ПОЕТИКА РОМАНТИЧНОЇ ПРОЗИ ОЛЕКСАНДРА ГРІНА

Короткий опис

Н. А. Кобзев
А. Н. Мазин

ПОЭТИЧЕСКИЙ МИР АЛЕКСАНДРА ГРИНА

Симферополь 2002

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ................................................................................................................................... 3

РАЗДЕЛ 1. Творчество А. С. Грина в литературной критике....................... 9

Выводы к разделу 1......................................................................................................... 39

РАЗДЕЛ 2. Поэтическая идеализация как основной творческий прием пересоздания действительности............................. 44

2.1. Идеализация романтического героя.................................................................... 44
2.2. Реалистичность как органическая составная гриновской
идеализации...................................................................................................................... 54
2.3. Романтическая антитетичность............................................................................. 60
2.4. Миф как генетический источник гриновской идеализации............................ 63

Выводы к разделу 2......................................................................................................... 74

РАЗДЕЛ 3. Мифопоэтичность и символичность творческого сознания А. С. Грина....................................................................................................................................................... 76

3.1. Романтическая мифологизация............................................................................. 76
3.2. Символ как творческая категория........................................................................ 98

Выводы к разделу 3....................................................................................................... 116

Раздел 4. Художественное пространство и время
в прозе А. С. Грина........................................................................................................... 118

4.1. Художественное пространство........................................................................... 118
4.2. Художественное время......................................................................................... 137

Выводы к разделу 4....................................................................................................... 175

Раздел 5. Условное и реальное в поэтике А. С. Грина............................. 178

Выводы к разделу 5....................................................................................................... 194

ВЫВОДЫ................................................................................................................................. 196

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ............................................................ 207

