Зиновьева Регина Владимировна. Драматургия абсурда Э. Олби и С. Мрожека в интертекстуальном и мифопоэтическом аспекте

Краткое описание

Зиновьева Регина Владимировна. Драматургия абсурда Э. Олби и С. Мрожека в интертекстуальном и мифопоэтическом аспекте;[Место защиты: ФГАОУ ВО «Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта»], 2021

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ «БАЛТИЙСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ им. И. КАНТА»
На правах рукописи

ЗИНОВЬЕВА Регина Владимировна
ДРАМАТУРГИЯ АБСУРДА Э. ОЛБИ И С. МРОЖЕКА В ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОМ И МИФОПОЭТИЧЕСКОМ
АСПЕКТЕ
10.01.03 - литература народов стран зарубежья (западноевропейская и американская)
Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Научный руководитель - доктор филологических наук, доцент Л.А. Мальцев
Калининград
2021

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение 3
Глава 1. Абсурд как философская и эстетическая категория в драматургии Олби и Мрожека 12
1.1. Философско-культурный генезис драмы абсурда ХХ века 12
1.2. Американская и польская модель драмы абсурда в творчестве Олби и
Мрожека 30
Выводы 49
Глава 2. Традиция, интертекстуальность и поликодовость драматургии Олби и Мрожека 51
2.1. Драматургия абсурда в контексте постмодернистской поликодовости текста 51
2.2. Специфика интертекстуальности в контексте игровой поэтики пьес Олби и Мрожека 58
2.3. Чеховская традиция в игровом интертекстуальном пространстве
драматургии Олби и Мрожека 76
Выводы 100
Глава 3. Драматургия абсурда Олби и Мрожека в мифопоэтическом аспекте теории архетипов 103
3.1. Драматургия абсурда в контексте проблем мифопоэтики 103
3.2. Архетип ребенка и проблема будущего в драматургии Олби и Мрожека 114
3.3. Архетип «культурного героя» в пародийной реализации Олби и
Мрожека 124

Список литературы

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проведённый нами сравнительный анализ американской и польской моделей театра абсурда на примере творчества Эдварда Олби и Славомира Мрожека в контексте интертекстуального диалога с литературной традицией и сквозь призму мифопоэтической концепции позволяет сделать следующие выводы:
Абсурд в человеческих, в том числе в семейных отношениях, усугубленный кризисом традиционных ценностей, одиночеством и отчуждением человека в обществе, нашёл своё художественное воплощение в особой театральной эстетике, приверженцами которой были американский и польский драматурги Эдвард Олби и Славомир Мрожек. Творчество Олби и Мрожека по сравнению с драматургией французских абсурдистов в большей степени имеет реалистические тенденции, поскольку оно связано со злободневными проблемами социальной действительности. Корни американской драмы абсурда, равно, как и польской, берут своё начало в европейской традиции мещанской драмы в единстве ее дидактических и развлекательных задач. Однако магистральной линией американского театра абсурда, начатой ещё Юджином О’Нилом и продолженной, в свою очередь, Эдвардом Олби, стала борьба против безыдейности искусства в США. Основная идея польского театра абсурда, прежде всего, связана с развитием Мрожеком абсурдистских и гротескно-сатирических традиций Виткевича, а также антиромантических тенденций, представленных в гротескно¬абсурдистских пьесах Гомбровича. Отличительной чертой американской драмы абсурда является то, что она стала индикатором морального упадка общества и подорванного оптимизма. Творчество Олби, несмотря на камерность как неотъемлемое свойство американской драматургии абсурда, раскрывает широкий диапазон социальных проблем, среди которых решающей оказывается проблема утраты иллюзий. В то же время польская драматургия абсурда Мрожека, восходящая к эстрадно-сатирическому
143

