Культура повседневности русской разночинной интеллигенции во второй половине XIX века :

Краткое описание

Введение...3

Глава I:

Русский "агон" XIX века

1.1. Борьба культурных элит в России XIX века...31

1.2. Русское дворянство в конце XVIII - начале XIX вв.: основные черты...47

1.3. Истоки и своеобразие разночинской субкультуры в конце XVIII — первой половине XIX века...70

Глава II:

Разночинный интеллигент как социокультурный тип второй половины

XIX века: штрихи к портрету

1.1. Разночинная интеллигенция как социокультурная группа...95

1.2. Способы репрезентации разночинного интеллигента в повседневной жизни...109

Глава III:

"Литература жизнестроения":

сотворение реальности во второй половине XIX века

3.1. Русская литература и критика во второй половине XIX века: "особые взаимоотношения"...170

3.2. "Жизнь как в романе": воплощение литературных моделей в повседневной жизни разночинного интеллигента...187

3.3. "Идеальное" и "реальное" в повседневной жизни разночинного

интеллигента...212

Заключение...224

Список использованных источников и литературы...230

Приложения...255
Введение

Введение

В результате смены научной парадигмы в XX веке произошло осознание феномена "размытости" границ гуманитарного знания и отказ от традиционных представлений об обособленности научных дисциплин. Отдельный интерес для исследователей представляют явления находящиеся на стыке различных дисциплин и кажущиеся очевидными и нерефлектируемыми. Используя терминологию Ж.-Ф. Лиотара, можно сказать, что произошло своеобразное смещение акцентов исследования на "микрорассказы" и появилось определенное недоверие к "метарассказам"1.

В связи с этим в XX веке повседневная жизнь человека той или иной эпохи, с ее внедискурсивной и нерефлексивной природой, впервые стала предметом для подробного анализа и одним из наиболее актуальных направлений в современных исследованиях.

Повседневность исторична, поскольку она представляет собой мир культуры. Описание повседневности осуществляется через специальные усилия по выявлению того, что скрывалось под обыденной жизнью, за очевидностью. Таким образом, повседневная жизнь видится как "привычный, рутинный, нормальный, обычный процесс жизнедеятельности, который происходит в привычных, обыденных условиях на базе самоочевидных ожиданий"2. Культура повседневности представляется как "весь социокультурный мир, который постоянно воздействует на человека и подвергаемый его ответным действиям" .Это своеобразный "экран", который показывает и прячет, и то, что изменилось, и то, что осталось неизменным.

Актуальность темы исследования. Представляется важным вопрос о рассмотрении тех или иных явлений в истории культуры сквозь призму

1 ЛиотарЖ.-Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998. С. 10.

2 Ионин Л.Г. Социология культуры. М., 1996. С. 123.

Цит. по: Григорьев Л.Г. "Социология повседневности" А. Щюца // Социологические исследования. 1988. № 2. С. 123.

4

повседневного опыта человека. Наибольший интерес среди индивидуальных специфических процессов представляет именно образ жизни человека, т.к. в нем отражаются как индивидуальные, так и социокультурные детерминанты. Кроме того, "именно в духовных и экономических отношениях повседневной жизни открываются силы, лежащие в основе исторических движений; эти последние, будь то война, дипломатия или внутренне развитие государственного устройства, - лишь итог, конечный результат изменений, происходящих в глубинах повседневного"4. Изучая особый "диалект повседневности "5 — своеобразный язык имен, вещей и событий и едва заметные во времени и пространстве факты, сгущая поле наблюдения, можно ощутить "историческую пыль" и "очутиться в окружении материальной жизни и микроистории изучаемой эпохи .

Объектом диссертационного исследования является культура повседневности русской разночинной интеллигенции. Под разночинной интеллигенцией подразумевается специфическая для русской истории группа образованных людей, профессионально занимающаяся интеллектуальным трудом, вышедших из неподатных сословий, объединенных общими мировоззренческими признаками и типологическими особенностями (чувством отчуждения и оппозиционности, оторванности от своих корней, идеей служения народу и миссии "выразителя" и "формирователя" самосознания нации).