ВВЕДЕНИЕ

Александр Степанович Грин (А.С. Гриневский, 18801932) вступил в русскую литературу в первое десятилетие ХХ века и отразил в своем творчестве тревожный, напряженный дух переломной эпохи. Чувство «великого переворота» (Л. Толстой), свойственное наиболее чутким писателям той поры А. Блоку, М. Горькому, М. Волошину, в высокой степени было присуще и Грину. Новое историческое время требовало новых художественных форм изображения действительности.
Поиски путей обновления и активизации образного слова захватили и Грина, первые романтические произведения которого появились в 1908 году. В них он как самобытный романтический художник создает свою модель мира, названную исследователями «Гринландией». Создание обобщенно-абстрагированного образа мира, лишенного конкретных временных и географических координат, «выключение изображаемых явлений из конкретно-исторических зависимостей и перенесение центра тяжести на их общечеловеческий <...> смысл [147, c. 180] объясняется поисками писателем новой изобразительной формы, которая позволила бы ему осмыслить сложность эпохи и выразить свою действенную позицию в мире.
Подобные планы преображения действительности не были открытием только Грина, они были свойственны в той или иной степени и другим художникам первой трети ХХ века.
«В ХХ веке ряд мастеров художественной литературы, изобразительного искусства, театра стали проявлять явное тяготение к крайней условности и схематизации...» [103, c. 18]. Выделяя два способа создания художественного образа в искусстве минувшего века типический и типологический, современный мыслитель поясняет: «Типологический образ в искусстве своего рода контурное изображение. Оно схематичнее типического образа, но зато более емкое. Конкретность при этом не исчезает, она только теряет долю наглядности... Типический образ ближе к чувственной конкретности, типологический к понятийной [103, c. 21].
В романтическом искусстве, на наш взгляд, Грин создает именно типологический образ мира, более условный и схематичный, чем типический, но зато более емкий и многозначный. И использует он для создания такого образа мира прием «остранения» (В. Шкловский).
По мысли В. Шкловского, задача писателя вывести читателя «из автоматизма восприятия». Дать ощущение литературного произведения «как видение, а не узнавание» [291, c. 7], то есть сделать привычный мир необычным, странным, неожиданным, как бы заново увидеть, осмыслить его.
Эффект «остранения» наиболее точно отражает саму сущность художественного мышления Грина. В его романтической прозе в экзотических или фантастических обстоятельствах идея произведения, освобожденная от знакомого и привычного российского быта, «остранялась», выводилась «из автоматизма восприятия», становилась новой, необычной и общечеловеческой.
Для романтиков ХХ века характерен был дуализм мировосприятия, который порождал принцип двоемирия. В романтическом искусстве, по утверждению Гегеля, два мира: мир духовный действительности и мир действительности эмпирической. Для «остраненного» мира Грина характерен принцип не двоемирия, а, условно говоря, «троемирия»: его Гринландия, в которой вполне очевиден традиционный романтический конфликт между идеалом и житейской прозой (возвышенный мир, скажем, Ассоль и пошлый прозаический мир жителей Каперны) максимально условна и удалена от реальной российской действительности. Но в том-то и особенность двоемирия Гринландии, что на нее спроецирован мир России со всей ее сложной, трудной и героической судьбой. Этот принцип «троемирия» позволил Грину, «остраненно» осмысляя общечеловеческие вопросы, остаться русским национальным писателем.
Создание «остраненного» мира потребовало от автора тотального философского подтекста, углубления личностного подхода к действительности, сгущенной нравственной насыщенности художественного контекста, многозначности ситуации, возрастания рационально-аналитического начала в творческом процессе. Все это обусловило обращение Грина к особому корпусу художественных средств, приемов и творческих категорий. И если о странности и необычности гриновского мира в литературной науке речь шла, то исследований художественного инструментария «остраненной» прозы писателя еще не предпринималось. Многие авторы совершали короткие «набеги» на поэтику Грина, но это были только спорадические попытки прикоснуться к ней, хоть как-то осознать художественную неповторимость его прозы. Даже в монографии Н. А. Кобзева «Роман Александра Грина» (1983), где треть исследования посвящена проблемам сюжета и композиции, разговор о поэтике идет на традиционном уровне. Специальных работ, посвященных поэтике в современном понимании, о Грине еще не написано. Именно этим обусловлена актуальность нашего исследования.
Связь работы с научными программами, планами, темами. Исследование проводилось в соответствии с планом научно-исследовательской работы кафедры русской и зарубежной литературы Таврического национального университета имени В. И. Вернадского в рамках общеуниверситетской программы, зарегистрированной в УкрИНТЭИ под № 98v005637 «Актуальные проблемы истории и теории русской и зарубежной литературы».
Целью работы является анализ поэтики романтической прозы Грина. Цель предполагает решение следующих задач:
обосновать необходимость исследования поэтики Грина на основе эволюции критической мысли о его творчестве;
выявить своеобразие эстетических средств пересоздания мира в прозе писателя;
осмыслить поэтическую идеализацию романтика как субстанциальный творческий прием пересоздания действительности;
наметить более четко рамки, так называемой романтической антитетичности у Грина;
определить эстетическую роль мифопоэтического начала в художественном мышлении писателя;
исследовать природу символа и особенности символики в прозе Грина;
осмыслить и обозначить неповторимость гриновского хронотопа;
выявить своеобразие и эстетическую роль оппозиции «реальное и условное» в поэтической палитре писателя.
Объект исследования романтическая проза дореволюционного и послереволюционного периода творчества Грина.
Предмет исследования поэтическая система писателя в процессе ее движения и становления.
Специфика работы требует комплексной методологии, основу которой составляют системно-структурный (Ю. Тынянов, М. Бахтин, Ю. Лотман) и типологический (Д. Лихачев, С. Аверинцев) подходы к художественным текстам. Опорный для нас стала теория стиля, разрабатываемая как филологами классиками, так и исследователями последних лет (А. Лосев, Л. Гинзбург, Н. Гей, А. Соколов, В. Эйдинова), суть которой заключается в понимании структурной природы художественного стиля, образующего единство поэтики автора и несущего в себе доминанту его видения. В работе применяются аналитическая и сравнительная методики. Мы опираемся также на существенные для исследования идеи русских и западноевропейских философов (Н. Бердяев, В. Розанова, В. Вернадский, Ф. Ницше, О. Шпенглер), на работы по психоанализу (З. Фрейд, К.Г. Юнг, В. Бехтерев), способствующие освоению специфического для Грина погружения в глубины и тайны человеческой психики.
Научная новизна исследования состоит как в выборе темы, так и в подходе к ее решению. В работе по-новому, с позиции современных представлений о художественном произведении рассматриваются поэтические уровни творческого мира Грина, что позволяет воспринимать эстетический инструментарий его прозы не с традиционно-эмпирических подходов, а с новых теоретических высот, видеть в нем писателя действительно самобытного, смело соединяющего в своей изобразительной палитре достижения как воссоздающего, так и пересоздающего типов творчества. Взгляд на поэтику Грина с высоты современности открывает в его эстетической практике много нового, неизученного и непознанного еще литературной наукой.
Практическое значение полученных результатов связано с возможностью использования материалов диссертации в дальнейшем освоении поэтики и стиля писателя, а также с целью более полного осмысления поэтических потенций пересоздающего типа творчества в русской и мировой литературе первый трети ХХ века. Основные положения и выводы исследования могут использоваться также при изучении ряда разделов курса «теории литературы», в вузовском преподавании истории русской литературы, в спецкурсах и спецсеминарах, при написании курсовых и дипломных работ, в современной школьной практике.
Апробация результатов диссертации. Отдельные разделы и диссертационное исследование в целом обсуждались на заседаниях кафедры русской и зарубежной литературы Таврического национального университета имени В. И. Вернадского. Основные положения исследования были изложены в докладах на международных научно-практических конференциях «Морской вектор в судьбах России: история, философия, культура. Четвертые Крымские Пушкинские чтения» (Феодосия, 1994); «Русская литература ХХ века в контексте мировой культуры» (Алушта, 1997); на ежегодных научных конференциях в ТНУ им. В. И. Вернадского, а также обнародовались в ходе работы спецсеминара «Новелла А. Грина 20-х годов».
Публикации. Результаты диссертационного исследования отражены в 6 статьях, из них 4 в изданиях, утвержденных ВАК Украины, 2 в материалах конференций.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти разделов, выводов и списка использованных источников. Объем диссертации 206 страниц. Список использованных источников состоит из 321 наименования.

