Хохлов Андрей Геннадьевич. Осетино-ингушский конфликт: истоки и динамика урегулирования

brief description

Хохлов Андрей Геннадьевич. Осетино-ингушский конфликт: истоки и динамика урегулирования : истоки и динамика урегулирования : Дис. ... канд. ист. наук : 07.00.02 Владикавказ, 2006 199 с. РГБ ОД, 61:06-7/1055

Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований
им. В.И. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-А
На правах рукописи
ХОХЛОВ АНДРЕЙ ГЕННАДЬЕВИЧ
ОСЕТИНО-ИНГУШСКИЙ КОНФЛИКТ: ИСТОКИ И ДИНАМИКА
УРЕГУЛИРОВАНИЯ
Специальность 07.00.02 - «Отечественная история»
Диссертация на соискание ученой степени
кандидата исторических наук
Научный руководитель - доктор исторических наук, профессор С.А. Айларова
Владикавказ 2006 
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 1. ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ СКЛАДЫВАНИЯ
КОНФЛИКТНОЙ СИТУАЦИИ 15
1.1. Осетинские и ингушские общества в рамках российской
государственности (вторая треть XIX - нач. XX в.) 15
1.2. Советская национальная политика как фактор
нарастания осетино-ингушских противоречий 39
ГЛАВА 2. ДИНАМИКА УРЕГУЛИРОВАНИЯ ОСЕТИНО-ИНГУШСКОГО
КОНФЛИКТА (1992-2006 гг.) 67
2.1. Постконфликтное строительство в период действия
чрезвычайного положения (ноябрь 1992 - февраль 1995 г.) 67
2.2. Процесс ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта после отмены режима ЧП
(2-я пол. 90-х гг. XX в. - 2001 г.) 84
2.3, Современное состояние постконфликтного урегулирования
(2002-2005 гг.) 125
2.4, На пути к разрешению противоречий: опыт анализа
переговорного процесса 146
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 169
Библиография
з
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность исследования. Распад СССР, спровоцировавший политико-идеологический кризис, актуализировал массу социально- политических и межэтнических противоречий, в том числе И территориальных притязаний, обладающих значительным деструктивным потенциалом. На территории бывшего Советского Союза на 1992 год было зафиксировано около 200 этнотерриториальных споров, а к 1996 г. сохранили актуальность 140 территориальных притязаний.
Среди основных межэтнических конфликтов именно территориальные споры отличаются наибольшей остротой. Все они имеют глубокую историческую подоплеку, которая, будучи далеко не всегда главной и единственной причиной противостояния, резко актуализировалась в условиях стремления этносов к государственной самоорганизации и суверенизации.
Квалифицируемый в литературе как этнотерриториальный1, осетино- ингушский конфликт был первым на территории РФ, перешедшим в открытую фазу. Кратковременное вооруженное столкновение привело к разрушительным последствиям, окончательно ликвидировать которые не удается доныне. Особо следует отметить, однако, что ни разу за весь постконфликтный период между сторонами не произошло новых вооруженных столкновений. Именно осетино-ингушский конфликт оказался единственным в отечественной истории, урегулирование которого происходит на основе переговорного процесса. Значимость данного прецедента определена еще и тем, что таким образом разрешаются противоречия между двумя субъектами одного государства.
Актуальность данной работы заключается таким образом в необходимости исследования переговорного процесса как механизма

урегулирования конфликта и разрешения осетино-ингушских противоречии. Важным представляется также освещение исторической подоплеки осетино- ингушских противоречий, вылившихся в открытый конфликт.
Цели и задачи исследования. Основной целью представленного диссертационного исследования является анализ динамики процесса по урегулированию осетино-ингушского конфликта с момента его перехода в открытую фазу (31 октября 1992 г.) по март 2006 г. Эта цель конкретизирована рядом первоочередных и второстепенных задач:
- показать динамику урегулирования осетино-ингушского конфликта (1992-2006 гг.) и выявить основные этапы этого процесса;
- охарактеризовать особенности каждого этапа урегулирования;
- представить опыт анализа переговорного процесса;
- на основе анализа имеющейся литературы по истории осетино- ингушских отношений в XIX-XX вв. обозначить исторические предпосылки складывания конфликтной ситуации и факторы нарастания осетино-ингушских противоречий;
- определить роль советской национальной политики в углублении осетино-ингушских противоречий.
Предметную область диссертационной работы составляет историческая динамика переговорного процесса по урегулированию осетино- ингушского конфликта и ликвидации его последствий.
Хронологические рамки исследования обусловлены спецификой темы. Исследование охватывает период с ноября 1992 г. по март 2006 г. Конечные рамки представленного исследования являются открытыми ввиду продолжающегося переговорного процесса, анализируемого в работе. Однако предпринятый в работе хронологический экскурс в XIX-XX вв. (т.е. период от начала установления российского государственно- административного аппарата на Северном Кавказе во втор. четв. XIX в. до конца 80-х гг. XX в.) вызван необходимостью освещения процесса формирования и развития осетино-ингушских противоречий, приведших к открытому противостоянию в конце XX в.
Степень изученности и научной разработанности темы. История Осетии и Ингушетии, развитие осетино-ингушских взаимоотношений, связей двух народов с Россией, вопросы установления в регионе российского административного режима неизменно привлекали внимание отечественных исследователей. Сведения путешественников, труды дореволюционных историков-кавказоведов, писавших о процессах утверждения на Кавказе российской администрации, дают богатый материал для характеристики осетино-ингушских связей и противоречий, проливают свет на конфликтогенные факторы межэтнических отношений .