В этой связи представляется необходимым дать ряд "словарных" дефиниций. Понятие интеллигенция в социальном значении, т.е. как обозначение группы людей, а не деятельности рассудка (лат. глагол intellego -"различать", "понимать", "прояснять", "разуметь"; лат. отглагольное существительное intelligentia - "понимание", "разумение", "способность

4 Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейской литературе: В 2 т. Благовещенск, 1999. Т. 1. С. 53.

5 Щюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988. № 2. С. 132.

Броделъ Ф. Структуры повседневности: Возможное и невозможное. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV - XVIII вв. М., 1986. Т. 1. С. 39,594.

5

различать и разъяснять идеи и предметы"; от intelligens, intellegents - "умный", "знающий", "мыслящий"), по-мнению ряда исследователей представляет собой полонизм7. В таком значении это понятие было зафиксировано В.И. Далем и, с налетом иронии, появилось в русской беллетристике в рассказе И.С. Тургенева "Странная история" (1869) . По свидетельству Б.М. Маркевича, это слово, в интересующем нас смысле как обозначение группы людей, было заимствовано русской печатью 1840-х гг. из польской периодики9. Долгое время считалось, что в русскую публицистику это понятие попадает благодаря прозаику, критику и публицисту П.Д. Боборыкину в конце 1860-гг. В его романе "Солидные добродетели" (1870) понятие "интеллигенция" постоянно варьируется и противопоставляется "миру солидных добродетелей"10. Также, спустя несколько лет после выхода романа Боборыкин писал в своих статьях 1904 и 1909 гг., что он "пустил" это слово в печать в 1866 г. в значении "высший, образованный слой"11. Подобный смысл этого понятия выявляется в еще более ранних источниках. СО. Шмидт12 приводит доказательства, что понятие "интеллигенция" впервые употребил В.А. Жуковский в своей дневниковой записи от 2 февраля 1836 г.:

"кадеты, все исполненные лучшим петербургским дворянством, тем, которое у нас представляет всю русскую европейскую интеллигенцию"13.

Причем, употреблялось это понятие практически в современном значении, т.е. как определенном моральном, образовательном и культурном типе поведения.

7 См. Успенский Б.А. Русская интеллигенция как специфический феномен русской культуры // Русская интеллигенция и западный интеллектуализм. Сост. Б.А. Успенский. М.;Венеция, 1999. С. 7.

Рашковский Е.Б. Научное знание, институты науки и интеллигенция в странах Востока. М., 1990. С. 116.

9 Маркевич Б.М. Поли. собр. соч. М., 1912. Т. 11. С. 393.

10 Боборыкин П.Д. Солидные добродетели // Отечественные записки. 1870. № 9. С. 167 - 169.

11 Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. С. 617.

12 Цит. по: Шмидт СО. К истории слова "интеллигенция" // Россия - Запад — Восток. Встречные течения. К столетию со дня рождения М.П. Алексеева. М, 1996. С. 409 - 407.

13 Жуковский В.А. Из дневников 1827 — 1840 годов. Публикация, вступление и примечания А.С. Янушкевича // Наше наследие. 1994. № 32. С. 35 - 47.

6

Из многих разнообразных определений русской интеллигенции в узком смысле наиболее точно и полно определение, которое дал в 1926 г. известный русский мыслитель Г.П. Федотов. Он писал: "говоря простым русским языком, русская интеллигенция «идейна» и «беспочвенна» (курсив мой. — М.Д.). Это ее исчерпывающее определение"14. "Беспочвенность" интеллигенции предстает как отрыв от национальной культуры, государства, религии и даже повседневного быта. Интеллигенция оппозиционна по отношению к другим социокультурным группам. Дворянство не принимало разночинных интеллигентов, разночинные интеллигенты в свою очередь считали эту группу устаревшей. Крестьянин, так же как дворянин, воспринимал интеллигента как чужака, интеллигент, в силу ряда причин, испытывал "комплекс вины" по отношению к крестьянству. Другой исследователь К. Манхейм в своей работе "Проблема интеллигенции: исследование ее роли в прошлом и настоящем" пытается найти корни этой "амбивалентной страты" и считает интеллигенцию "образованием, находящимся между классами, а не над ними (курсив мой. -М.Д.)"]5. Применительно к ней он вводит понятие "относительно свободно парящая интеллигенция" (заимствованный им у А. Вебера. - М.Д.). Он полагал, что интеллигенция не входит ни в какую социальную группу, а потому -"парит" над всеми.

