост., предисл., примеч. В. Крейда. М.: Мол. гвардия, 2003. 375 с.
41. Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры. «Элегическая школа». СПб.: Наука, 2002. 239 с.
42. Вейдле В. О поэтах и поэзии. Париж: Ymka-Press, 1973. 203 с.
43. Верлен П. Романсы без слов. СПб.: Летопись, 1998. 378 с.
44. Вернуться в Россию стихами 200 поэтов эмиграции: Антология / Сост. В. Крейд. М.: Республика, 1995. 688 с.
45. Виролайнен М.Н. Речь и молчание: Сюжеты и мифы русской словесности. СПб.: Амфора, 2003. 503 с.
46. Вишняк М.В. «Современные записки». Воспоминания редактора. Блумингтон: Indiana University Publications Slavic and East European Series, 1957. 335 с.
47. Вячеслав Иванов и его время. Материалы VI Международного симпозиума / Ред. Аверинцев С.С., Циглер Р. Франкфурт-на-Майне: Peter Lang, 2002. 585 с.
48. Гайто Газданов и «незамеченное поколение»: писатель на пересечении традиций и культур: Сб. науч. тр. М.: ИНИОН РАН, 2005. 344 с.
49. Гачев Г.Д., Кожинов В.В. Содержательность литературных форм // Теория литературы: Основные проблемы в историческом освещении: Роды и жанры литературы. М.: Наука, 1964. С. 5 26.
50. Гинзбург Л.Я. О лирике. М.: Интрада, 1997. 408 с.
51. Гиппиус З.Н. Сияния. Париж: Дом книги, 1938. 48 с.
52. Гиппиус З.Н. Стихотворения. СПб.: Академический проект, 1999. 592 с.
53. Гиппиус З.Н. Стихотворения / Сост. Т.В. Пахмусс. Париж: Ymka-Press, 1984. 144 с.
54. Гиппиус З.Н. Письма к Берберовой и Ходасевичу. Ann Arbor, Michigan: Ardis, 1978. 120 с.
55. Гиршман М.М. Избранные статьи. Художественная целостность. Ритм. Стиль. Диалогическое мышление. Донецк: Лебедь, 1996. 160 с.
56. Глэд Д. Беседы в изгнании: Русское литературное зарубежье. М.: Кн. палата, 1991. 320 с.
57. Горбачев А.М. Неоклассический стиль лирики В.Ф. Ходасевича 1918 1927 гг. Автореферат дис. канд. филол. наук. Ставрополь, 2004. 20 с.
58. Городницкий Л. О бессмертье своем не забочусь Рассказы, очерки, эссе об Игоре Северянине. Ганновер: Alexpress, 1999. 122 с.
59. Гуль Р. Одвуконь. Советская и эмигрантская литература. Нью-Йорк: Мост, 1973. 322 с.
60. Гуль Р. Я унес Россию. Апология эмиграции. Нью-Йорк: Мост, 1984. Т. 2. Россия во Франции. 351 с.
61. Данилович Т.В. Культурный компонент поэтического творчества Г. Иванова: функции, семантика, способы воплощения. Минск: Ин-т совр. знаний, 2000. 123 с.
62. Дарвин М.Н. Проблема цикла в изучении лирики: Учебное пособие. Кемерово: КемГУ, 1983. 103 с.
63. Дарвин М.Н. Художественность лирического цикла как проблема литературоведения // Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики: Сб. науч. тр. Кемерово, 1986. С. 43 47.
64. Дарк О.И. Неудавшийся эксперимент // Поэзия русского зарубежья. М., 2001. С. 5 30.
65. Двинятина Т. Заметки о поэзии И. Бунина начала 1920-х гг. // Культура русской диаспоры: саморефлексия и самоидентификация. Материалы международного семинара. Тарту, 1997. С. 87 98.
66. Дмитриев Е.В. Фактор адресации в русской поэзии XVIII нач. XX в.: Автореферат дис д-ра филол. наук. М., 2003. 38 с.
67. Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь: Стихотворения. Политический памфлет. Проза. Воспоминания. М.: Терра, 1994. 768 с.
68. Ермилова Е.В. Г. Иванов // Литература Русского Зарубежья: 1920 1940 / Сост. и отв. ред. О.Н. Михайлов. М., 1993. С. 220 224.
69. Записки русской академической группы в США. Нью-Йорк, 1994. Т. XXVI. Русская эмиграция. Не в изгнании, а в послании. 418 с.
70. Зарубежная Россия. 1917 1939: Сб. статей. СПб.: Изд-во «Европейский дом», 2000. 445 с.