Заметный вклад в изучение осетино-ингушских социально- политических и этнокультурных связей, сложившихся с древних времен до конца XIX в., а также разнообразных аспектов этнической истории двух народов внесли советские ученые Г.А. Кокиев, Б.А. Алборов, Б. Далгат, Г.К. Мартиросиан, Б.В. Скитский, Е.И. Крупнов, В.И. Абаев, Е.Н. Кушева, Н.Г. Волкова, М.М. Блиев, Б.П. Берозов, Б.А. Калоев, В.Б. Виноградов, З.М.
Л
Блиева, В.С. Уарзиати и др. В их трудах анализируются особенности вхождения двух народов в административное и социокультурное пространство империи, процессы освоения осетинами и ингушами плоскостных территорий.
Ряд публикаций советских и постсоветских десятилетий касается тех или иных аспектов развития двух народов в советское время, проблемы депортации ингушей и других народов в годы Великой Отечественной войны, послевоенного обустройства на территории Северной Осетии, складывания осетино-ингушского противостояния4.
Уже в первой половине 90-х гг. XX в. появились отдельные публикации, посвященные изучению различных аспектов осетино- ингушского конфликта, его предыстории и перспектив урегулирования.
Среди них следует отметить работу А.А. Нуриева, в которой представлен анализ предыстории и факторов развития осетино-ингушского конфликта5. Несмотря на то, что автор определяет ее как историко¬социологический очерк, работа привлекает внимание прежде всего постановкой проблемы, новизной исследовательских подходов и глубиной проработки отдельных тем. А.А. Цуциев обосновывает собственное понимание конфликтогенности осетино-ингушских отношений, которые, по его мнению, имеют историческую точку отсчета - XVIII в. Именно в этот период осетинские и ингушские общества попадают в сферу российских интересов и становятся объектами кавказской политики России, направленной на установление в регионе государственности6. Существовавший прежде «параллелизм» социально-исторического развития осетинских и ингушских обществ со времени начала российской колонизации на Северном Кавказе уступил место процессу дивергентного вхождения этих обществ в систему российской государственности, который обусловил диспропорции, асимметрии в уровне и характере развития этих обществ, в конце концов выразившихся в непосредственном противостоянии.
Таким образом, исследователь склонен объяснять причины разворачивания осетино-ингушского конфликта разной степенью и самим характером адаптации осетин и ингушей к новым социально-политическим реалиям. Основная же причина конфликта, его «рациональное» зерно - территория, взгляды на которую конфликтующих субъектов и определяют ход и характер протекания конфликта. Только отказавшись от заданности взгляда на спорную территорию - Пригородный район Северной Осетии - как на «этническую собственность», можно, по мнению автора, выйти за пределы конфликтологической парадигмы и приблизиться к действительному урегулированию, связанному с гражданским миром и справедливым властным представительством7.
Существенный вклад в изучение осетино-ингушского конфликта внес известный российский конфликтолог А.Г. Здравомыслов8. Именно в работах А.Г. Здравомыслова показывается роль центра и отдельных представителей центральной власти в разворачивании конфликтных ситуаций на всем постсоветском пространстве, которые во многом были спровоцированы происходящими в стране процессами смены политических режимов и сопровождающей их борьбы новых и старых элит за властные полномочия.
Для нас важными представляются взгляды исследователя на природу и предпосылки осетино-ингушского конфликта, которые анализируются им с нескольких точек зрения, отстаиваемых как самими противоборствующими сторонами, так и авторами, так или иначе прикоснувшимися к этой проблематике. Одна из них опирается на признание исторической и культурно-психологической предопределенности конфликта как результата различных биографий обоих этносов, их ментально-психологических особенностей. Другая же точка зрения обосновывает роль конкретно-исторической ситуации смены политического режима в условиях демократизации и спровоцированной этим борьбы за власть в общероссийском и локальном масштабах9. По мнению исследователя, эти позиции не взаимоисключающие, как может показаться на первый взгляд, а взаимодополняющие, поскольку имеют в основе один объект изучения, требующий рассмотрения с нескольких сторон. Наряду с исследованием истоков и динамики конфликта автор показал возможные пути достижения компромиссных решений относительно постконфликтного урегулирования и представил прогнозируемые сценарии дальнейшего развития конфликта.
Проблема межэтнических конфликтов на Северном Кавказе до сих пор привлекает к себе пристальное внимание ведущих отечественных специалистов в области конфликтологии и этносоциологии, трактующих ее в рамках более широкой проблемы межэтнических отношений. При этом преобладающими в подходах к изучению особенностей межэтнических отношений в полиэтничных российских регионах являются концепции, в основе которых лежит фиксация геополитических интересов отдельных групп (этнических элит), задающих векторы этнополитической мобилизации. В этом исследовательском дискурсе находятся работы таких видных российских ученых, как В.А. Тишков, А.Г. Здравомыслов, Л.М. Дробижева, Г.У.Солдатова, В.А. Авксентьев, Л.Л. Хоперская и др.10, внесших свою лепту в изучение различных аспектов осетино-ингушского противостояния. В исследованиях всех этих авторов акценты расставлены на раскрытии конфликтогенных потенциалов этнических групп, поиске мотивов, приведших к вооруженному противостоянию, оценке роли и места этнических элит как в процессе разворачивания конфликтной ситуации, так и в ее урегулировании, а также перспективах постконфликтного строительства.