Эту схему, возможно, использовать при изучении истории русской культуры XIX века, а именно - подойти к изучению разночинной интеллигенции как находящейся "между", "на пограничье" субкультуры русского дворянства и крестьянства16. Повседневное поведение дворян-аристократов и крестьянина представляется вполне предсказуемым, его возможно описать как некую норму, которая соответствует формам законов и

14 Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // Судьба и грехи России: В 2 т. СПб., 1992. Т. 1. С. 70.

Манхейм К. Проблема интеллигенции: исследование ее роли в прошлом и настоящем // Манхейм К. Избранное: Социология культуры. СПб., 2000. С. 105.

16 Рассуждая об оппозиции интеллигенции дворянству, мы, прежде всего, говорим о культурном противостоянии, а не о сословном противопоставлении. По своему происхождению интеллигенции была внесословной и многие представители дворянства входили в эту социокультурную группу.

7

правилам обычаев. Разночинцы выступают как "третий элемент" системы. Они не вписываются своим поведением ни в круг дворян-аристократов, ни в круг крестьянской субкультуры. Они создают свой особый поведенческий код. В этом случае, их поведение маркируется как "поведение сумасшедшего"17. Это поведение отличается тем, что "носитель его получает дополнительную свободу в нарушении запретов, он может совершать поступки, запрещенные для "нормального человека"", т.к. переход "в пространство "безумия"

1R

автоматически означает нарушение всех правил" . Для других участников этой схемы (дворян-аритстократов и крестьян), очень часто, поведение разночинца непонятно. Оно представляется им странным, эпатирующим и относится к "области взрыва" (курсив мой. - М. Д.)19. Это придает действиям разночинца непредсказуемость. Последнее качество, как постоянно действующая система поведения — разрушительно, но оказывается весьма эффективным в моменты остроконфликтных ситуаций20, т.к. "выбивает" противника из привычных ему рамок и ставит в беззащитную позицию. Экстравагантный, не имеющий образцов поступок при повторении может перемещаться из области "взрыва" в сферу привычки. Поэтому, эпатажное и "странное", с точки зрения других представителей схемы, поведение разночинного интеллигента становиться своеобразной модой. Этому поведению начинают подражать, разночинный интеллигент начинает доминировать на культурной сцене. В этой связи, в исследовании рассматривается тема агона культурных элит (дворянской и разночинной субкультур) за влияние и гегемонию на культурно-исторической сцене.

Предметом исследования является соотношение "идеального" и "реального" в культуре повседневности русской разночинной интеллигенции. Специфика данного баланса заключается в том, что "реальное" разночинными интеллигентами в буквальном смысле отождествлялось с повседневными

17 Лотман ЮМ. Культура и взрыв. М., 1992. С. 65.

18 Там же. С. 65, 81.

19 Там же. С. 76.

20 Там же. С. 65.

8

жизненными практиками, а "идеальное" выводилось за пределы подобных практик — как артефакты культуры, не относящиеся к сферам полезности и жизненной необходимости. Причем к категории "идеального" позитивистски настроенные "реалисты" - разночинцы относили понятия "художественности", "эстетики", "чистого искусства", "чистой науки", "метафизики", "мистики", не нашедшие преломления в их обыденной жизни и оставшиеся на уровне беспредметных абстракций.

Основной целью диссертационной работы является анализ повседневности русской разночинной интеллигенции второй половины XIX в., ее духовно-практического отношения к действительности как соотношения "идеального" и "реального" в ее обыденной жизни.

