Местергази Елена Георгиевна. Художественная словесность и реальность (документальное начало в отечественной литературе XX в.)

brief description

Местергази Елена Георгиевна. Художественная словесность и реальность (документальное начало в отечественной литературе XX в.) : диссертация ... доктора филологических наук : 10.01.08 / Местергази Елена Георгиевна; [Место защиты: Институт мировой литературы РАН]. - Москва, 2008. - 246 с.

Российская Академия наук
Институт мировой литературы им. А.М. Горького
Диссертация
на соискание ученой степени доктора филологических наук
на тему: «Художественная словесность и реальность
(документальное начало в отечественной литературе XX в.)»
Местергази Елены Георгиевны
Специальность - 10.01.08 (Теория литературы. Текстология)
Москва
2008
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение С. 3
Глава I. Документальное начало в отечественной литературе XX в.
1.1. Причины «пробуждения» факта и предпосылки развития
«документальной» литературы в XX в С. 28
1.2. О терминологии С. 36
1.3. О «документальных» жанрах С. 57
Глава II. Правда факта и специфика художественной образности в «документальной» литературе.
2.1. Достоверность / недостоверность факта как
теоретико-литературная проблема С. 77
2.2. Специфика художественной образности С. 86
Глава III. «Образ автора» в «невымышленной» прозе.
3.1. «Образ автора»: основные концепции в отечественной
литературной теории XX века С. 144
3.2. «Образ автора» в «невымышленной» прозе С. 151
Глава IV. «Наивное письмо» в литературе конца XX в. как
художественная реальность С. 174
Заключение С. 222
Библиография С. 227