Середина 90-х гг. отмечена наибольшим количеством работ, посвященных осетино-ингушскому конфликту. Следует отметить, однако, что с течением времени исследовательский интерес к этой теме несколько ослаб, и уже начиная с 2000 г. специальных работ, посвященных изучению осетино-ингушского конфликта, становится значительно меньше. Среди них следует отметить работы В.А. Соловьева, А.Б. Дзадзиева, В.В. Смирнова11, посвященные изучению процесса постконфликтного урегулирования и разработке практических рекомендаций по разрешению ситуации.
Основные вехи в развитии переговорного процесса по урегулированию осетино-ингушского конфликта и анализ наиболее значимых мероприятий постконфликтного строительства обозначены в работе А.В. Кулаковского и В.А. Соловьева , снабженной большим количеством документальных данных, иллюстрирующих основные вехи постконфликтного урегулирования.
Теоретическое осмысление переговорного процесса по разрешению
I Я
осетино-ингушского конфликта представлено в работе А.В. Чубенко где
автор опирается на существующие в современной практической конфликтологии модели урегулирования и разрешения конфликтов.
Источниковая база исследования представлена несколькими группами документов.
Обширную группу источников составили уникальные документальные данные, отражающие все фазы развития конфликта и постконфликтного урегулирования и отложившиеся в систематизированном виде в текущем архиве Министерства по делам национальностей Республики Северная Осетия-Алания (фонд «Осетино-ингушские отношения»). Они послужили основой для написания второй главы диссертационного исследования.
Среди документов данного архива, особо значимых для решения поставленных в диссертационном исследовании задач, можно выделить многочисленные протоколы совещаний и рабочих встреч, проводившихся на разных уровнях представителями всех сторон - участников переговорного процесса, в том числе и федеральных посреднических структур, игравших ведущую роль в переговорном процессе. Изучение этих материалов, представленных в хронологической ретроспективе, позволяет делать выводы относительно динамики развития самого переговорного процесса и хода урегулирования постконфликтной ситуации и постконфликтного строительства в целом. Содержание протоколов отражает эволюцию взглядов и позиций сторон по различным аспектам постконфликтного урегулирования - с одной стороны, и свидетельствует о значимости тех или иных проблем постконфликтного строительства на каждом этапе разрешения конфликта - с другой.
Особый тип документов составляют планы и графики мероприятий по ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта. За количественными показателями и календарными планами можно увидеть реальное состояние проблем урегулирования и прежде всего - проблемы ликвидации последствий конфликта в социальном и хозяйственно¬экономическом аспектах. Эта категория документальных свидетельств наглядно иллюстрирует, как в действительности реализовывался процесс возвращения вынужденных переселенцев в места их прежнего проживания на территории Северной Осетии и какие задачи выдвигались в качестве первостепенных в течение всего переговорного периода. Качественные изменения в осетино-ингушских отношениях, произошедшие после подписания Соглашения от 11 октября 2002 г., отразились и на содержании данного типа документов, в которых уже в значительно большем, чем прежде, объеме предусматривались разнообразные мероприятия по линии т.н. народной дипломатии и дипломатии второго пути - встречи и совместные акции общественных объединений, молодежных организаций, научной общественности, творческих союзов.
Информация, полезная для решения поставленных в диссертационном исследовании задач, содержится также в многочисленных исторических справках, аналитических записках и прочих документах подобного рода, подготовленных учеными РСО-А, сотрудниками федеральных посреднических структур, ведомственными работниками.
Другую группу источников, важную для понимания сущности процесса по урегулированию конфликта и ликвидации его последствий, составляют материалы документального характера, опубликованные в информационно-аналитических сборниках, выпускавшихся федеральными посредническими структурами в зоне конфликта начиная с 1998 по 2004 гг. Отдельные рубрики бюллетеней содержат разнообразные сведения о ходе постконфликтного урегулирования, мероприятиях в рамках переговорного процесса, финансовой отчетности по выделению и расходованию средств, направляемых на ликвидацию последствий конфликта, а также большое количество документов и материалов, относящихся к хронологически- событийному контексту переговорного процесса34.
и
Следует отметить, что неоценимое значение для понимания морально-психологического климата в зоне конфликта, складывающегося на протяжении всех лет постконфликтного строительства, имеют также и материалы федеральных и республиканских средств массовой информации, освещающие ход переговорного процесса и его результаты на каждом этапе урегулирования.
Таким образом, архивные, историографические и публицистические материалы составили источниковую базу настоящего исследования.
Методологическую основу диссертационного исследования составляет системный подход, который позволяет рассматривать любой этнотерриториальный конфликт как результат действия комплекса кризисных факторов: экономических, пол итико-идеологических и социокультурных. Исследование базировалось на таких ключевых принципах исторического анализа, как историзм и объективность. Принцип историзма в изучении разнообразных явлений общественной жизни предполагает их освещение в контексте конкретных исторических реалий, определяющих динамику и тенденции дальнейшего развития. Соблюдение принципа объективности предполагает отказ от предвзятости при обобщениях и выводах относительно тенденций дальнейшего развития исследуемого феномена.
Основными методами, применяемыми в диссертационном исследовании, стали проблемно-хронологический, историко-сравнительный, историко-системный, логический. В основу ряда структурных отделов работы положен источниковедческий анализ.
Научная новизна диссертации состоит в том, что в таком ракурсе и в таких хронологических рамках представленная проблема исследуется впервые. Также впервые подвергнута анализу историческая динамика процесса по урегулированию осетино-ингушского конфликта, при этом анализ основывался на значительном объеме неиспользованных ранее
современных архивных материалов, отражающих все этапы и аспекты процесса урегулирования осетино-ингушского конфликта.