жанру, имела социально-политический подтекст, связанный с идеологическим диктатом и социально-нравственными проблемами послевоенного времени.
Олби и Мрожек как представители поколения «художников» («молчаливого поколения») в рамках разных национальных литературных традиций отразили в своём творчестве собирательный опыт послевоенной эпохи в контексте последствий Второй мировой войны. В пьесах американского абсурдиста «Кто боится Вирджинии Вульф», «Песочница», «Американская мечта», «Шаткое равновесие» и польского драматурга «Мученичество Петра Охея», «Танго», «Дом на границе» «Второе блюдо», «Счастливое событие» представлена картина абсурдного противостояния между членами семьи, сквозь призму которого отражена трагическая ситуация глобального кризиса цивилизации, связанного со сбоем ценностных ориентиров. Разрушение иерархических связей между поколениями, дискоммуникация членов семьи и их идеологический антагонизм воплощают модель мира «наоборот», в котором категория абсурда отражает разлад межчеловеческих связей и неспособность личности к свободному самоопределению. В пьесах Олби «Песочница» и «Американская мечта» поколенческий конфликт, выраженный в противоборстве среднего поколения в лице дочери / зятя и старшего поколения, представителем которого является бабушка, отражает оппозицию «город - деревня». Изображая городскую действительность как пространство, в котором живут представители среднего поколения, Олби критикует бездуховный гедонистический образ жизни современного мещанства. Сельский порядок, ассоциирующийся со старшим поколением, наоборот, представляет собой пасторальный идеал, в котором есть надежда на осуществление американской мечты. Мрожек, верный принципам комическо-иронического отношения к действительности, более критически, чем Олби, относится к патриархальным ценностям и традициям. Стереотип деревни, считавшийся в традиционной польской ментальности райско-
144

идиллическим топосом, подвергается в пьесах Мрожека «Танго» и «Счастливое событие» осмеянию как проявление мещанства и примитивизма мышления. Скептицизм Мрожека, охватывающий практически все его творчество, обнаруживается в пьесе «Танго» в обрядовых гротескно - пародийных сценах венчания и приготовления к смерти, а в пьесах «Второе блюдо» и «Счастливое событие» - в трагикомически представленном событии рождения потомка.
Драма абсурда Олби и Мрожека являет собой яркий пример поликодового текста, предполагающего синтез, с одной стороны, элементов традиционной структуры текста и, с другой, - интертекстуальных, интермедиальных и интердискурсивных включений. Эти проявления поликодовости являются формой иронической игры с предшествующей литературной традицией в контексте постмодернистской парадигмы. Такая игровая ориентированность, отражающая амбивалентное отношение к литературе прошлого, характерна для творчества Олби и Мрожека, и ее можно обозначить как «антитрадиционализм», предполагающий, с одной стороны, отвержение национальной мифологии, отход от литературной традиции, а с другой стороны, установление иронической дистанции по отношению к ней, заключающейся в использовании принципа пародии на классические произведения.
В контексте теории поликодового текста в пьесе Олби «Кто боится Вирджинии Вульф» и в пьесе Мрожека «Мученичество Петра Охея» игра как структурообразующий элемент текстового пространства служит выявлению типологических схождений между драматургией Олби и Мрожека, а также их принципиальных отличий. У Олби игра является средством освобождения человека от индивидуальных иллюзий. В пьесе Мрожека в контексте исторического прошлого Польши, большее место, чем у американского абсурдиста, отведено социальной критике, поэтому игра здесь служит выявлению абсурдного механизма порабощения человека в условиях давления политической системы и общественных институтов. В рамках
145