Список літератури

Выводы

А.С. Грин вошел в историю русской литературы как художник-романтик. В его творчестве хорошо ощутимы признаки пересоздающего типа искусства. Они проявляются и в принципах обобщения реального мира, и в способе воссоздания характеров, и в средствах изобразительности. Наука о Грине прошла большой и сложный путь. Многое в его романтическом мире познано и достаточно четко обозначено. Исследованы внутренняя природа Гринландии, романтический герой в его духовном движении, своеобразие малого и крупного гриновского жанра, философское содержание его прозы, соотношение остраненного мира с реальной российской действительностью, изучена и написана биография писателя. Большие трудности, однако, для литературный науки представляла всегда поэтика Грина. Дореволюционная критика не уделяла этой проблеме вовсе никакого внимания. В пореволюционное время вплоть до 60-х годов анализ поэтики Грина ограничивался лишь упоминаниями об особой выразительности языка писателя. С появлением монографии В. Ковского [147] поэтический аспект стал несколько больше привлекать внимание исследователей. Правда, кроме Кобзева Н. А. [139], который непосредственно обращается к ряду поэтических планов большой прозы Грина, другие авторы уделяют его поэтике лишь спорадическое или сопутствующее внимание. Многие, пишущие о Грине, связывают поэтику преимущественно с языковым аспектом (Мельникова Л. и др.). Некоторые обращаются к более крупным категориям: категория фантастического (Ковский В.), категория «детскости» (Харчев В.). Но основополагающие начала поэтики Грина все еще остаются в тени.
Исходя из неразработанности данной проблемы в современном гриноведении, в нашей диссертационной работе предпринята попытка фундаментального и многоаспектного исследования гриновской поэтики на основе большой и малой прозы писателя в процессе ее движения и становления.
В свете целевого подхода к проблемам поэтики Грина, с учетом того, что романтическая проза писателя таит в себе мощные художественные резервы, до сих пор еще малоисследованные, в диссертации достаточно основательно раскрывается необычный поэтический потенциал прозы писателя, высокая эстетическая эффективность целого ряда творческих категорий.
В диссертации обстоятельно мотивирована необходимость обращения к поэтике Грина в свете современных представлений о художественном мире литературного произведения. Аналитическая мысль о Грине прошла два этапа. На первом этапе она была литературной критикой (19101960 гг.), на второй (19602000 гг.) литературной наукой о Грине. Только на втором этапе гриноведение стало намечать подступы к поэтике романтика. Сейчас на повестку дня выходят новые уровни осмысления поэтического мира Грина. Своего исследования и решения требуют такие творческие категории в прозе автора, как поэтическая идеализация, художественное время и пространство, мифопоэтичность и символичность романтизма писателя, категория условного и т.д.
Основным творческим приемом Грина является поэтическая идеализация. Она играет в его прозе всеопределяющую роль, влияет на процессы пересоздания всех компонентов реальной действительности: от человека до остраненного мира, в котором он действует.
Гриновская идеализация грэического героя предполагает возведение к образцу, к высшему совершенству посредством очищения жизненного образа от всего, что не соответствует авторским представлениям о прекрасном и духовно совершенном. Поэтическая идеализация Грина не абстракция, но такое творческое явление, которое подлежит анализу и синтезу. В этом плане в ее внутренней структуре можно наметить/вычленить три основных компонента: реалистичность, антитетичность и мифопоэтичность.
Реалистичность состоит не только в достоверности деталей, но и в известной типизации романтических героев, ее близости к реалистической типизации, в частности, свойственной критическому реализму. Со всей очевидностью это прослеживается на взаимоотношениях грэического героя и остраненного мира. Основным принципом реалистического творчества является изображение человека в органической связи с окружающей его средой. У Грина условная среда и романтический герой также предстают в неразрывном единстве. Будучи в гринландском мире явлением инородным, герой Грина, однако, органически включается в чуждую ему обстановку. Действия его сообразованы с обстоятельствами, интроспекция детерминирована. Даже Друд считается с окружающей его социальной средой. Его жизнь в гринландском мире не выглядит анахронистично. Она как бы «впаяна» в этот мир и немыслима вне его, а сам герой предстает типическим лицом в типическом окружении. Такого рода типизацию можно назвать романтической. В основе своей она тоже опирается на реальную действительность. Своеобразное сочетание идеального и реального позволяет Грину воссоздавать типические характеры, которые могут и должны быть. В основе гриновской идеализации лежит «возможное по вероятности» (Аристотель), т.е. допущение, но это допущение опирается на сущее, наличествующее в самой действительности и, таким образом, помогает «лучше раскрыть в жизни общее, характерное» [142, с. 54]. Все это и сообщает поэтической идеализации Грина ощутимую реалистическую окрашенность.
«Реалистичность» Грина в то же время нельзя рассматривать как перманентный переход писателя к реализму. Речь идет только об усилении эффекта достоверности синтетического мира и применении отдельных приемов реалистического письма, что позволяет говорить лишь о сходстве в способе обобщения романтического образа с реалистической типизацией, но не о тождестве.
Вторая составная гриновской идеализации романтическая антитетичность. Грэический герой становится еще реальнее от того, что рядом с ним постоянно находится его духовный антипод приземленная своекорыстная личность. Акцентированное сопоставление несовместимых характеров одно из очевидных проявлений романтической антитезы. В то же время антитетичность распространяется и на все текстовые уровни произведений писателя: от словосочетаний, в которых сталкиваются противоположные по смыслу словесные единицы, до ряда ведущих мотивно-тематических антиномий, организующих тексты Грина (жизнь смерть, экзотика обыденность, искусство жизнь, красота безобразие, белое черное и т.д.). Оксюморонность формы достигается Грином и путем соединения изысканной, рафинированной лексики, научных терминов и нарочито заниженного разговорного языка. Антиномичность, проникающая всю художественную структуру прозы Грина, становится неотъемлемой, генотипной составной авторской идеализации.