Поставленные цели определили основные задачи представляемого исследования:

- проанализировать социокультурный тип русского разночинного интеллигента с позиций конфликта культурных элит (столкновения идеалов, форм повседневного поведения и способов репрезентации культурных элит XIX века), возникший в период смены культурных парадигм России; представить основные этапы формирования этой социокультурной группы от истоков (в конце XVIII - начале XIX вв.) до периода ее расцвета (во второй половине XIX в.) и наметить основные тенденции ее дальнейшего бытования в истории культуры России;

- реконструировать на основании приведенных источников основные способы репрезентации разночинного интеллигента в повседневных практиках, изучаемого периода; показать соотношение телесных техник с идеями, представленными в текстах эпохи;

- рассмотреть истоки формирования моделей поведения разночинного интеллигента в процессе "жизнестроения" повседневной реальности; осмыслить культуру повседневности русской разночинной интеллигенции XIX в. как систему значений, ценностей и норм, регулирующих бытовое и социальное поведение разночинцев, их практическую деятельность и

9

творчество, их идеологию и мораль, специализированные формы разночинской культуры;

Хронологические и территориальные рамки диссертации

определяются спецификой объекта исследования и в целом относятся ко второй половине XIX века. Именно в этот период произошел рост числа представителей разночинной интеллигенции (см. Приложения), а так же на это время приходится наивысший пик их социальной активности.

Основной акцент ставится на изучение "шестидесятых годов" XIX века: начиная с воцарения Александра II (1855), началом эпохи "Великих реформ", вплоть до выстрела Д. Каракозова (4 апреля 1865 г.) и заканчивая концом 1870-х - началом 1880 гг. В этот период проводимые реформы совпали с "революцией в истории идей" и сменой культурных поколений. С исторической точки зрения, 1860-е гг. были эпохой формирования гражданского общества21, роста социальных институтов, возникновения разнообразных общественных объединений, развития образования и временем подъема литературы и журналистики. В этот период испытывает подъем жанр так называемых "толстых журналов", изданий, совмещающих под одной обложкой беллетристику, литературную критику и политические памфлеты. После жесткого в плане цензуры времени Николая I, восшествие на престол Александра II способствовало изменению общего настроения в обществе. С.Д. Шереметьев в своих воспоминаниях о 1851 - 1861 гг. писал: "Едва только предали земле тело императора Николая, как градом на него посыпались упреки. Вздохнули свободнее и с надеждою обратились к его приемнику"22.

В просвещенных кругах на проводимые реформы возлагались большие надежды. Ожидалось, что в результате реформаторской деятельности правительства ситуация в стране улучшиться. Но реформы оказались недоработанными и желаемых результатов не принесли. В начале 1860-х гг. в Петербурге прокатилась волна студенческих антиправительственных

21 Кимбелл Э. Русское гражданское общество и политический кризис в эпоху Великих реформ // Великие реформы в России 1856 - 1874. М, 1995. С. 260 - 279.

22 Шереметьев С.Д. Воспоминания. 1851 - 1861. СПб., 1898. С. 25.

10

выступлений, появились разного рода прокламации. Правительство незамедлительно приняло меры: прошла волна арестов, были временно закрыты популярные в интеллигентской среде журналы "Современник" и "Русское слово", некоторое время временно не функционировал Петербургский университет. Конец 1870-х - начало 1880 гг. ознаменовался "хождением в народ", появлением террористических организаций с одной стороны и временем "усталости" и "болезненности", с другой стороны.

Все эти события политической истории, в истории культурной можно ознаменовать как "крах господствующей культуры"23. Разночинная интеллигенция в этот период заявляет о своей состоятельности и самодостаточности и противопоставляет себя этой официально, элитарной культуре как в социально-политическом, так и в культурном плане.

Для исследователя такие кризисные периоды в истории наиболее поучительны и интересны. В эти периоды не только обнажается структура культуры, но и намечается возможный вектор ее развития.

Понятно, что многие культурные явления не укладываются в строгую хронологию годов. Поэтому, помимо периода, относящегося ко второй половине XIX века , представляется актуальным уделить внимание несколько белее раннему этапу, а именно концу XVIII - началу XIX века, тому периоду, когда разночинная интеллигенция только начинает выходить на общественную сцену, когда зарождаются первые элементы культурного конфликта.

Территориальные границы исследования определяются спецификой изучаемого социокультурной группой и характером избранных источников.

23 Живов В. Маргинальная культура в России и рождение интеллигенции // Новое литературное обозрение (НЛО). 1999. № 37 (3). С. 43.