игровой поэтики основным принципом текстопорождения в ранней драматургии Олби на примере пьес «Кто боится Вирджинии Вульф» и «Шаткое равновесие» является пастишизация, тогда как для ранней драматургии Мрожека характерна пародия. Поскольку пастиш, будучи явлением постмодернистской эстетики, постепенно вытесняет пародию, то из этого следует, что ранняя драматургия Олби в большей степени тяготеет к феномену постмодернизма, чем ранняя драматургия Мрожека. Однако в поздней драматургии польского абсурдиста, как, например, в пьесе «Любовь в Крыму», уже появляются признаки постмодернистской пастишизации. Такой принцип эклектического моделирования текста у обоих писателей отразил состояние перехода от одной культурной парадигмы к другой.
Основные отличия, которые передают особенности национальной идентичности американского и польского народов, а также специфику культурологического и историко-политического опыта обеих географически отдалённых друг от друга стран, проявляются также в текстуальной организации пьес Олби «Кто боится Вирджинии Вулф», «Шаткое равновесие» и Мрожека «Мученичество Петра Охея», «Дом на границе». Структурообразующей основой пьес американского драматурга является замкнутое пространство дома (квартиры), которое, будучи олицетворением англосаксонского индивидуализма, является одной из важнейших ценностей, на страже которого стоит закон. В драматургии Мрожека структурообразующей основой пьес, наоборот, становится разомкнутое пространство, представляющее собой своеобразный «проходной двор», в котором нет защиты от посторонних. Такой принцип текстовой организации являет собой проекцию коллективистского прошлого коммунистической Польши.
Обращение в рамках поликодовой модели драмы абсурда американского и польского абсурдистов к драматургическому наследию Чехова, для которого было характерно чувство катастрофизма и понимание кризисности мира, означает попытку переосмыслить в их творчестве рубежное состояние
146

эпохи. Заявленные в творчестве Чехова импрессионистичность, соединение бытового и метафизического, открытые финалы, трагикомичность, бессюжетность, присущи искусству переходного времени, и в этом проявляется несомненная общность произведений Чехова с драматургией Олби и Мрожека.
Сквозь призму конфликта интеллигента и хама как персонификаций двух противоборствующих социокультурных сил Чехов, Олби и Мрожек, отображая момент «слома» эпох, запечатлевают кризисную ситуацию цивилизации. Намеченный конфликт интеллигента и хама в пьесах русского драматурга выражает себя в противостоянии Войницкого и Серебрякова, собирательного образа трех сестер и Натальи, Пети Трофимова и Яши. Несмотря на то, что Чеховым дается однозначная характеристика этих образов и отчётливо высвечивается в идейном замысле пьес его авторская позиция по отношению к ним, суть их разногласий в полном объеме не определяется. Русский классик, представляя фигуры интеллигента и хама в своих драмах, изображает общую ситуацию разрушения старого мира и становления на его обломках мира нового. Олби, перенимая творческую эстафету у Чехова, развивает в пьесе «Кто боится Вирджинии Вульф» апокалиптическую тему краха западной цивилизации. Американский драматург предлагает вниманию зрителя совершенно новый вид хама человека науки, который готов пренебречь нормами этики и морали ради достижения личного и карьерного успеха. Мрожек, в свою очередь, в пьесе «Танго» предлагает развернутую интерпретацию этого конфликта, показывая ситуацию парадоксального примирения интеллигента и хама на фоне становления новой реальности. В отличие от театра Чехова, в драматургии Олби и Мрожека явления примитивизма и хамства перестают быть единичным эксцессом и трансформируются в социокультурную норму.
Тема экзистенциального и цивилизационного кризиса, поднятая в драматургических произведениях Чехова, находит своё продолжение в пьесе Олби «Все кончено» и в пьесе Мрожека «Любовь в Крыму». Американский и
147

польский абсурдисты в своих драмах выражают общепринятое на Западе видение театра Чехова, которое заключается в изображении бессилия и взаимного непонимания героев. Так же, как и в чеховской пьесе «Вишневый сад», гибель цветущего сада в пьесе Олби «Все кончено» символизирует трагедию семьи на фоне краха базовых американских ценностей. В семейном пространстве, которое становится местом ожесточённой схватки, полем битвы между родственниками, нет места любви и взаимопониманию. Польский драматург, в свою очередь, в пьесе «Любовь в Крыму» в контексте панорамного исторического прошлого России ХХ века, охватывающего периоды царской России, советской России и России 90-х годов, представляет трагедию русской интеллигенции и изображает разрушение традиционного жизнеустройства. Используя чеховский литературный пастиш, но оставаясь в русле польской традиции, Мрожек на глубинном уровне раскрывает трагедию жизни как русского, так и польского общества, в котором происходит постепенное выхолащивание идеалистического понимания феномена любви и разрыв человеческих связей. Образы-символы затонувших либо обречённых на крушение кораблей, таких, как «Титаник» у Олби и «Левиафан» у Мрожека, свидетельствуют о пророческом предзнаменовании трагического будущего для всего человечества.
В нашем исследовании мы придерживаемся мнения, что драма абсурда представляет собой литературу, в которой демонстрируется ситуация поиска утраченной целостности бытия и его реинтеграции, в противоположность тому суждению, что идея мифа в художественном творчестве полностью себя исчерпала. Общей архетипической основой драматургии абсурда Олби и Мрожека являются амбивалентные образы ребенка и культурного героя.
Образы детей, реализующие архетип ужасного/божественного ребёнка в драматургии Олби и Мрожека, нами выявлены в пьесах «Американская мечта», «Кто боится Вирджинии Вульф», «Шаткое равновесие», «Ящик и Цитаты Мао Дзедуна», «Игра о ребенке» и соответственно «Мученичество Петра Охея», «Дом на границе», «Смерть поручика», «Второе блюдо»,
148