Поэтическая идеализация Грина, как правило, опирается на мифопоэтическое начало. Автор обращается не только к древнему мифу, его традициям в русской и мировой литературе, но и создает собственный мифопоэтический мир. Мифопоэтическое мышление Грина помогает ему наделять своих символических героев необыкновенными способностями и исключительными чертами натуры. Идеализация на уровне мифологических мотивов достигает у писателя высших художественных пределов (Друд, Фрези Грант).
Таковы структурные особенности и творческие задачи поэтической идеализации у Грина.
Надо отметить и тот факт, что мифопоэтичность является не только органическим свойством гриновской идеализации, но присуща его «второй действительности» (Горький) на всех эстетических уровнях: и на сотворении его синтетического мира, и на стремлении к собственному мифотворчеству, и на характере художественной образности, и на своеобразии жанровой системы.
Миф у Грина не выступает из структуры его произведений, а естественно входит в нее и как метафорическая условность и как поэтически обобщенный символ. Умение тонко облекать в живую плоть эстетические идеи приводит Грина к созданию множества собственных образов-мифов, синтезирующих художественное и философское начало, не порывающих связей с реальной действительностью. Мифотворчество Грина это средство обретения целостности, гармонии жизни. Основная цель такого мифотворчества это синтез человека и мироздания, как ощущение вечной неизменности Красоты, Добра, Правды и одновременно динамики мира. Гриновский миф о человеке носит героический, гуманистический и демократический характер.
В тесном единстве с мифопоэтичностью совершается у Грина и символическое осмысление бытия. Художественно обработанные мифы и мифологемы Грина заметно окрашены в символические тона. Символ у Грина кажет себя и в символических деталях, и в стилистической символике, и в символических ситуациях, и в символических персонажах, и в символичности самой Гринландии. Гриновский символ обладает всеми качествами, свойственными символу как таковому: высокой степенью обобщенности, достаточной единичностью, необходимой мерой архетипичности.
Символика красной нитью проникает гриновское художественное пространство и время.
Герои Грина действуют в условном пространстве, т.е. не существующем на самом деле. Это необходимо автору для того, чтобы не ограничивать восприятие читателя конкретно-историческими и локально-бытовыми ассоциациями. В этом плане в особенности показателен роман «Золотая цепь», где пространство носит многомерный характер в рамках известной пространственной триады (верх низ горизонталь).
Воссозданию сакрального пространства в произведении способствовало осознанное или интуитивное использование таких символических представлений, как запутанность, исчезновение или неожиданное возникновение границ, расширение или свертывание пространства, членение и соединение, движение по кругу и т.д.
Грин сохранил мифопоэтическую концепцию пространства и наполнил ее в некоторых случаях новым содержанием, использовав сакральные места: всевозможные переходы, дверь, окно, центр, «меченые» аксессуары.
Символику горизонтали писатель использует мало, а вот «великая вертикаль» представлена в романе широко, в особенности ее составляющие: верх, середина, низ. Помимо того, автор выстраивает в сюжете и «великую вертикаль» человеческих отношений.
Символика вертикали наглядно проявляется в портретике персонажей. У положительных героев, как в микрокосмосе, доминирует «верх»: глаза и волосы. У отрицательных «низ»: рот, уши, нос, шея. Положительные высокие и стройные; отрицательные малого роста, полного телосложения.
В романе обстоятельно разработан аспект соотношения между пространством и образом: где-то он чужой, где-то свой, к какому-то пространству его тянет, из какого-то он пытается вырваться.
Символика пространства у Грина помогает глубже осознать эстетическое содержание художественного контекста, ощутить активное участие пространства в организации действия произведения, в раскрытии характеров действующих лиц.
Грин демонстрирует виртуозное владение временем как эстетической категорией. В романе «Золотая цепь» время предстает не просто эффективным средством, но обнаруживает себя в неповторимых проявлениях. Показательна здесь общая протяженность действия: 12 часов. Это самое короткое время действия в романах писателя. Но при всем своем лаконизме оно переживает стремительную эволюцию: от первобытного, надысторического хаоса до стройной символической упорядоченности. Здесь всесторонне представлен минимальный цикл времени суточный. Он тесно смыкается с мифопоэтическим представлением о частях суток. Утро ассоциируется с рождением, светом, началом нового. Вечер указывает на окончание дня, наступление тьмы. Ночь ассоциируется с тьмой, временем злых сил. В то же время день целиком трансформируется у Грина через призму романтической эстетики, а потому исключается из художественной ткани романа. Частично такую же трансформацию испытывают вечер и ночь.
Особо значимыми являются пограничные и центральные моменты времени (восход и заход солнца, полночь). Символику полночи как сакрального, волшебного времени Грин использует с исчерпывающей полнотой.
В «Золотой цепи» представлены годовой, возрастной, а также исторический циклы времени. В романе хорошо ощутимы приметы годового цикла, хотя события протекают в очень сжатых временных пределах. Осень здесь символ угасания, уныния, тоски; весна символ жизни, радости, любви. Смешение весны и осени в рамках суток свидетельство очевидной сакральности романного времени.
Градации времени на лето и зиму в романе нет. Для писателя важно деление времени на положительное и отрицательное, где в первом сливаются весна и лето, символизируя жизнь, а во втором осень и зима, которые отождествляются с холодом и смертью.