24 В 1840 г. в Москве насчитывалось 27,7 тыс. "приказно-служителей и разночинцев" -т.е. 8% населения обоего пола. (См. Рашин. А.Г. Население России за 100 - лет (1811 - 1913 г.г.). Статистические очерки. М., 1956. С. 124.). В 1858 г. в общей численности населения Европейской России разночинцы составляли менее 0,4 % (См. Рашин. А.Г. Указ. соч., С. 120). От городского населения России разночинцы в 1858 г. составляли 3,5 %, для сравнения дворяне и чиновники составляли 5,2% (Там же). Согласно переписи населения Петербурга, проводимой в 1869 г. общее число разночинцев насчитывает 17, 5 тыс. человек обоего пола (См. Приложения).

И

Поскольку разночинные интеллигенты представляли собой локальную группу и, в основной своей массе, были жителями городов, то, в этой связи, основной упор будет сделан на изучение культуры повседневности представителей разночинной интеллигенции Москвы и Санкт-Петербурга, а так же ряда провинциальных городов.

Методология диссертационного исследования определена

целеполагающей установкой. Изучение культуры повседневности разночинной интеллигенции проводилось в соответствии с методологией ряда обобщающих исследований по истории и теории культуры. Среди работ российских ученых свое плодотворное влияние на построение теоретико-методологического базы диссертации оказали исследования: А. Ахиезера, М. Бахтина, М. Берга, Ю.Бессмертного, О. Вайнштейн, А. Гуревича, А. Давыдова, И. Данилевского, Б. Егорова, В. Живова, Л. Ионина, В Кантора, Г. Кнабе, И. Кондакова, Б. Кормана, Э. Орловой, А. Панченко, А. Пелипенко, Е, Рашковского, Ю. Степанова, Б. Успенского, А. Флиера, И. Яковенко, А. Ястребицкой и др25.

25 Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М, 1977; Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта: В 3 т. М, 1991; Ахиезер А.С, Давыдов А.П., Шуровский МЛ., Яковенко И.Г. и др. Социокультурные основания и смысл большевизма. Новосибирск, 2002; Бессмертный Ю. JI. Некоторые соображения об изучении феномена власти и концепциях постмодернизма и микроистории // Одиссей, 1995. М., 1995; Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1968; Берг М. Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе. Мм 2000; Вайнштейн О.Б. Жизнетворчество в культуре европейского романтизма // Вестник РГГУ. М., 1998. Вып. 2;Она же. Поэтика дендизма:: литература и мода // Иностранная литература. 2000. №3; Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981; Он же. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М., 1990; Давыдов А.П. "Духовной жаждою томим": А.С. Пушкин и становление "срединной" культуры в России. Новосибирск, 2001; Данилевский И.Н. Холопское счастье Даниила Заточника // Казус 2002. Индивидуальное и уникальное в истории. Вып. 4. / Под ред. Ю.Л. Бессмертного и М.А. Бойцова. М., 2002. С. 94 — 107; Живов В.М. Культурные конфликты в истории русского литературного языка XVIII - начала XIX века. М, 1990; Живое В. Маргинальная культура в России и рождение интеллигенции // НЛО. 1999. № 37 (3); Ионин Л.Г. Основание социокультурного анализа. М., 1996; Ионин Л.Г. Социология культуры. М., 1996; Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей истории культуры и культуре античного мира. М., 1993; Он же. Древний Рим - история и повседневность. М, 1986; Кондаков КВ. Введение в историю русской культуры. М, 1997; Корман Б.О. Лирика Некрасова. 2-ое издание. Ижевск, 1978; Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала нового времени. Под ред. Ю.Л.. Бессмертного. М. 2000; Панченко A.M. Русская культура

12

Из корпуса зарубежных исследований культуры повседневности диссертанта привлекли работы представителей школы "Анналов" (М. Блок, Л. Февр, Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф)26, работы Р. Дарнтона, Р. Шартье27, а также методы исследования повседневности Н. Элиаса, И. Гофмана, М. де Серто, А. Шюца, П. Бергера, Т. Лукмана, 3. Баумана и др. представителей феноменологической философии и социологии. Среди постмодернистских аналитик культуры повседневности обратили на себя внимание произведения Р. Барта, Ж. Бодрийяра, Ж. Липовецки, М. Фуко .