Практическая значимость исследования обусловлена продолжающимся переговорным процессом по ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта. Материалы исследования могут найти применение в разработке лекционных курсов для высшей школы по современной истории народов Северного Кавказа, этнической конфликтологии, политологии и других обществоведческих дисциплин. Кроме того, выводы исследования могут использоваться в текущей работе министерств и ведомств, ответственных за реализацию положений государственной национальной политики на Северном Кавказе.
Научная апробация работы. Рукопись диссертационного исследования была обсуждена и рекомендована к защите на заседании отдела этнологии и антропологии Северо-Осетинского Института гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО- А. Основные положения диссертации и ее выводы отражены в научных публикациях автора, в том числе в тезисах, подготовленных для доклада на Всероссийском социологическом конгрессе.
Структура диссертации обусловлена целями и задачами настоящего исследования. Текст диссертационного исследования состоит из введения, двух глав, в составе которых шесть параграфов, заключения и списка использованных источников и литературы.

bibliography

Как было показано ранее, сложная и противоречивая история осетино- ингушских взаимоотношений во многом обусловливалась характером интеграции осетинских и ингушских обществ сначала в общероссийское, а затем и советское политико-административное и правовое пространство.
С начала освоения Кавказа политика Российской империи в регионе
125
подчинялась ее геополитическим интересам , сопряженным со стремлением правительства к скорейшей централизации управления в стране и унификации всех сторон жизнедеятельности горских обществ по общероссийскому образцу.
В ходе ускоренной и во многом искусственной модернизации горских обществ традиционные общественные связи оказались разрушенными, а имевшие место традиционные экономические, идеологические и правовые регуляторы межгрупповых и межэтнических отношений были исключены из жизнедеятельности горских обществ, приобретя статус маргинальных. Однако, не исчезнув окончательно из повседневной практики, они сохраняли свое определяющее влияние как на характер внутриэтнической
самоорганизации, так и на конкретные формы межэтнического взаимодействия. Игнорирование этих принципов в практике управления привело к тому, что они перешли в разряд политико-идеологических конструкций, усиливающихся в ряде случаев за счет подведения псевдоисторических обоснований, в свою очередь базирующихся на таких категориях, как «исконные территории», «земля предков» и т.п.
Копившиеся в течение длительного времени противоречия в осетино- ингушских отношениях, усугубляемые жестким административно¬
управленческим подходом центральных властей, вылились в конечном итоге в открытое вооруженное противостояние, как только в стране разразился
политико-идеологический кризис, спровоцированный распадом СССР. Немалую роль в разворачивании осетино-ингушского противостояния сыграли поспешные, непродуманные, а порой и откровенно неграмотные действия центрального руководства, предпринимаемые в первые постперестроечные годы126. Наряду с процессами становления
государственности как бывших республик Союза, так и его прежних национально-территориальных автономий резко возросло число
территориальных притязаний, обладающих значительным деструктивным потенциалом. На территории бывшего Советского Союза на 1992 год было зафиксировано около 200 этн©территориальных споров, а к 1996 г. сохранили актуальность 140 территориальных притязаний127.
Обозначенный в литературе как этнотерриториальный128, осетино- ингушский конфликт, на наш взгляд, имеет более сложную ценностную природу, и прежде всего потому, что в основе его лежат историко- культурные факторы, конституирующие этническое самосознание. Во многом именно по этим причинам, как представляется, нет до сих пор и не может быть вообще «хорошего» разрешения конфликта, поскольку это конфликт принципов, выбор между «исторической справедливостью» и политическими реалиями.
Кратковременная вооруженная фаза конфликта привела к разрушительным последствиям, окончательно ликвидировать которые не удается по сегодняшний день, хотя с того момента прошло уже почти 14 лет. Весь прошедший период характеризовался волнообразно возникающими обострениями ситуации, грозившими срывом всего комплекса мероприятий по постконфликтному урегулированию. Фазы обострения сменялись периодами относительной стабилизации обстановки в зоне конфликта. Погасить межэтнический конфликт крайне сложно, он может длиться годами, переходя то в латентную, то в открытую формы. Особенно чреваты разрушительными для социума последствиями конфликты в тех этнических
культурах, где социокультурная обусловленность культа оружия и силы делает приоритетной силовую модель разрешения противоречий.
Поэтому важно подчеркнуть, что именно осетино-ингушский конфликт оказался единственным в отечественной истории, урегулирование которого происходит на основе переговорного процесса. Значимость данного прецедента определена еще и тем, что таким образом разрешаются противоречия между двумя субъектами одного государства. И особо следует отметить, что ни - разу за весь постконфликтный период между конфликтующими сторонами не произошло новых вооруженных столкновений, сколь бы напряженной ни оказывалась реальная ситуация.
Для того чтобы попытаться адекватно проанализировать переговорный процесс по урегулированию осетино-ингушского конфликта и его значение в ходе постконфликтной реконструкции социума, необходимо, на наш взгляд, уяснить роль самого этого процесса как инструмента урегулирования и разрешения конфликтов. Для этого следует более обстоятельно остановиться на рассмотрении таких базовых понятий, как урегулирование и разрешение конфликтов.
Современные технологии регулирования конфликтов, их конструктивного разрешения опираются на понимание конфликта как противоборства сторон, осознающих противоположность своих интересов. Трактовка конфликта как противоборства на основе расхождения интересов имеет принципиальное значение в контексте современных методов неконфронтационного и ненасильственного разрешения конфликтов, обеспечивающих достижения конфликтующими сторонами
~ 129
согласия на основе максимального учета интересов каждой из них .