bibliography

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подводя итоги, хотелось бы в сжатом тезисном виде обобщить главное:
— объем понятий «литература» и «реальность» исторически изменчив. Очень долгое время под литературой понималась исключительно изящная сло-весность, и лишь в XIX веке, с развитием реализма, границы такого представ¬ления начали размываться. Заговоривший «сам по себе» факт неожиданно рас¬ширил пространство художественности, ибо оказалось, что книга может быть написана хорошо принципиально не писателем, и писатель может создавать шедевры не только на основе вымысла.
— в числе важнейших обретений в литературе XX века видится среди прочего и прорыв в неизведанное, связанный прежде всего с тем, что впервые факт обрел «самостоятельное эстетическое значение». Литература с главенст¬вующим документальным началом - подлинное открытие XX века, его вклад в культуру. По сути, это было революционным событием в культуре, неким во¬доразделом, отделившим литературу предыдущих эпох от литературы совре¬менной;
— причин, вызвавших столь мощный всплеск в развитии документаль¬ного начала в литературе, много: кризис искусства начала XX века; «неуклонно нарастающее в литературе XX века расщепление, поляризация вымысла и правды, зачастую столь мирно неразлучных в бальзаковско-натуралистическую пору»; интенсивность современной жизни и способность факта (документа), пробивая существующий штамп, «дать выход таланту самой жизни»; факт (до¬кумент) — «это нечто открытое, открытое для твоего свободного осмысления, нечто противоположное замкнутой в себе авторской концепции»; факт (доку¬мент) «берет на себя большую часть промежуточной работы, которую писатель раньше должен был выполнять один» и т. п.
— состояние изучения литературы с главенствующим документальным началом с теоретической точки зрения можно определить как мало изученное. Сегодня в отечественной науке в качестве синонимичных успешно функциони-руют понятия, не всегда таковыми являющиеся: «документальная литература», «документально-художественная литература», «газетно-журнальная докумен-талистика», «литература факта», «человеческий документ», «литература нон- фикшн / non-fiction» и т. д. Большинство из них рождено в литературно-критической практике и «официально» наукой не признано, не имеет прочного статуса. В настоящей работе мы использовали как принятый в науке термин «документальная литература», так и авторский рабочий термин «литература с главенствующим документальным началом», подразумевая под ними художе-ственную прозу, повествующую о реальных событиях и лицах с привлечением документальных свидетельств. При этом имена, названия могут быть подлин¬ные, а могут в отдельных случаях заменяться на вымышленные; под докумен¬тальным свидетельством понимаются как официальные документы, справки и пр., так и записи устных рассказов, в том числе литературно обработанные, а также невымышленные повествования писателей, ставших свидетелями и уча¬стниками важнейших исторических событий;
— всякое произведение, в котором факт выполняет не столько служеб¬ную, сколько самостоятельную эстетическую функцию, есть произведение, принадлежащее художественной реальности. Несмотря на существование оп-ределенной специфики художественной образности в произведениях с главен-ствующим документальным началом, деление литературы на fiction и nonfiction не более чем условность и имеет смысл скорее для решения определенных жизненных задач (например, в сфере книжной торговли). Таким образом, есть все основания для пересмотра устоявшегося термина «художественная литера¬тура». Употребление понятия «литература» в самом широком значении этого слова в нынешнее время кажется вполне оправданным, т. к. границы всюду размыты;
— «документальная литература» может быть выделена в отдельный вид литературы (хотя имеет смысл не вводить подобные деления внутри литерату¬ры, но это вопрос дискуссионный и лежит за рамками настоящего исследова¬ния). Жанровое своеобразие литературы с главенствующим документальным началом позволяет выделить в ней чистые (первичные) и сложные (вторичные) жанры, функционирующие на нескольких уровнях. При этом именно развитие таких жанров, как «невымышленный рассказ», «документальная повесть», «до-кументальный роман» накладывает особый отпечаток на литературу XX в.;
— вопрос о достоверности /недостоверности факта является одним из са¬мых сложных при анализе такого рода литературы. Не только проблема «доку- ментальное-псевдодокументальное» выходит здесь на первый план, но также и другие: правда и правдоподобие, правда жизни и художественная правда, нако¬нец, правда разных фактов;
— основные положения разработанной на материале «литературы вы¬мысла» теории «автора», как она сложилась в трудах отечественных ученых от М. М. Бахтина и В. В. Виноградова до Б. Кормана и Б. А. Успенского, с успе¬хом применимы и к произведениям с главенствующим документальным нача¬лом. «Невымышленная» проза, в отличие от «литературы вымысла», нацелен¬ная на создание не иллюзии, а прямой подлинности изображаемого, пытающаяся предельно сократить существующий зазор между литературой и действительностью, изначально ориентирована на сращение биографической личности, т. е. автора-творца, и «образа автора». В известном смысле на этом основан эффект доверия к написанному, на этом покоится «горизонт читатель-ского ожидания». Поэтому именно в такого рода произведениях как бы заложе¬но «соглашение» между писателем и читателем - «я пишу то, что ты примешь за чистую правду». Однако знание читателя об авторе биографическом всего лишь дополняет тот «образ автора», который неотгоржим от художественного целого произведения и является его важнейшей составляющей. «Образ автора» в литературе с главенствующим документальным началом может быть отожде¬ствлен с «авторской позицией»; он создается с помощью целого спектра изо¬бразительных средств, включающего в себя сложный многопланный тип автор¬ского повествования с использованием ритмически организованных фрагментов, распадением на несколько «речевых потоков», сочетанием лирич¬ности и публицистичности и т. д. Есть такие подвиды литературы с главенст¬вующим документальным началом, например, «наивное письмо», где практиче-
ски можно поставить знак равенства между биографической личностью и «об¬разом автора».
— событийным в культуре следует считать возникновение феномена «на-ивного письма». В XX в. впервые заговорили те, кто традиционно «безмолвст-вовал».
Документальное свидетельство вдруг приобрело необыкновенную цен¬ность — столь велико было желание людей увидеть свое время запечатленным в слове. И как никогда прежде читатель жаждал узнать правду. Характерно, что, несмотря на обилие произведений с главенствующим документальным нача¬лом, даже на исходе века ощущается недостаток во все новых и новых книгах, раскрывающих судьбы отдельных реальных людей, а через них - всего народа в целом.
Вместе с тем необходимо признать, что литература с главенствующим документальным началом представляет читателю бесконечное множество люд¬ских «правд», в котором жизнь зачастую дробится, разбиваясь на отдельные кусочки, в то время как великая классическая литература вымысла собирает правду в некое целое, свидетельствующее о человеке вообще. И в этом ее не¬преходящая ценность.
Так думают ученые: «В начале XX в. вымысел порой расценивался как нечто устаревшее, отвергался во имя воссоздания реального факта, докумен¬тально подтверждаемого. Эта крайность оспаривалась. Литература нашего сто¬летия - как и ранее - широко опирается и на вымысел, и на невымышленные события и лица. При этом отказ от вымысла во имя следования правде факта, в ряде случаев оправданный и плодотворный, вряд ли может стать магистралью художественного творчества: без опоры на вымышленные образы искусство и, в частности, литература непредставимы» [Хатізев, 2000: 93-94].
В этом убеждены современные писатели: «Воображение - это лучшее, что есть в литературе. Именно от него захватывает дух. Когда воздушный шар воображения начинает отрывать от земли тяжелую корзину жизни — тут-то мы и испытываем самый острый восторг. К сожалению, связь эта разорвалась. Шар фантазии оторвался, улетел и, что самое грустное, выдохся. <...> Марсель Пруст говорил, что в веках от литературы сохраняется лишь гротеск. Значит - без воображения гениев не бывает. И новый “Дон Кихот”, “Гаргантюа” или “Швейк”, несомненно, докажут это и поразят нас прежде всего своей необыч¬ностью. И тогда литература нон-фикшн займет причитающееся ей почетное второе место» [Попов, 2006: 189].
Об этом прекрасно сказал Гете: «В самом деле, что такое реальное само по себе? Оно доставляет нам удовольствие, когда оно правдиво воплощается, оно может дать отчетливое знание некоторых предметов, но настоящий интерес для нашей более возвышенной природы заключается лишь в том идеальном, что создается душою поэта» [Эккерман, 1934: 333-334].