На смену повествовательному описанию, сосредоточенному на восстановлении исторических событий Л. Февр и М. Блок выдвинули новый принцип изучения истории "историк - проблема"30. Выдвигая новые проблемы исторического исследования, основатели "Анналов" обратились к таким категориям источников, которые до них оставались малоизученными, и, главное, заново подошли к изучению памятников, которые уже находились в научном обороте. Блок и Февр подчеркивали: современность не должна "подмять под себя" историю, а историк, задающий людям прошлого вопросы,

в канун петровских реформ // Из истории русской культуры. Т. Ш. (XVII - начало XVIII века), М, 2000; Рашковский Е.Б. Научное знание, институты науки и интеллигенция в странах Востока. М., 1990; Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997; Успенский Б.А. Раскол и культурный конфликт XVII века // Этюды о русской истории. СПб., 2002; Флиер А.Я. Культурология для культурологов. М.; Екатеринбург, 2002; Ястребицкая АЛ. Повседневная и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей: Человек в истории. 1991. С. 84-102. Бродель Ф. Материальная цивилизация. Экономика и капитализм. 15 — 18 вв. М., 1994; Ле Гофф Ж. Цивилизация Средневекового Запада. М., 1992;

27 Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры. М, 2002; Шартье Р. Культурные истоки Французской революции. М., 2001. 2 Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования: В 2 т. М.;СПб., 2001; Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М., 2000; Щюц Л.Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988. № 2. С. 129 - 137. Серто М. де. Изобретение повседневности // Новое литературное обозрение. 1997. № 28; Бауман 3. Приступая к повседневности // Бауман 3. Мыслить социологически. М., 1996.

29 Фуко М. Слова и вещи. СПб., 1994; Барт Р. Мифологии. М., 1996; Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1999; Липовецки Ж. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме. СПб., 2001.

30 Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М., 1986; Февр Л. Бои за историю. М., 1991.

13

не должен навязывать им ответов - он должен внимательно прислушиваться к их голосу и пытаться реконструировать окружающий их социокультурный мир.

Ф. Бродель и Ж. Ле Гофф обращали, прежде всего, свое внимание при исследовании культуры повседневности на понимании "повседневного человека" той или иной эпохи, на исследовании массового сознания, образа мира и эпохи, доминировавшего в обществе, заданного языком, традицией, воспитанием, религиозными представлениями, всей общественной практикой людей. Исследование ментальностей - большое завоевание "Новой исторической науки", позволяющее постигать сознание "молчаливого большинства" общества. Эту традицию продолжили в своих работах Р. Шартье и Р. Дарнтон. По их мнению, представители других культур — "другие", их способ мышления существенно отличается от нашего, и, если мы хотим разобраться в нем, следует, прежде всего, поставить перед собой задачу познания "инакости" и уметь ставить времени "скромные" и "дерзкие" вопросы31. По словам Дарнтона, лучшим способом соприкоснуться с другой культурой - поискать в ней "темные" места, т.к. самое загадочное и невообразимое может оказаться ключом к чужой ментальности; "попытка разобраться, в чем суть не смешной шутки вроде ритуального убийства кошек, значит, сделать шаг к постижению культуры".

Феноменологическую трактовку повседневности развивал в своих работах основоположник социологии повседневности А. Шюц. Для; него повседневность выступает, прежде всего,. как некая "верховная реальность", одна из "конечных областей значений" наряду с религией, игрой, научным теоретизированием и душевной болезнью. По мнению А. Щюца повседневность - это "весь социокультурный мир",33 который воздействует на нас, на который воздействуем мы. Его последователи, П. Бергер и Т. Лукман представляли повседневность как реальность, которая "интерпретируется

31 Шартье Р. Указ. соч. С. 10.

32 Си. Дарнтон Р. Указ. соч. С. 306

33 Григорьев Л.Г. Социология повседневности. А. Щюца // Социологические исследования. 1988, №2, С. 123;

14

людьми и имеет для них субъективную значимость в качестве цельного мира"34.