В настоящее время основное значение в прикладной конфликтологии придается технологиям и процедурам принципиального разрешения и предотвращения конфликтов. Как правило, значение этих понятий связывается с основными стратегиями, используемыми для прекращения
конфликтов: конфронтационное противоборство для достижения
односторонних преимуществ, с одной стороны, либо компромисс и сотрудничество - с другой. Первый подход подразумевает регулирование (или воздействие), второй - разрешение.
Использование стратегии урегулирования подразумевает силовое воздействие одной из сторон на другую в целях достижения односторонних преимуществ. Результатом такой конфронтации может явиться проигрыш одной либо обеих сторон, а сами постконфликтные отношения не могут быть достаточно прочными и прекращаются при первом удобном случае, поскольку энергия участников урегулирования направлена друг против друга, а не на разрешение проблемы.
Во избежание открытой конфронтации проблему возможно разрешить на основе компромисса, который может иметь как позитивный, так и негативный смысл. Если стороны соглашаются поступиться частью своих интересов для предотвращения дальнейшей конфронтации, компромисс может расцениваться позитивно. При этом каждая из сторон должна предпринимать встречные шаги, а достигнутые соглашения воспринимать как справедливое решение проблемы. Однако чаще такие соглашения рассматриваются негативно, поскольку свидетельствуют о неудовлетворенности интересов (или даже их части) каждой из сторон и ограниченности средств для их удовлетворения. Таким образом, достижение согласия сторон на основе компромисса не может иметь долговременного характера и обеспечить доверительные отношения сотрудничества, что в конечном итоге сближает компромисс и конфронтацию.
В отличие от урегулирования при разрешении конфликта он прекращается в результате прямого взаимодействия сторон или с участием третьей стороны, на основе анализа причин и содержания разногласий, направленного на максимальное сближение позиций и достижение соглашения относительно наилучших способов удовлетворения
противоположных интересов130. В таком случае ни одна из сторон не получает преимуществ за счет ущемления интересов другой стороны, что создает достаточно прочную основу для развития постконфликтных отношений. Такой сценарий завершения конфликта оказывается явно предпочтительнее.
В практике разрешения конфликтов (и прежде всего зарубежной) сложилось несколько моделей, в числе которых - прямые переговоры, согласительные процедуры (примирение) и посредничество. Каждая из перечисленных моделей отличается от других степенью способности сторон самостоятельно налаживать взаимоотношения и контролировать процесс разрешения проблемы. Так, если при ведении прямых переговоров их участники в состоянии контролировать временные рамки, предмет обсуждения, процесс, результат, рамки соглашения и пр., то при посредничестве конфликтующие стороны теряют контроль над происходящим процессом, поскольку сама его организация и регулирование являются прерогативой посредника.
Несмотря на различия, упомянутые модели разрешения конфликта имеют и характерные общие признаки:
- большую роль играют взаимоотношения конфликтующих сторон;
- процесс разрешения конфликта носит неофициальный характер, который обусловливает действия посредника;
- соглашения сторон могут не иметь юридического закрепления и в этом смысле не являются обязательными к исполнению; тем не менее стороны, как правило, заинтересованы в соблюдении соглашений, так как участвовали в их достижении;
- процесс разрешения сосредоточен на потребностях и интересах сторон131.
При использовании переговоров (в любых формах) как средства разрешения конфликта подготовка и осуществление программы действий по
разрешению конфликта фактически является подготовкой и осуществлением переговорного процесса.
В реальности переговорный процесс по урегулированию конфликтов связан с преодолением трудноразрешимых препятствий, многие из которых носят системный характер. Их системность определяется прежде всего содержанием взаимных претензий, позициями субъектов переговорного процесса, обусловленными внутриэлитными притязаниями на легализацию доступа к властно-управленческим и хозяйственно-экономическим ресурсам, личностными качествами лидеров конфликтующих сторон и/или участников переговорного процесса и многими другими факторами объективного и субъективного характера. Необходимость учета всех этих составляющих делает первоочередной задачу выработки такой технологии или механизма проведения переговоров, которые бы позволяли достичь максимального результата с минимальными издержками.
На практике общее распространение получили два варианта ведения переговоров, условно называемые мягким и жестким. Если первый вариант предполагает готовность сторон идти на взаимные уступки, порой существенные, обязательность достижения соглашения, стремление избежать углубления конфликта или его затягивания, то второй, напротив, основывается на твердых установках переговорщиков добиться безусловного принятия своих требований. Субъекты переговорного процесса самостоятельно избирают тот вариант переговоров, который наиболее отвечает их устремлениям. При этом могут реализоваться как мягкие, так и жесткие варианты поведения участников переговоров по отношению друг к другу.
Как правило, «жесткие» формы переговорного процесса отличают его первые этапы, когда сами переговоры носят ярко выраженную эмоциональную окраску. На начальных этапах разрешения конфликтных ситуаций, отягощенных болезненными социальными последствиями, эмоциональный фон бывает крайне негативным. В таких условиях участники переговоров более готовы к противоборству и давлению на партнеров по переговорам, нежели к конструктивному сотрудничеству и взаимодействию. Неспособность субъектов переговорного процесса преодолеть эмоциональное напряжение может даже сорвать сами переговоры или создать тупиковую ситуацию, когда переговоры по разрешению конфликта превращаются в продолжение самого конфликта.
Развитие переговорного процесса позволяет переходить к более мягким формам его проведения, когда посредники проявляют готовность к взаимному доверию и односторонним уступкам во имя достижения общей цели. Смена политических лидеров, не отягощенных обязательствами перед этническими элитами и потому более свободных в выборе возможных действий, создает дополнительные благоприятные условия для перехода к такому варианту взаимоотношений.
