Алисултанов Алисултан Султанмурадович РЕДУПЛИКАЦИЯ В ЛЕЗГИНСКИХ ЯЗЫКАХ

Короткий зміст

Во введении сформулированы объект, предмет, цели и задачи исследования, а также обоснованы актуальность темы, научная новизна, теоретическая и практическая значимость. Описаны методы исследования, материалы и источники, использованные в данном изыскании, а также основные положения, выносимые на защиту, и определяется методологическая основа. Подчеркивается полифункциональный характер редупликации, приводится ее рабочее определение.
В первой главе «Редупликация как грамматическое средство» последовательно анализируются редуплицированные формы в словоизменении различных частей речи. Среди множества разновидностей редупликации существительных в современных лезгинских языках выделяется модель, выполняющая функции «дистри¬бутивного множественного», которая в грамматических описаниях лезгинских языков относится, как правило, к словообразованию наречий: лезг. твар-твар ‘по зернышку, помалу’ (из твар ‘зернышко’); стІал-стІал ‘по капельке’ (из стІал ‘капелька’); таб. тки-тки ‘по кусочку, по немногу’ (из тки ‘кусочек’); литIан-литIан ‘по капельке’ (из литIан ‘капля’); будух. даста-даста ‘группами’; пилте-пилте ‘хлопьями’; лака-лака ‘пятнами’ (ср. лака ‘пятно’); удин. кІотІор-кІотІор ‘кусками, по кускам’ (кІотІор ‘кусок, часть, ломтик’); рут. маьхь-маьхь пригоршня, маьхь-маьхьне пригоршнями (из маьхь) ‘ горсть’, кIабал-кIабал ‘группами’ (из кIабал ‘группа’); агул. джут-джут ‘попарно, парами’ (джут ‘пара’) и т.п. Имеющиеся разновидности рассматриваемого типа редупликации касаются: во-первых, наличия/отсутствия в редуплицированных комплексах адвербиального показателя; во-вторых, использования этих комплексов в качестве наречий или же в качестве компонентов сложных глаголов.
Несколько иная роль выявляется у редуплицированных имен с абстрактной временной семантикой, т.е. у имен, обозначающих временные отрезки, не определенные с точки зрения длительности и т.п. Здесь редуплицированный комплекс приобретает значение множественности, неоднократности (рут. кIыб-кIыб ‘часто’, ара-ара ‘иногда, временами’ при ара ‘про¬межуток, интервал...’).
Случаи употребления редуплицированных комплексов в иных значениях довольно редки. Все они могут рассматриваться как результат определенного преобразования исходной дистрибутивной семантики (ср. буд. дама-дама суьъуь ‘играть в шашки’ при дама ‘шашка’).
Возникновение повторов названного типа увязывается в диссертации с тюркским влиянием. В частности, многие из рассмотренных выше лексических единиц являются непосредственно заимствованными, хотя наличие редуплицированных комплексов, образованных от исконных лексических единиц, говорит о том, что заимствованы не готовые лексические единицы, а редупликация как грамматическое (словообразовательное) средство. К тому же в кумыкском языке выделяются формы, связанные с экспрессивным выражением множественности.
Второй тип редупликации существительных, получивший в диссертации именование «эхо-редупликация», достаточно хорошо представлен не только в дагестанских, но и во многих других языках Востока (с формальной позиции рассматриваемая модель характеризуется как “неточная редупликация”). В качестве основного значения рассматриваемой модели редупликации выделяется значение “Х и подобное”, что, на наш взгляд, адекватно вписывается в определение репрезентативной множественности. С точки зрения плана выражения, наиболее распространена модель именно такого рода повтора с изменением начального согласного второго компонента на м: лезг. верч-мерч «куры и другие домашние птицы» (из верч «курица»); як-мак «мясо и другие мясные продукты» (из як «мясо»); агул. gur ‘чашка’ – gur-mur ‘чашки или другая посуда’, kan ‘одежда’ – kan-man ‘одежда и другие подобные вещи’.
Анализ семантики подобных комплекcов позволяет выделить класс употреблений со значением пейоративности (презрение, пренебрежение и т.п.: лезг. ахпа ада кьежей пекинал суфрадилай фан, хуьрекдин кІус-мус кІватІ хъувуна [А.А.] ‘потом она мокрой тряпкой со скатерти хлеба, еды остатки (кусок и т.п.) собрала’). В данных примерах репрезентативное значение модели «множество объектов, подобных Х» выявляется достаточно рельефно.
Еще одна группа примеров выражает включение в совокупность не только объектов, подобных выраженному исходной формой, но также и тех объектов, которые присущи описываемой ситуации: лезг. Назлуди исятда чай-май гъида, ичкини [А.А.] ‘Назлу сейчас чай и т.п. (т.е. то, что положено к чаю) принесет, и выпивку’.
В ряде случаев редуплицированная форма подчеркивает разнообразие объектов, описываемых ею: лезг. … инсан-минсанни гзаф аквазвай [А.А.] ‘… и разных людей много было видно’.
При именах обобщенной семантики редуплицированные формы приобретают прономинальное значение. В положительных предложениях такие формы выполняют роль неопределенных местоимений: лезг. ам аялриз затІ-матІ къачуз туьквенриз фена [А.А.] ‘он детям что-нибудь купить по магазинам пошел’). В отрицательных предложениях эти формы, естественно, выступают в роли кванторных отрицательных местоимений.
Отмечен ряд случаев, где редупликация приобретает идиоматический словообразовательный характер. Ср. уд. кІакІулла-макІулла — название детской игры в "чижики". При отсутствии самостоятельной мотивирующей основы семантическую структуру данного комплекса анализировать сложно.