«Счастливое событие», «Racket Baby». Посредством сочетания гротескно-пародийных образов ребенка и танатологических мотивов в пьесах создается картина несостоятельного и трагического будущего. Образы мёртвых, а также неродившихся детей, которые встречаются в драматургии Олби, связаны не только с мотивом нереализованных желаний, но и с темой деградации нравов в американском обществе. Божественный образ ребенка воплощает в себе идею осуществления американской мечты, однако драматург в пьесе «Ящик и Цитаты Мао Дзедуна», иронично сравнивая метафорическое название своей страны как «града на холме» с богадельней, говорит о недостижимости этой мечты в связи с утратой ее духовного начала. У Мрожека, равно, как и у Олби, образ неродившегося ребенка в пьесе «Смерть поручика» связан с мотивом нереализованных возможностей, однако уже в контексте постмодернистской исчерпанности романтической традиции. В других пьесах польского драматурга образ ребенка, в отличие от Олби, не обладает божественным потенциалом. В пьесах «Мученичество Петра Охея», «Дом на границе» образы детей, прежде всего, связаны с мотивами вредоносных действий и воплощают в себе концепцию хаоса. Они не только легитимируют нарушение общепринятого порядка, но и свидетельствуют о надвигающейся катастрофе. В пьесах «Счастливое событие и «Racket Baby» посредством соединения в одном образе Младенца и мошенника представлена зарисовка трагического будущего, ставшего порождением примитивного мышления, хамства и варварства.
В соответствии с мировой мифологическо-архетипической парадигмой, образ ребенка в драматургии Олби и Мрожека находится в непосредственной связи с образом культурного героя в контексте мотива его трансформации в рамках приключенческого сюжета. В пьесах Олби «Кто боится Вирджинии Вульф», «Что случилось в зоопарке», «Песочница», «Американская мечта» и Мрожека «Мученичество Петра Охея», «Дом на границе», в цикле пьес о Лисе («Серенада, «Лис-философ», «Охота на лиса», «Лис-аспирант»), «Танго», «Смерть поручика» воспроизводится борьба космоса и хаоса. В
149

этих пьесах образы юношей, сочетающих в одном лице и культурного героя, и его двойника-трикстера, выступают одновременно в роли спасителя и жертвы. Такая амбивалентная реализация архетипа культурного героя свидетельствует о том, что в реконструированный абсурдистами миф творения выступает в историческом контексте кризиса и слома эпох.
Тема спасительной жертвы культурного героя воплощает в себе мессианскую идею избранности, укорененную в национально¬мифологическом сознании американского и польского народов. Олби, оставаясь в русле национальной литературной традиции, с одной стороны, подвергает массовый идентификационный миф критике, а с другой стороны, высвечивает его положительные стороны. Драматург, изображая молодого человека в пьесах «Американская мечта» в демонической модификации архетипа культурного героя посредством гротескно-пародийного образа американского Адама, представляет искаженную версию американской мечты. В пьесе «Кто боится Вирджинии Вульф» антигерой в своей интимной связи с главной героиней, воплощающей архетип Великой матери, реализует типичный для американского бытия комплекс Ореста в контексте его отношения к родной земле. Однако в пьесе «Что случилось в зоопарке», в которой топос американского Севера в рамках разоблачения мифа американской мечты представляет собой чудовищную пародию на Рай, главный герой, наоборот, является спасительной жертвой. В пьесе «Шаткое равновесие», в которой отмечается интертекстуальная связь с Книгой Товита, демонстрирующей, наряду с темой обращения в веру язычников, нравственный идеал религиозного человека, американский драматург продолжает сложившуюся в США литературную традицию, суть которой заключается в морализаторской установке и оптимистической вере в будущее американского народа.
Мрожек в своем творчестве, так же, как и Олби, но уже в контексте борьбы с польской романтической литературной и историко-культурной традицией, глубоко укорененной в сознании поляков, подрывает основы
150