Анализ переговорного процесса должен учитывать также, с какими взглядами, позициями и стереотипами стороны вступают на путь переговоров.
Переговорный процесс по урегулированию осетино-ингушского конфликта развивался именно по такому сценарию, который предусматривает постепенный переход от жестких форм к все более мягким. Первоначальные позиции сторон были взаимоисключающими и носили ярко выраженный обвинительный характер. Первые официальные переговоры по урегулированию конфликта, прошедшие в марте 1993 г. в Кисловодске, показали, что обе конфликтующие стороны (осетинская и ингушская) были обеспокоены в большей степени не сглаживанием имеющихся противоречий, а решимостью на официальном уровне, в присутствии посредников и СМИ не только изложить свое видение проблемы, но и отстоять свою позицию . Естественно, что при таких начальных условиях невозможно было ожидать конструктивного результата, который бы в одинаковой степени устроил обе стороны. Более того, «сохранение сложившихся оценок и устоявшихся клише способствует лишь дальнейшему нагнетанию напряженности, концентрируя сознание людей на самых болезненных вопросах и блокирующих не только переговорный процесс, но и реализацию жизненных интересов»133.
На переговорах определяющее значение в позициях сторон имели их собственные интересы. Как было показано выше, в Осетии настаивали на обеспечении территориальной целостности республики и признании Пригородного района ее составной и неотъемлемой частью. По вопросу о возвращении беженцев ингушской национальности на территорию Пригородного района также демонстрировалась непримиримая позиция, заключающаяся в невозможности совместного проживания осетин и ингушей в переделах одних и тех же населенных пунктов. Эта позиция неофициально мотивировалась тем, что возвращение всех ингушей, покинувших Пригородный район Северной Осетии, в места их прежнего проживания в обозримом будущем ощутимо нарушило бы демографический баланс в пользу ингушской части населения, «Перевес же численности этнической группы при условии доминирования этнических ориентаций и есть предпосылка фактического обеспечения контроля над территориями» . Поэтому возвращающихся ингушских переселенцев рассматривали в Осетии как «пятую колонну», опираясь на которую Ингушетия сможет реализовать поставленную цель и отторгнуть Пригородный район,
В Ингушетии столь же жестко требовали не только вернуть Пригородный район Северной Осетии под юрисдикцию Ингушетии (что в условиях неопределенности административно-территориальных границ республики трактовалось как «сохранение территориальной целостности»), но и стремились придать этим требованиям законную силу (путем введения в Конституцию РИ положения о необходимости возвращения «политическими средствами незаконно отторгнутой у Ингушетии территории» ) и историческую обоснованность. Более того, восстановление исторической справедливости провозглашалось в Ингушетии важнейшей государственной задачей.
Федеральный центр в лице Временной администрации, выступавшей посредником на начальных этапах переговорного процесса, также преследовал свои интересы, суть которых сводилась к предотвращению эскалации конфликта и стабилизации обстановки во всем северокавказском регионе. При этом федеральные органы власти исходили из положений Конституции РФ о недопущении насильственного пересмотра границ внутри региона и возможности их изменений на основе взаимного согласия субъектов федерации.
Непримиримость переговаривающихся сторон по наиболее болезненному вопросу, лежащему в основе вооруженного конфликта - территориальному, - показала бесперспективность этого пути. Заслугой участников переговорного процесса следует считать попытку отделить «территориальный» вопрос от проблемы возвращения беженцев и вынужденных переселенцев, которая была предпринята в Беслане в июне 1994 г. В подписанных там документах136 (см. об этом в соответствующем разделе) «территориальный вопрос» не ставился. Это обстоятельство свидетельствовало о намерении сторон отделить «принципы от интересов» в решении наиболее важных практических дел .
Качественно новый этап переговорного процесса связывается с подписанием в сентябре 1997 г. Договора «Об урегулировании отношений и сотрудничестве между Республикой Северная Осетия-Алания и Республикой Ингушетия» и в октябре того же года «Программы совместных действий органов государственной власти Российской Федерации, Республики
1 -JO
Северная Осетия-Алания и Республики Ингушетия»' . Договор явился исторической вехой в переговорном процессе, обозначив стремление обеих сторон к всемерной стабилизации постконфликтной ситуации в регионе и восстановлению и углублению добрососедских отношений между двумя республиками. Его принятие, с одной стороны, означало, что федеральному центру удалось предотвратить дальнейшее обострение осетино-ингушских отношений, а с другой - показало конструктивность стремления двух субъектов РФ к политическому разрешению проблемы их взаимоотношений.
Таким образом, переговорный процесс по разрешению осетино- ингушского конфликта к осени 1997 г. вступил в конструктивную фазу, когда возникла и стала реализовываться возможность достижения консенсуса между сторонами. Сами же стороны перешли от политических лозунгов к обсуждению сущностных вопросов урегулирования и разрешения конфликта, стремясь к достижению такого результата, который бы и в правовом, и в морально-психологическом аспектах был обоснован вне зависимости от позиций сторон и их готовности идти на уступки. «В этом варианте ведения переговоров необходим жесткий подход к достижению существа дела при соблюдении мягких, ровных, корректных, консенсусных взаимоотношений между участниками переговоров. Именно этот вариант ведения переговоров позволяет достичь: разумного, взаимовыгодного соглашения; выработки эффективных механизмов реализации достигнутых соглашений; существенного улучшения взаимоотношений между субъектами переговоров»139.