В плане формального варьирования в лезгинских языках отмечены и иные виды неточной редупликации. В первую очередь, здесь можно отметить наличие других согласных, выступающих в качестве субститута начального согласного исходной основы, охватывающих практически весь диапазон вариативности по месту образования: рут. уен-бу'ен ‘то-сё; то да сё’; чІаІраІкь-пIаІраІкь выъыын ‘галдеть’; руг-дуг гьыъын ‘разбивать вдребезги’; ихр. даІваь-шаІваь ‘драка, скандал, нелады’; гьаІпыр-чаІпыр ‘хлам, барахло’; рутІ-кьутІ гьаькьын ‘изнашивать, износить, разорвать в клочья’ и т.д. В ряде случаев в силу отсутствия самостоятельного функциони¬рования какого-либо из компонентов рассматриваемого редуплицированного комплекса можно считать, что редупликация здесь имеет левосторонний характер, хотя, как мы полагаем, нет оснований отступать здесь от общего правила правосторонности редупликации.
Второй разновидностью неточной редупликации являются чередования гласных. Редуплицированный компонент при этом может приобретать носовой признак гласного: буд. гьай-гьуй ‘шум, гам’; рут. тарап-туруп ‘шум, скандал; шей-шуй ‘всякое барахло, всякая всячина’; буд. гІайел-гийéл ‘ребенок, дитя’; и т.д.
Поскольку функциональная нагрузка различных формальных типов эхо-редупликации практически совпадает, в языках функционируют разного рода дублеты, например, рут. гада-гуди ‘мальчишка, несерьезный че¬ловек’ и гада-бада (значение то же). Кроме того, семантика редуплицированных комплексов и их нередупли¬цированных коррелятов не всегда дифференцируется.
В диссертации проводится мысль, согласно которой от собственно эхо-редупликации следует отличать неточную редупликацию в звукоподражаниях и идеофонах, особенно в тех случаях, когда ни один из компонентов самостоятельно не используется. Данный тип редупликации также формируется в дагестанских языках под влиянием тюркских языков на фоне: во-первых, всего контекста тюрко-дагестанских контактов (в дагестанские языки рассматриваемое явление могло проникнуть именно с многочисленными лексическими тюркизмами); во-вторых, широкого распространения этого явления в обеих семьях языков.
Редуплицированные прилагательные, проявляющие свойство иконич-ности, обычно выражают идею множественности, разнообразия. Среди них можно выделить прилагательные, образованные от существительных и имеющих значение «обладающий множеством…; покрытый множеством…»: буд. чилчил ‘веснушчатый’; уд. зол-зол ‘полосатый’; рут. хар-хар йишид ‘крупчатый (о масле)’ и др.
Непродуктивной в лезгинских языках является модель редупликации со значением слабой степени качества. Она представлена в буд. чиг-чиг ‘сырой, сыроватый’ при чиг ‘сырой, несваренный’; уд. кедже-кедже ‘кисло-сладкий, кисловатый’ при кедже ‘кислый’.
В ряде случаев редупликация сопряжена с множеством соответствующих референтов: уд. гъуй-гъуй ‘толстые, потолще’ при гъуй ‘толстый’; лезг. гъвечIи-гъвечIи ‘маленькие, самые маленькие’.
В рутульском языке выделяется нетривиальный тип редупликации, заключающийся в повторении начального согласного в исходе основы: хьуьлуьхь-ды ‘полный, толстый’; хуIлаIх-ды ‘длинный’. В плане семантики обращает на себя внимание выражение обоими прилагательными большого размера.
Тюркские языки обладают специфической моделью, так в кумыкском имеем «модель частичной редупликации с повторением первого слога прила-гательного, ср.: кап-кара «черный-пречерный», кижи-кажы «всякие люди».
В некоторые лезгинские языки проникла тюркская модель префиксальной (левой) редупликации прилагательных с редупликатом – слогом типа CVP, где P – губной согласный. Ср. уд. кедже ‘ кислый’- кепкедже ‘очень кислый’.
Путём редупликации основы простых количественных числительных образуются в рассматриваемых языках распределительные числительные.
Особенности функционирования распределительных числительных в отдельных языках тесно связаны с морфологическими и функциональными особенностями соответствующих коли¬че¬ственных числительных. Так, в лезгинском, агульском и удинском языках для числительных не характерна категория классно-именной дифференциации, присущая осталь¬ным анализируемым языкам. Ср. лезг. са(д)-сад (по одному; по одиночке; поочередно’ (из сад ‘один’); кьве(д)-кьвед ‘по два; попарно’ (из кьвед ‘два’); пуд-пуд ‘по три’ (из пуд ‘три’); цІуд-цІуд ‘по десять’ (из цІуд ‘десять’); цІусад-цІусад ‘по одиннадцать’ (из цІусад ‘одиннадцать’); цІерид-цІерид ‘по семнадцать’ (из цІерид ‘семнадцать’); къад-къад ‘по двадцать’ (из къад ‘двадцать’); виш-виш ‘по сто’ (из виш ‘сто’) и др.; агул. са(д)-сад (по одному; по одиночке; поочередно’ (из сад ‘один’); кьве(д)-кьвед ‘по два; попарно’ (из кьвед ‘два’); пуд-пуд ‘по три’ (из пуд ‘три’); цІуд-цІуд ‘по десять’ (из цІуд ‘десять’); цІусад-цІусад ‘по одиннадцать’ (из цІусад ‘одиннадцать’); цІерид-цІерид ‘по семнадцать’ (из цІерид ‘семнадцать’); къад-къад ‘по двадцать’ (из къад ‘двадцать’); виш-виш ‘по сто’ (из виш ‘сто’) и др.
В других языках при наличии классно-именной категории сам набор именных классов, арсенал классно-именных формантов, а также порядок их размещения в структуре числительных специфичны для каждого языка.