В возрастном цикле у Грина сохранились архаические представления, где детство и юность ассоциируются с утром, а, следовательно, с весной; зрелость с летом, ранней осенью; старость с вечером или скорее ночью, а в годовом цикле с поздней осенью и зимой.
Время романа замкнуто в себе, не имеет связи с историческим временем, хотя автор и делает попытки приковать фантастическую историю к реальности: вводит в эпилог массу деталей реальной жизни, указывает точные даты.
В связи с тем, что время в романе необычное, оно обладает рядом нехарактерных для реального времени черт. Оно способно растягиваться и сжиматься, протекать медленно и быстро в зависимости от того, много или мало событий включает в себя. Быстрый ход времени у Грина обретает положительную семантику, а медленный отрицательную. Помимо того, ему присуща и такая черта сакрального времени, как прерывистость. Герои теряют связь со временем через сон, болезнь, обморок, мечты и т.д. Это особенность архаических представлений о времени, когда не разграничивались временные пласты как таковые. В этом плане сон символизировал небытие. У Грина эта традиция сохраняется и по-своему обогащается: сон выключает у него день из хода событий и накаляет атмосферу ожидания вечерней ситуации.
Грин мастерски владеет сакральным временем, эстетически оправдано смешивает прошедшее, настоящее и будущее. В его сюжете обозначены все основные временные циклы, особой значимостью обладают порубежные и центральные моменты времени.
Итак, художественное время и пространство служат для Грина и средствами создания романтически остраненного образа мира, и способами осмысления сложных проблем современности, решения их в эстетической форме. При этом в ранних новеллах, романистике и новеллах 20-х годов просматриваются различные хронотопные модели, в рамках которых развертывается действие и используются неидентичные приемы для выражения пространства и времени как существенных составляющих его новаторского романтизма.
Все творческие категории Грина не лишены отчетливо выраженного фантастического начала. Для писателя, как и для других романтиков, фантастика была одним из способов художественного осмысления действительности. Категория фантастического у Грина лишена мистики и веры в потусторонние силы. В процессе творческого движения автора фантастика трансформировалась, наполняясь более глубоким социальным содержанием. В целом фантастическое у Грина имеет две грани: острофантастическое или «формы прямой фантастики» и реально-фантастическое или «формы завуалированной фантастики». К первой грани относятся такие элементы необыкновенного, которые помечены печатью наиболее острой выдумки: летающий человек, бегущая по волнам и т.д. Чудес такого рода в прозе Грина немного, и вводятся они в сюжет без всякого пояснения. В этом смысле гриновское фантастическое сродни сказочному и привлекается как художественный прием с целью более глубокого проникновения в мир человеческой души.
Фантастика в романтическом мире Грина не только конструктивный прием, стилевой орнамент, не просто аллегория, а элемент мировосприятия, эстетического осмысления действительности художником.
Рядом с фантастическим у Грина находится условное и реальное как двуединая творческая категория. Сознание художника, направленное на познание внутреннего мира человека, но настроенное и на поэтическое преображение действительности, создает вымышленные образы, которые сливаются с отраженной действительностью и воспринимаются как реальность. Речь идет о вторжении воображаемого в мир действительности. На первом этапе творчества Грин персонифицирует лишь некоторые моменты воображения. Затем вторжение вымысла становится более глубоким, его образы обретают силу реальности и выступают на равных правах с самой существенностью.
Особую роль в слиянии двух миров реального и условного играет у Грина принцип фееричности. Писатель прибегает к нему, чтобы создать эффект чуда, которое проецируется на внутренний мир героя и освещает его с особой выразительностью. Фееричность пронизывает все творчество зрелого Грина и является важнейшим компонентом слияния условного и реального.
Принцип соединения вымысла с явью достигает у Грина особой органичности и наглядности в таких его реально-романтических произведениях, как «Крысолов», «Серый автомобиль», «Фанданго». Реалистичность описаний, система достоверных деталей снимает всякое недоверие к необычному и условному. Художественный доверительности содействует и гриновский психологизм. Сюжет развертывается как серия тайн, связывающих события в единое целое и сглаживающих границу вымышленного и реального, условности и действительности.
В новелле «Фанданго» наиболее эффективно кажет себя поэтический принцип многократного переплетения реального мира с вымыслом и развертывание сюжета как серии чудесных (феерических) превращений. Отражая реальную действительность в остраненной форме, писатель не уходил в беспредметную игру воображения, а затрагивал и решал актуальные философско-эстетические проблемы времени, высказывал свою точку зрения на процессы современной ему действительности. В 20-е годы Грина постоянно упрекали в отрыве от жизни. А неприятие его романтизма было настолько велико, что рапповская критика не заметила новых тенденций в его прозе, в частности, в «Крысолове», «Сером автомобиле», «Фанданго», в которых писатель обратился непосредственно к изображению современности. Естественно, это было гриновское изображение реальной действительности. И основной особенностью этого изображения стала органическая слиянность вымысла с явью, условности с реальностью.
Наши параметры исследования художественного мира Грина открывают новые, еще неосвоенные грани его поэтики. Вместе взятые они указывают на огромный потенциал изобразительных средств, таящийся в прозе писателя. Поэтическая идеализация, категория реалистичности, романтическая мифологизация, символика хронотопа, условное и реальное и т.д. все это указывает на несомненное новаторство романтической прозы Грина, на то, что перед нами необычное творческое явление, не имеющее аналога в мировой литературной практике. Это романтизм, но романтизм нового типа, рожденный на сломе двух исторических эпох, обусловленный культурно-эстетическими веяниями своего времени, ведущими тенденциями общественно-социального бытия.