Значимую роль для диссертанта имели антропологические изыскания К. Леви-Строса и М. Мосса35, т.к. взгляд антрополога помогает заметить то, что считается самоочевидным, а потому незамечаемым: образцы чувствования, привычки мышления, повседневные практики, телесные техники, стиль жизни и манеру одеваться. Немаловажными при разработке методологии исследования стали работы К. Богданова, С. Бойм и И. Утехина , посвященных культурно-антропологическому изучению повседневной жизни, которое помогает увидеть длинные промежутки истории, разобраться в мелочах жизни, в "негероическом повседневном выживании"37. Поскольку "повседневное - это хорошо забытое настоящее"38, то для изучения и объяснения таких "знакомых" сюжетов необходима дистанция39.

Большую роль в настоящем исследовании сыграли работы Ю. Лотмана, исследовавшего повседневное поведение человека той или иной эпохи как семиотический текст и реализацию культурных кодов, показавшего связь многообразных форм быта с миром идей. Кроме того, существенное влияние оказали на построение методологии исследования работы К. Манхейма по проблемам социологии культуры. Значимую роль для исследования сыграли работы русских формалистов (Б. Эйхенбаума, Ю. Тынянова, В. Шкловского, Л. Гинзбург40) о проблемах соотнесения фактов литературной эволюции с

34 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995. С. 38.

35 Леви-Строс К. Симметрично развернутые изображения в искусстве Азии и Америки // Леви-Строс К. Структурная антропология. М. 1983; Мосс М. Техники тела // Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. М., 1996.

36 Богданов К. Повседневность и мифология. Исследования по семиотике фольклорной действительности. СПб., 2001; Бойм С. Общие места. Мифология повседневной жизни. М., 2002; Утехин И. Очерки коммунального быта. 2-е изд., доп. М., 2004.

37 Бойм С. Указ. соч. С. 11.

38 Там же. С. 10.

39 Утехин И. Указ. соч. С. 8.

40 Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. Л., 1929; Эйхенбаум Б. Литературный быт // Эйхенбаум Б. Мой временник. Л., 1929; Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. Л., 1987. Она же. О литературном герое. Л., 1979.

15

фактами литературного быта, о повседневности, которая наиболее доступна культурному моделированию и частично имитирует литературу.

В качестве методологического инструментария диссертантом использовались системный подход, семиотический анализ и формы качественного исследования. Первый понимался как способ реконструкции изучаемого феномена и играл интегративную роль, позволяя рассматривать анализируемый объект в его целостности и в единстве связей элементов друг с другом. Семиотический подход представляется весьма продуктивным для осмысления типологии и механизмов поведения и исследования культурного текста, взятого в границах явления. Культура повседневности разночинного интеллигента рассматривалась в свете "синхронии" (анализ и описание элементов повседневности) и "диахронии" (рассмотрение эволюции тех или иных понятий).

Историография проблемы. В ходе работы над диссертацией был привлечен широкий круг исследовательской литературы.

Разночинная интеллигенция широко представлена в историографии большим количеством разного рода исследований, затрагивающих широкий спектр проблем. Необходимо выделить основные вехи развития знания s о разночинцах как таковых и разночинной интеллигенции.

Исследованию интеллигенции второй половины XIX века посвящено огромное количество работ, - как авторских, так и коллективных. Кроме того, пожалуй, ни одна культурно-историческая эпоха не привлекала такого пристального внимания исследователей, как эпоха 1860-х гг. В этой связи оказывается невозможным даже простой перечень имеющихся в распоряжении исследователя работ. Однако необходимо назвать тех исследователей, чьи работы концептуально значимы в решении поставленных задач.

Проблема осмысления интеллигентского дискурса привлекала исследователей начиная с конца XIX века. К опыту дореволюционной интеллигентской рефлексии, которая в России имела очень много сходства с литературной критикой можно отнести ряд работ A.M. Авдеева, А.Н. Пыпина,

16

Л. Войтоловского, Д.Н. Овсянико-Куликовского, Р.В. Иванова-Разумника и др.41 Примечательно, что представленные авторы рассматривают историю интеллигенции с точки зрения литературы и литературных типов. Кроме того, "идеи, взгляды, чувства, впечатления людей известного времени" искали в художественной литературе В.О. Ключевский, Н.А. Рожков и другие . Примером интеллигентской рефлексии "рубежа веков" служит сборник "Вехи" (1909). Большое значение для исследования имели работы об интеллигенции Н. Бердяева, Д. Мережковского, В. Розанова, а также авторов русского зарубежья (В. Ильина, В. Рябушинского, Г. Федотова и др.).