национальных мифологических структур. Однако факт иронической насмешки и использование польским абсурдистом пародии на классические произведения, например, на стихотворения Мицкевича о восстании 1830 года («Смерть полковника» и «Редут Ордона») в пьесе «Смерть поручика», свидетельствуют о признании им факта воздействия литературных мифов и стереотипов на бытие и образ мышления польского народа. В пьесах «Мученичество Петра Охея», «Дом на границе» представлены модифицированные архетипы культурных героев, спасительная жертва которых становится свидетельством борьбы не только с польским романтическим наследием, но и с универсальными стереотипами, общественно-политическим штампами и клише, закрепощающими дух и сознание человека. В цикле пьес о Лисе («Серенада», «Лис-философ», «Лис- аспирант», «Охота на лиса») в рамках метанационального животного эпоса о Ренаре-Лисе в образе антигероя-трикстера Мрожек показывает свое амбивалентное отношение к национальным патриотическим мифам. С одной стороны, культурный герой становится жертвой и надежда на его воскресение отсутствует в реконструированном польским драматургом постапокалиптическом мире, а с другой стороны, посредством иронического сближения антигероя-трикстера с мифологическим архетипом в пьесах осуществляется дегероизация культурного героя. Тема борьбы с мифологизированной романтической традицией наиболее ярко воплотилась в пьесе «Танго», в которой образ юноши отсылает к «вечному» образу Гамлета, культурного героя, стремящегося восстановить прежнюю «связь времен» и вернуть порядок этому миру. Бунтарство героя Мрожека, воплощающее в себе одну из архетипических моделей польского бытия, отражает глубокое отчаяние по поводу конца европейской цивилизации, однако, оно лишено мессианского замысла и носит универсальный характер.
Таким образом, в ходе комплексного сравнительно-сопоставительного анализа двух моделей театра абсурда - американской и польской (на примере творчества Эдварда Олби и Славомира Мрожека) - в контексте игрового
151

отношения к литературной традиции и мифопоэтического измерения литературного текста - выявлены типологические схождения на основе единства поколенческой самоидентификации обоих драматургов, а также опосредованные генетические связи между Олби и Мрожеком, проявляемые в обращении обоих драматургов к традициям театра Чехова. Драма абсурда Олби и Мрожека рассмотрена сквозь призму постмодернистской эстетики, подчеркнута значимость в творчестве обоих драматургов игрового отношения к литературной и культурной традиции. Несмотря на кризисно - катастрофический характер мироощущения драматургов, выявлены скрытые мифологические установки их творчества, связанные с архетипической образностью. В работе также представлена проблема национальных кодов литературы и культуры, имеющая непосредственное отношение к теме мессианизма в польской и американской культуре.
Перспективой дальнейших исследований может стать системный анализ связей между абсурдизмом, экзистенциализмом и постмодернизмом в литературе XX века, присутствия этих направлений в американской и восточноевропейских литературах, и на этой основе - изучение творчества американских и польских драматургов: Джека Гелбера, Джека Ричардсона, Артура Копита; Станислава Игнация Виткевича, Константы Ильдефонса Галчиньского, Витольда Гомбровича, Тадеуша Ружевича и Тадеуша Кантора.