Процесс образования связей с реальностью в этом романтизме протекал по своим остраненным каналам. Не выходя за пределы пересоздающего типа познания мира, мысль художника двигалась по пути накопления определенных реалистических и символико-мифологических тенденций внутри самого метода. Романтизм Грина складывался на пути скрещения интуитивного познания мира (грэический герой) и своеобразной типизации объективной действительности (романтический отрицательный типаж). Но обе эти творческие тенденции (романтическая антитетичность) органически связаны, а потому несут на себе взаимный отблеск. И когда речь идет о том, что гриновская идеализация чревата романтической типизацией, то нельзя забывать и о том, что так называемая гриновская типизация тоже не лишена идеализирующего начала. В данном случае мы имеем дело с идеализацией наоборот. Это еще раз подтверждает мысль о том, что у Грина не было эволюции от реализма к романтизму или наоборот. Его творчество всегда оставалось романтическим. Это уникальное явление «чистого романтизма» (В. Ковский), романтизма новаторского типа в истории отечественной литературы.

список использованных источников

1. Аверинцев С. С. Символ // Философский энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1983. 730 с.
2. А. Д. А. Грин. Золотая цепь // Книга и профсоюзы. 1927. № 9. С. 3031.
3. А. С. Щучье веленье // Еженедельник «Красной газеты». 1923. № 4. С. 15.
4. Абакумов С. А. Грин. Золотая цепь // Родной язык в школе. 1926. № 1112. С. 3435.
5. Ал. М. А. С. Грин. Никудышная дорога // Сибирские огни. 1930. №7. С. 123124.
6. Алиев Э. О некоторых малоизвестных произведениях А. Грина // Лит. Азербайджан. 1970. №7. С. 148151.
7. Алиев Э. От реализма к романтизму // Учен. зап. Азерб. пед ин-т языков. Сер. язык и литература. 1973. № I. С. 7784.
8. Амлинский В. В тени парусов. Перечитывая Грина // Новый мир. 1980. №10. С. 238249.
9. Анибал Б. А. Грин. Фантастические новеллы // Новый мир. 1935. №4. С. 267269.
10. Антонов С. Александр Грин // Антонов С. От первого лица. М.: Сов. писатель, 1973. С. 90130.
11. Арнольди Э. Беллетрист Грин // Звезда. 1963. №12. С. 176182.
12. Арский. А. С. Грин. Рассказы. // Наш журнал. 1910. №3. С. 1415.
13. Ахундов М. Д. Концепция пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. М.: Наука 1982. 178 с.
14. Ашукин Н. А. С. Грин. Алые паруса // Россия. 1923. №5. С. 31.
15. Бальмонт К. Д. Змеиные цветы. М.: Гриф, 1910. 291 с.
16. Блок А. А. Собр. соч. В 6 т. М.: Правда,1971. Т. 16.
17. Блок Г. А. А. С. Грин. Бегущая по волнам // Книга и профсоюзы. 1928. № 10. С. 43.
18. Бобров С. А. С. Грин. Алые паруса // Печать и революция. 1923. №3. С. 261262.
19. Борисов Л. А. Грин // Литературный современник. 1939. №56. С. 214217.
20. Борисов Л. Александр Грин и его творчество // Грин А. С. Бегущая по волнам. Куйбышев: Кн. изд-во, 1956. С. 338.
21. Борисов Л. Гражданин, рыцарь интересного // Резец. 1939. №4. С. 2021.
22. Бритиков А. Русский советский научно-фантастический роман. Л.: Наука, 1970. 421 с.
23. Вавилов С. И. Глаз и солнце. М.: Наука, 1976. 271 с.
24. Важдаев В. Проповедник космополитизма. Нечистый смысл «чистого искусства» Александра Грина // Новый мир. 1950. №1. С. 257272.
25. Вайсброд А. А. А. С. Грин. История одного убийства // Книгоноша. 1926. №35. С. 2728.
26. Вахтин Б. В Старом Крыму // Нева. 1960. №8. С. 151154.
27. Вержбицкий Н. Светлая душа // Наш современник. 1964. №8. 103106.
28. Вильчинский В. Русские писатели-маринисты. М.: Л.: Наука, 1966. С. 196199.
29. Вихров В. А. С. Грин в «Новом Сатириконе» // Крымская правда. 1965. 18 июня.
30. Вихров В. Александр Грин // А. Грин. Избранное в 2-х т. Симферополь: Крымиздат, 1969. Т. 12.
31. Вихров В. Рыцарь мечты (А. С. Грин) // Вихров В. В поисках героя. Симферополь: Крымиздат, 1972. С. 70148.
32. Вихров В. Рыцарь мечты: Предисловие к собранию сочинений А. С. Грина. В 6 т. М.: Правда, 1965. Т. 1. С. 336.
33. Войтоловский Л. Литературные силуэты. А. С. Грин // Киевская мысль. 1910. № 172. 24 июня.
34. Володин Э. М. Специфика художественного времени // Вопросы философии. 1978. №8. С. 127134.
35. Вольпе Ц. Об авантюрно-психологических новеллах А. Грина // А. Грин. Рассказы. Л., 1935. С. 522.
36. Воронова О. Еще одно переиздание // Дон. 1961. №1. С. 181184.