Кроме того, авторы конца XIX века рассматривали русскую интеллигенцию в свете социально-революционного движения. Рассуждая о причинах возникновения экстремистских элементов в общественном движении пореформенной России, историки, официально-охранительного направления исходили их того, что это было закономерным результатом проявления разложения в обществе, "потерявшего свое равновесие и следствие проникновения в Россию западных идей44. Представители либеральной историографии видели социально-революционное движение как интеллигентское движение, вызванное подавлением всякой общественной инициативы и направленное на завоевание конституционных свобод45.

41 Авдеев МЛ. Наше общество (1820 - 1870) в героях и героинях литературы. СПб., 1874; Общественное самосознание в русской литературе. Критические очерки. СПб., 1900; Пыпин А.Н. Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов. Исторические очерки. СПб., 1909; Войтоповский Л. Текущий момент и текущая литература: К психологии современных общественных настроений. СПб., 1908; Овсянико-Куликовский Д.Н. История русской интеллигенции // Овсянико-Куликовский Д.Н. Собр. соч. Т. 9. СПб., 1911; Иванов-Разумник Р.В. История русской общественной мысли: индивидуализм и мещанство в русской литературе и жизни XIX в.: В 2-х т. СПб., 1911.

42 Ключевский В.О. Евгений Онегин и его предки //Соч. В 9-ти т. М., 1989. Т. 9. Рожков Н.А. Пушкинаская Татьяна и Грибоедовская Софья в их связи с историей русской женщины 17 -18 веков // Журнал для всех. 1899. № 5.

43 Малыиинскип А.П. Обзор социально - революционного движения в России. СПб., 1880.

44 Голицын Н.Н. История социально-революционного движения в России 1861 - 1881 гг. СПб., 1887.

45 Корнилов А А. Общественное движение при Александре II. М., 1909; Богучарский В.Я. Активное народничество 70-х годов. М., 1912.

17

Образец интеллигентской рефлексии "рубежа веков" - сборник статей "Вехи", впервые вышедший в свет в 1909 г. и представлен статьями М.О. Гершензона, Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, П.Б. Струве, С.Л. Франка, А.С. Изгоева и т.д. Авторы "Вех" уделяют особое внимание религиозно-этическим аспектам и особенностям русской интеллигенции. В настоящей работе нашли свое применение ряд положений, выдвинутых Бердяевым, Булгаковым, Струве и Франком в процессе анализа психологии интеллигенции (отщепенство, нигилизм и т.д.). Не менее интересным представляется вопрос о тесной связи русской интеллигенции и классической литературы46. Как о неком "третьем элементе", ставшим "бродилом русской революции" рассуждает в более ранней статье "К психологии революции" (1907) об особенностях интеллигентской психологии Бердяев47. В этой же статье он говорит о 1860-х гг. как о годах "надломления быта" (курсив мой.

-мл)4*.

Актуальными для представляемого исследования стали работы историков и философов русского зарубежья, которые представляли проблему исследования русской интеллигенции как одну из важнейших тем при изучении истории культуры России. "Мы имеем дело с одной из роковых тем, в которых ключ к пониманию России и ее будущего", - писал Г.П. Федотов в своей работе "Трагедия интеллигенции"49. Кроме того, для того, что бы понять истоки и характер русской революции "необходимо знать, что представляет собой то своеобразное явление, которое в России именуется «интеллигенция»" . В произведениях философов русского зарубежья так же приводятся основные особенности этого "своеобразного явления": о "культе опрощенства", "борьбе интеллигенции против культуры" и "особом типе нетерпимости" писал

46 См. Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1990. С. 8; С. 60.

47 Бердяев Н.А. К психологии революции // Бердяев Н.А. Духовный кризис интеллигенции. Статьи по общественной и религиозной психологии (1907 - 1909 гг.). М., 1998. С. 67.

48 Бердяев Н.А. Указ. соч., С. 63.

49 Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Избр. ст. по философии русской истории и культуры: В 2 т. СПб., 1991. Т. 1. С. 66.

5 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 17.

Список литературы