Во многом качественному изменению характера переговорного процесса способствовали кадровые изменения, произошедшие в РСО-А и РИ в январе - марте 1998 г. после выборов глав исполнительной власти в обеих республиках. Характер контактов между руководством Северной Осетии и Ингушетии стал таким, что позволял принимать взаимосогласованные решения без давления посредников. Посреднические функции федерального центра, выполнявшиеся в ходе переговорного процесса федеральными структурами в зоне конфликта (Временной администрацией, а с сентября 1996 г. полпредом Президента РФ в РСО-А и РИ), постепенно стали сокращаться до координирующих и контролирующих.
Консенсусные взаимоотношения между сторонами - участниками переговорного процесса базировались на сознательном отказе от обсуждения политических аспектов взаимоотношений, связанных с определением статуса спорной территории. С другой стороны, замалчивание наиболее острых тем на переговорах не позволило перейти на заключительную стадию разрешения конфликта и вывести переговорный процесс на принципиально новый уровень.
Тем не менее, именно с этого времени начинаются постоянные встречи руководителей обеих республик, а также руководителей их правительств, законодательных собраний, министерств и различных ведомств, самостоятельно принимающих решения и необходимые меры.
Особенностью переговорного процесса в ходе разрешения осетино- ингушского конфликта является привлечение и использование конструктивных возможностей так называемой «народной дипломатии», а также дипломатии второго пути. Дипломатия второго пути представляет собой неофициальное и неформальное взаимодействие между
представителями конфликтующих сторон, которое направлено на разработку стратегий воздействия на общественное мнение и мобилизацию людских и материальных ресурсов для разрешения конфликта. Дипломатия второго пути призвана помочь официальным лидерам преодолеть конфликт или направить его в русло урегулирования и поиска вариантов возможных решений неофициально и неформально. Хотя акцент в этом случае делается на неофициальном характере проводимых акций, предметом рассмотрения остаются те же вопросы, которые обсуждаются официально140.
Однако следует учитывать, что посредническая миссия в переговорном процессе требует не только опыта практического ведения переговоров, но и достаточно большой гибкости при жесткой решимости не допустить сознательного ухода одной из сторон от существа рассматриваемой проблемы. Вместе с тем именно посреднику важно определить те взаимные интересы сторон, отталкиваясь от которых можно было бы сконцентрировать основное внимание на достижении позитивного конечного результата. Роль и значение собственных интересов каждого из участников переговоров, а также вопросов, представляющих взаимный интерес, обусловливают практическое определение путей выхода из кризиса. Осуществление этой функции посредника возможно при использовании методов и средств «челночной дипломатии», которая в принципе должна оставаться скрытой от широкой общественности и не обсуждаться в СМИ.
В период подготовки переговоров на посреднике лежит обязанность проработки возможных вариантов достижения результатов от максимально возможных до минимально допустимых. При этом следует учитывать, что достижение максимального результата под давлением или нажимом на стороны бывает сложным, а иногда и невозможным или может даже привести к крайне нежелательным для всего процесса постконфликтного урегулирования результатам. Соответственно, эффективнее ограничиваться принятием достаточного на данном этапе компромисса, который представляет взаимную выгоду для обеих сторон даже не решая всего существа проблемы. Таким образом, поэтапные компромиссы, по мнению исследователей, способны смягчать позиции сторон, не допускать обострения отношений между участниками переговоров, поддерживая в то
- 141
же время сам переговорный процесс .
Наиболее сложной темой, обсуждавшейся в ходе переговорного процесса по разрешению осетино-ингушского конфликта, была тема возвращения вынужденных переселенцев ингушской национальности на территорию Северной Осетии. Сложность решения этой проблемы заключалась в непримиримости принципиальных позиций обеих сторон по этому вопросу. В Ингушетии настаивали на незамедлительном возвращении всех вынужденных переселенцев в места их прежнего проживания. В Осетии, согласившись на возвращение ингушей, приняли официальное решение о невозможности совместного проживания осетин и ингушей. Однако даже когда это условие было снято, существовало множество объективных препятствий для полного удовлетворения требований ингушской стороны по вопросу о возвращении вынужденных переселенцев. Таким образом, принятие позиций одной из сторон конфликта в этих условиях было практически невозможно,- поэтому следовало идти по длинному пути принятия компромиссных решений.
Практика постконфликтного строительства и урегулирования осетино- ингушских взаимоотношений показала, что далеко не всегда удавалось реализовать принятые в ходе переговоров соглашения, как это, например, произошло с подписанными 20 апреля 1996 г. документами. В первоначальный вариант этих документов, разработанных в посреднической федеральной структуре (ВГК РФ), официальные делегации сторон внесли такое количество изменений и исправлений, что принятые «Программу...» и «Порядок.,.» было практически невозможно реализовать143.
В то же время участники переговоров, под давлением посредников смягчив свои позиции на очередных переговорах, возвращались к ранее провозглашаемым принципам после того, как переговоры состоялись. Именно по этой причине периодически возникала напряженность в отношениях между участниками переговорного процесса, что в свою очередь влияло и на обострение общественно-политической ситуации в зоне конфликта.
Тем не менее, именно благодаря результатам, достигнутым в ходе переговорного процесса, осуществлялись мероприятия по урегулированию постконфликтной ситуации в регионе и, главное, постепенно решалась основная проблема постконфликтного строительства - возвращение
вынужденных переселенцев в места их прежнего проживания в Пригородном районе РСО-А.