37. Воронова О. Поэзия мечты и нравственных поисков // Нева. 1960. №8. С. 144150.
38. Воспоминания об Александре Грине. Л.: Лениздат, 1972. 607 с.
39. Гнедина Н. Перманентное бегство в Америку // Художественная литература. 1932. №18. С. 23.
40. Гор Г., Гранин Д. и др. Судьба Александра Грина // Литературная газета. 1964. 16 мая.
41. Гор Г. Дар одушевления // Звезда. 1944. № 78. С. 114115.
42. Горнфельд А. А. С. Грин. Рассказы // Русское богатство. 1910. №3. С. 145147.
43. Горнфельд А. А. Грин. Искатель приключений // Русское богатство. 1917. №67. С. 281.
44. Горшков А. Тайна соседства слов: Заметки о языке повести «Алые паруса» // Рус. речь. 1980. № 4. С. 38.
45. Грин А. С. Собр. соч. В 3 т. СПб.: Прометей, 1913. Т. 13.
46. Грин А. С. Полн. собр. соч. В 15 т. Л.: Мысль, 19271929. Вышло 8 томов: 2, 5, 6, 8, 1114.
47. Грин А. С. Собр. соч. В 6 т. М.: Правда, 1965. Т. 16.
48. Грин А. С. Собр. соч. В 6 т. М.: Правда, 1980. Т. 16.
49. Грин А. С. Собр. соч. В 5 т. М.: Худож. лит., 19911994. Т. 15.
50. Грин А. С. Избранное. М.: Сов. писатель, 1941. 372 с.
51. Грин А. С. Избранное. М.: Политиздат, 1956. 423 с.
52. Грин А. С. Избранное. М.: Правда, 1957. 452 с.
53. Грин А. С. Избранное. Симферополь: Крымиздат, 1959. 560 с.
54. Грин А. С. Избранное. Киров: Кн. изд-во, 1960. 452 с.
55. Грин А. С. Избранное. В 2 т. Т. 12. Симферополь: Крымиздат, 1962.
56. Грин А. С. Избранное. Симферополь: Крымиздат, 1969. 542 с.
57. Грин А. С. Избранные произведения. В 2 т. Т. 12. Симферополь: Таврия, 1974.
58. Грин А. С. Избранное: Повесть, феерия, романы. Минск: Мастац. лит., 1979. 477 с.
59. Грин А. С. Шапка-невидимка: Рассказы. СПб.: наша жизнь, 1908. 179 с.
60. Грин А. С. Рассказы. СПб.: Земля, 1910. 240 с.
61. Грин А. С. Алые паруса: Повесть. М., Пг.: Френкель, 1923. 141 с.
62. Грин А. С. Блистающий мир // Красная нива. 1923. № 2030.
63. Грин А. С. Блистающий мир. М.; Л.: Земля и фабрика, 1924. 196 с.
64. Грин А. С. Золотая цепь // Новый мир. 1925. № 811.
65. Грин А. С. Золотая цепь. Харьков: Пролетарий, 1925. 203 с.
66. Грин А. С. Сокровище африканских гор. М.; Л.: Земля и фабрика, 1925. 196 с.
67. Грин А. С. Вокруг Центральных Озер. М.; Л.: Молодая гвардия, 1927. 107 с.
68. Грин А. С. Сокровище африканских гор. М.; Л.: Земля и фабрика, 1927. 189 с.
69. Грин А. С. Бегущая по волнам. М.; Л.: Земля и фабрика, 1928. 244 с.
70. Грин А. С. Джессии и Моргиана. Л.: Прибой, 1929. 272 с.
71. Грин А. С. Дорога никуда. М.: Федерация, 1930. 391 с.
72. Грин А. С. Автобиографическая повесть. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1932. 152 с.
73. Грин А. С. Недотрога: Незаконченная рукопись романа // 30 дней. 1935. № 3. С. 1730.
74. Грин А. С. Дорога никуда. М.: Сов. писатель, 1935. 151 с.
75. Грин А. С. Недотрога: Неоконченный роман // Огонек. 1936. №23. С. 1022.
76. Грин А. С. Золотая цепь. Автобиографическая повесть. М.: Сов. писатель, 1939. 276с.
77. Грин А. С. Бегущая по волнам: Избранное. М.: Сов. писатель, 1941. 240с.
78. Грин А. С. Алые паруса: Феерия. М.; Л.: Военмориздат, 1944. 120с.
79. Грин А. С. Бегущая по волнам. М; Л.: Детгиз, 1945. 200с.
80. Грин А. С. Бегущая по волнам. Избранное. М.: Гослитиздат, 1956. 201с.
81. Грин А. С. Блистающий мир. Бегущая по волнам. Л.: Детгиз, 1958. 360с.
82. Грин А. С. Золотая цепь. Дорога никуда. М.: Известия, 1960. 388с.
83. Грин А. С. Алые паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. М.: Дет. лит., 1965. 431с.
84. Грин А. С. Белый шар. М.: Мол. гвардия, 1966. 464с.
85. Грин А. С. Джесси и Моргиана: Повесть, новеллы, роман. Л.: Лениздат, 1966. 507с.
86. Грин А. С. Алые паруса. Блистающий мир. Бегущая по волнам. Рассказы. Л.: Лениздат, 1972. 640с.
87. Грин А. С. Алые паруса: Феерия. Минск: Мастац. лит., 1974. 94с.
88. Грин А. С. Алые паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь: Романы. М.: Дет. лит., 1974. 431с.
89. Грин А. С. Алые паруса. Бегущая по волнам. Блистающий мир. Рассказы. Л.: Лениздат, 1975. 640с.
90. Грин А. С. Алые паруса. Горький: Волго-Вят. кн. изд-во, 1977. 366с.
91. Грин А. С. Алые паруса. Бегущая по волнам. Кишинев: Лит. артистикэ, 1978. 286 с.
92. Грин А. С. Алые паруса: Феерия. М.: Сов. Россия, 1980. 112с.
93. Грин А. С. Бегущая по волнам: Роман, рассказы. Л.: Худож. лит., 1980. 382с.
94. Грин А. С. Блистающий мир: Роман, рассказы. М.: Мол. гвардия, 1980. 400с.
95. Грин А. С. Блистающий мир. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Рига, Лиесма, 1982. 430с.
96. Грин А. С. Бегущая по волнам. М.: Худож. лит., 1981. 319с.
97. Грин А. С. Корабли в Лиссе. Мурманск: Кн. изд-во, 1983. 294с.
98. Грин А. С. Недотрога: Первая полная публикация незавершенного романа // Крымский альбом. Феодосия. Москва: Издательский дом «Коктебель», 1996. С. 150179.
99. Грин А. С. Стихотворения и поэмы. Киров-на-Вятке, 2000. 140с.
100. Грин Н. Н. Легенда Грина // Вітчизна. 1968. №8. С. 179187.
101. Грин Н. Н. Воспоминания об Александре Грине. Симферополь: Крымучпедгиз, 2000. 134с.
102. Грин А. С.: человек и художник. XIV Международная научная конференция. Материалы. Феодосия, 812 сентября 1998. Симферополь: Крымский архив, 2000. 176с.
103. Гулыга А. В. Искусство в век науки. М.: Наука, 1978. 243с.
104. Гуревич Г. Карта страны фантазии. М.: Искусство, 1967. 241с.
105. Джилкибаев Б. М. О внутренних и внешних чертах авторского контекста. Алма-Ата, 1972. 178с.
106. Дикова Т. Ю. Рассказы Александра Грина 1920-х годов: поэтика оксюморона: Автореф. дис... . канд. филол. наук. Екатеринбург, 1997. 19с.
107. Динамов С. А. С. Грин. Сокровище африканских гор. Роман // Книгоноша. 1925. №35. С. 19.
108. Динамов С. А. С. Грин. Штурман «четырех ветров» // Книгоноша. 1926. №26. С. 29.
109. Динамов С. Современная авантюрная литература // Красное студенчество. 1926. №2. С. 7476.
110. Дмитриевский В. В чем волшебство Александра Грина? // А. Грин. Золотая цепь. Дорога никуда. Пенза: Пензенское кн. изд-во, 1958. С. 377389.
111. Дунаевская И. Философско-эстетическая сущность «светлых стран» А Грина // Изв. АН Латв. ССР. 1981. №1. С. 4352.
112. Дунаевская И. Эстетико-философский смысл образа леса в творчестве А. Грина. Изв. АН Латв. ССР. 1982. №6. С. 6880.
113. Дунаевская И. К. Этико-эстетическая концепция человека и природы в творчестве А. Грина. Рига: Зинатне, 1988. 168 с.
114. Жирмунский В. М., Сигал Н. А. У истоков европейского романтизма // Уолпол, Казот, Бекфорд. Фантастические повести. Л.: Сов. писатель, 1967. 401с.
115. Захаржевский В. Страницы из несожженного дневника. Киев: Радянський письменник, 1968. С. 148164.
116. Загвоздкина Т. Е. Особенности поэтики романов А. С. Грина (проблема жанра): Автореф. дис... . канд. филол. наук. М., 1985. 16с.
117. Званцева Е. Эстетическая проблематика романа А. С. Грина «Блистающий мир» // Учен. записки Горьк. пед. ин-та. 1972. Вып. 129. С. 4150.
118. Зелинский К. А. Грин // Грин А. Фантастические новеллы. М., 1934. С. 536.
119. Зелинский К. А. Грин // Красная новь. 1934. № 4. С. 196206.
120. Зелинский К. Рассказ // 30 дней. 1933. № 8. С. 5964.
121. Зинин С. Антропонимический мир Гринландии: Имена собственные в произведениях А. Грина // Восточнославянская ономастика. М., 1979. С. 317329.
122. Зорин В. Повелитель случайностей. Калининград: Кн. изд-во, 1980. 248с.
123. Иезуитова Р. В. Пути развития романтической повести // Русская повесть ХIХ века. Л.: Сов. писатель, 1973. 273с.
124. Изергина Н. А. С. Грин и А. М. Горький // Учен. зап. /Кировск. гос. пед. ин-т,вып. 2. Киров, 1965. С. 78106.
125. Измайлов Н. В. Фантастическая повесть. // Русская повесть XIX века. Л.: Сов. писатель, 1973. 273с.
126. Ипполит И. А. С. Грин. Дорога никуда // Красная новь. 1930. №6. С. 201202.
127. Иринов И. А. С. Грин. Огонь и вода // Книга и революция. 1929. №23. С. 5455.
128. Каган М. С. Время как философская проблема // Вопросы философии. 1982. №10. С. 115128.
129. Калицкая В. Мечтатель // Костер. 1945. №10. С. 1011.
130. Киркин Ю. История прижизненных публикаций А. С. Грина и состояние библиографии писателя // Сб. аспирантских работ/ Ленингр. ин-т культуры. 1972. Вып. 2, ч. 1. С. 3555.
131. Киркин Ю. Произведения А. С. Грина под запретом цензуры // Сов. архивы. 1972. №3. С. 106109.
132. Книпович Е. Грин А. Рассказы // Дет. лит. 1940. №3. С. 3336.
133. Кобзев Н. А. Грин. Блистающий мир // Радянське літературознавство. 1969. №5. С. 6374.
134. Кобзев Н. Критика о творчестве А. Грина при жизни писателя // Вопросы русской литературы. Львов, 1971. Вып. 1. С. 3239.
135. Кобзев Н. О портрете в романах А. Грина // Вопросы русской литературы. Львов. 1975. Вып. 1. С. 8692.
136. Кобзев Н. Диалог в произведениях А. Грина // Русская речь. 1980. №4. С. 914.
137. Кобзев Н. К вопросу о компо