Следующий этап переговорного процесса наступил после смены руководства одной из сторон конфликта, С избранием весной 2002 г. нового президента РИ М.Зязикова, лояльного федеральному центру и не связанного обязательствами прежних властей, сложились благоприятные условия для отказа от жестких, взаимоисключающих установок и окончательного разрешения ситуации. Значительным продвижением в переговорном процессе стало подписанное 11 октября 2002 г. Соглашение между Республикой Северная Осетия-Алания и Республикой Ингушетия «О развитии сотрудничества и добрососедстве», ознаменовавшее качественно новый этап в осетино-ингушских отношениях.
Подписанию Соглашения предшествовала длительная подготовительная работа в режиме «челночной дипломатии», прямых односторонних консультаций с участниками переговорного процесса, активной посреднической деятельности федерального центра в лице Администрации Президента РФ, руководства ЮФО и федеральных ведомств. Таким образом, практика лишь подтвердила теоретическое положение о необходимости доверительных отношений между руководителями сторон - участниц переговорного процесса.
В отличие от подписанных ранее двусторонних документов, определяемая в Соглашении сфера взаимодействия между Северной Осетией и Ингушетией не ограничивалась только проблемами ликвидации последствий конфликта, но была значительно расширена за счет включения вопросов социально-экономического и культурно-хозяйственного блока. Столь широкий контекст взаимоотношений открывал перспективы для разноплановых контактов не только между властными структурами, но и между представителями экономической, образовательной и культурной
областей жизнедеятельности обеих республик, широкого спектра их общественных организаций.
Однако, несмотря на весь позитивный потенциал, заложенный в этом программном документе, по-прежнему открытым оставался «территориальный вопрос», однозначное отношение к которому ингушской стороны определял 11 пункт Конституции РИ. Радикального разрешения этого болезненного для обоих субъектов аспекта взаимоотношений принятый документ не предусматривал. Это обстоятельство объективно блокировало окончательное разрешение конфликта и перевод его в заключительную фазу уже на том этапе, несмотря на все позитивные сдвиги в переговорном процессе.
Между тем сам переговорный процесс вступил в повседневную, «рутинную» фазу, способствующую ведению переговоров в «мягком» режиме. Это значит, что стороны конфликта подошли в ходе переговоров к такому состоянию, когда было достигнуто взаимопонимание, взаимодоверие, конструктивность, готовность пойти на уступки для достижения позитивного результата. Казалось бы, переговорный процесс подходит к своему логическому завершению, когда остается лишь перевернуть последнюю страницу в истории конфликта. Более того, упразднение федеральной посреднической структуры (спецпредставительства Президента РФ по вопросам урегулирования осетино-ингушского конфликта в зоне конфликта) в октябре 2004 г. должно было свидетельствовать о необратимости процесса разрешения осетино-ингушского конфликта, когда стороны уже не нуждались в посредничестве центра.
Но трагические события в Беслане в сентябре 2004 г. круто изменили логику развития переговорного процесса, поставив на грань срыва сам ход постконфликтного строительства. Тот факт, что террористы проникли в Северную Осетию со стороны Ингушетии, поставил под сомнение все достигнутые ранее договоренности по поводу основного вопроса на всех
состоявшихся ранее переговорах - вопроса о возвращении ингушских семей, покинувших Северную Осетию в 1992 г., в места их прежнего проживания. Возвращение ингушей в Северную Осетию было приостановлено.
Вернуться в рамки переговорного процесса удалось лишь в апреле 2005 года, когда в постконфликтное урегулирование вновь активно вмешались посреднические структуры в лице полпреда президента РФ в ЮФО Д.Козака. Однако усилия посредников по налаживанию осетино-ингушского диалога не были поддержаны, поскольку в их предложениях игнорировались интересы одной из сторон (осетинской), всерьез обеспокоенной возможной угрозой повторения терактов, и не учитывалась морально-психологическая ситуация, сложившаяся в Северной Осетии после бесланского кошмара.
Как уже повелось в практике осетино-ингушских переговоров, смена лидера (в данном случае смена ушедшего с поста президента РСО-А А.С. Дзасохова новым главой республики Т.Д. Мамсуровым в июне 2005 г.) несколько смягчила ситуацию, однако так и не вернула переговорный процесс на тот конструктивный уровень, на который стороны вышли в 2002- 2004 гг.
Несмотря на то, что сам переговорный процесс и тесно связанное с ним возвращение вынужденных переселенцев ингушской национальности в Северную Осетию возобновились, остаются вопросы, неурегулированность которых фактически создает почву для дезавуирования принимаемых договоренностей. Речь идет о политико-правовых аспектах конфликта, сознательно исключаемых из перечня обсуждаемых тем. Проблема спорной территории так или иначе оказывает влияние на ход и результаты переговоров, подспудно присутствуя в повестках дня заседаний. Замалчивание этих болезненных для каждой из сторон вопросов, уход от их принципиального разрешения делает половинчатыми достигнутые соглашения, оставляя место для сомнений и притязаний.
Но сами переговаривающиеся стороны (и осетинская, и ингушская), и даже федеральные посреднические структуры не в состоянии самостоятельно прийти к взаимоприемлемым решениям без четко манифестируемой позиции федерального центра. Ни правовых полномочий, ни материально- технических ресурсов как в обеих республиках, так и в полпредстве совершенно недостаточно для окончательного и принципиального разрешения существующих проблем, Без законодательного оформления на федеральном уровне решения по вопросу о спорной территории полпредство и другие федеральные структуры, принимающие на себя посреднические функции, оказываются недееспособными, а сам переговорный процесс теряет значимость эффективного инструмента разрешения противоречий. Без гарантии неприкосновенности внутрирегиональных границ и территориальной целостности Северной Осетии вряд ли удастся отделить проблему спорной территории от проблемы вынужденных переселенцев, что только и может явиться основой для успешной ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта.