catalog / Philology / Russian literature and literatures of the peoples of the Russian Federation
скачать файл: 
- title:
- Абрамзон Наталья Васильевна. Очерки Г.И. Успенского в аксиологическом аспекте ("Нравы Растеряевой улицы" и крестьянские циклы)
- Альтернативное название:
- Абрамзон Наталія Василівна. Нариси Г.І. Успенського в аксіологічному аспекті ("Нрави Розтеряєвої вулиці" та селянські цикли)
- university:
- МАГНИТОГОРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ.Г.И. НОСОВА
- The year of defence:
- 2015
- brief description:
- Абрамзон Наталья Васильевна. «Очерки Г.И. Успенского в аксиологическом аспекте ("Нравы Растеряевой улицы" и крестьянские циклы)»: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.01 / Абрамзон Наталья Васильевна;[Место защиты: Пермский государственный национальный исследовательский университет].- Пермь, 2015.- 199 с.
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ
ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО
ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«МАГНИТОГОРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ
УНИВЕРСИТЕТ ИМ.Г.И. НОСОВА»
На правах рукописи
АБРАМЗОН НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
ОЧЕРКИ Г.И. УСПЕНСКОГО В АКСИОЛОГИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ ("НРАВЫ РАСТЕРЯЕВОЙ УЛИЦЫ" И КРЕСТЬЯНСКИЕ ЦИКЛЫ)
Специальность 10.01.01. – Русская литература
Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Научный руководитель: доктор филологических наук,
профессор А. П. Власкин
Пермь 2015
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ 3-17
ГЛАВА 1. АКСИОЛОГИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ В ЦИКЛЕ
«НРАВЫ РАСТЕРЯЕВОЙ УЛИЦЫ»…………… 18-96
1.1. Репутационный аксиологический комплекс и нравы обывателей…..24-51
1.2. Развивающая аксиология и ее искажение в «Растеряевском мире……… 52-96
ГЛАВА 2. АКСИОЛОГИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ В
ОЧЕРКАХ Г.И. УСПЕНСКОГО О КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ 97-174
2.1. «Крестьянин и крестьянский труд» в аксиологическом измерении………………………………………100-135
2.2. Аксиологические полюса в цикле очерков «Власть земли»……….135-174
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 175-182
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 183-200
2
ВВЕДЕНИЕ
Творческий путь Г.И. Успенского захватывает три десятилетия, 1860-1880-е годы. Для России это было трудное пореформенное время в силу того, что она вступила на путь буржуазного развития. В результате происходили кардинальные перемены как в политике и экономике, так и в психологии. Для большинства людей, представителей самых разных сословий, эти перемены были очень болезненными. Успенский именно эти перемены в своих произведениях изображает, во многом основываясь на личном опыте.
Приведем для иллюстрации большой фрагмент из его цикла очерков с характерным названием «Новые времена, новые заботы»: «Около этих четырех-пяти главных фигур — труженика мысли, погибающего в общем стремительном потоке движения и ропщущего на него; человека, уныло воющего, оплакивающего свои несовершенства и ежеминутно эти несовершенства предъявляющего; того, который ломает в себе все не идущее к задаче, считаемой им за подлинное дело; того, кто молчит и думает, не видя для себя никакого исхода; и, наконец, того, кто не умеет думать, а прямо поражен, задавлен и разбит всем полчищем нахлынувших на его бедную голову мыслей, — около этих главных фигур группируется бесчисленное множество разновидностей /…./. Один не воет вслух, воет внутри себя; другой хотя и чувствует, что его несет, сорвало, но не показывает виду, а притворяется, будто даже очень рад, хотя и тот и другой в сущности испытывают точно то же, что и те, которые воплями и ропотом, не церемонясь, оглашают каждый шаг, делаемый ими на новом пути. Все это /…/ составляет ту массу идущего по новому пути народа, который загнан на этот путь неожиданно ставшими необходимостию идеями простоты и правды. Все это идет страдая и болтая, упираясь и падая на пути, негодуя и злясь. Все это попалось в лапы новым идеям и, хочешь-не-хочешь, своими глубокими страданиями, своим глубоким негодованием свидетельствует о том, что эти новые идеи, эти новые потребности сердца пришли, вот тут где-3
то, и идут всѐ ближе и ближе. Можно на них лаять, можно от них рваться, можно их опровергать, можно на них просто плевать, притворяться, что не видишь, можно просто не видать их; но лаять, негодовать, бежать, опровергать, словом, проделывать все выше изображенное «без них» — никак уж невозможно» (т.3, с.66-67).1
И позднее Успенский добавляет: «Началась с этой минуты на Руси драма; понеслись проклятия, пошли самоубийства, отравы. Послышались и благословения» (там же, с.126). Последняя короткая цитата особенно выразительна, поэтому именно она достаточно часто цитируется исследователями творчества Успенского и комментаторами его сочинений. Однако и первый приведенный нами фрагмент очень важен. Из него следует, что Успенского, как летописца пореформенной эпохи, интересовали, конечно, и общие тенденции времени, но еще больше – характеры, типы и их разновидности, то есть в конечном счете - сами люди, которые все эти перемены испытывали на себе.
Было бы неправильным ставить знак равенства между той далекой эпохой и нашим временем, однако некоторые параллели здесь сами собой напрашиваются. Мы также, после смены общественного строя в конце XX столетия, стали свидетелями многих болезненных перемен и до сих пор их испытываем. Драматизм нашей эпохи сказывается во всем, от отношения к властям до бытовой психологии. И может быть, наиболее драматична при этом утрата общенациональной идеи.
В этой связи показательна история отношения к Успенскому и изучения его творчества в разные эпохи разными людьми, то есть оказывается востребованным историко-функциональный аспект. Он позволяет выявить примечательные закономерности в восприятии творческого наследия Успенского. В самом общем виде такая «история вопроса» в ее содержательном значении выглядит, по нашим наблюдениям, следующим
1 Тексты Г.И. Успенского цитируются с указанием в скобках тома и стр. по изданию: Успенский Г.И. Собр. соч. в 9 тт. – М.: Худож. лит., 1955-1958.
4
образом.
Современникам Успенского он был чрезвычайно интересен; наиболее серьезные и ответственные из них осознавали, насколько полезно его творчество для осмысления эпохи. Ведь он был одним из лучших знатоков реальной жизни и психологии, как в городском, так и в деревенском ее выражении. При этом Успенский – исключительно объективный писатель, он никогда не стремился подыскивать в изображаемом жизненном материале аргументов для подтверждения собственных идей или надежд. Поэтому современники, как правило, были Успенскому благодарны, а к его творчеству - очень внимательны. Примеры этому легко найти в отзывах М.Е. Салтыкова-Щедрина, Н.К. Михайловского и многих других.
Большая статья Н.К. Михайловского, представителя народнической идеологии, «Г.И. Успенский как писатель и человек» (126),2 до сих пор остается одним из самых убедительных комментариев к жизненному и творческому пути Успенского (мы к ней не раз будем обращаться в ходе нашего исследования). И это при том, что сам Успенский не скрывал своего скептичного отношения к народническим идеям.
Известный теоретик анархизма, историк и литератор, кн. П.А. Кропоткин высказался об Успенском следующим образов: «Он представляет сам по себе отдельную литературную школу, и я не знаю ни одного писателя во всемирной литературе, с которым можно было бы его сравнить» (49, с.349).
В эпоху Серебряного века критик совсем из другого общественно-политического лагеря, Ю.И. Айхенвальд, включил в свой сборник "Силуэты русских писателей" содержательную статью, в которой также сочувственно и убедительно интерпретировал логику исканий Г. Успенского (3).
Начиная с того же времени (начало XX века) представители большевистской идеологии начинают активно осваивать материалы творчества Успенского. Они нашли возможным сделать этого писателя своим
2 Здесь и далее даются сноски по номерам конечного Библиографического списка.
5
ближайшим союзником в борьбе с буржуазными идеями - и не только с ними,
но и с любыми отклонениями от марксистской идеологии. Успенский был тут
как нельзя более кстати, поскольку сам он сочувственно относился к идеям
Маркса и при этом очень убедительно возражал всему, что им не
соответствовало. Позиция Маркса, по мнению Успенского, позволяла этому
мыслителю «быть строго объективным, правдивым в своих суждениях и
выводах об экономике России и Западной Европы. Все эти высказывания
Успенского, несомненно, были направлены против субъективно-
социологического метода народников. Именно для них были характерны
произвольные и догматические, субъективистские суждения о
действительности, представление о ней как о сумме «отрадных» и «безотрадных», или «желательных» и «не желательных» явлений, игнорирование ее «полного объема», неумение понять ее «подлинную сущность»» (Н.И. Пруцков: 148, с. 341).
Известны позитивные оценки творчества Г.И. Успенского М. Горьким (см. об этом в работе Д.Г. Кульбас «Горький о Г. Успенском» – 99). Но мы приведем колоритное высказывание об Успенском Льва Троцкого (которое по понятным причинам в советскую эпоху вообще не цитировалось): «Он начал с низов дореформенного города («Нравы Растеряевой улицы»), дал широкую картину «разорения» старых форм жизни («Разорение»), наметил «ищущие» и «жаждущие» типы разночинной интеллигенции («Наблюдения одного лентяя», «Тише воды»...), затем перешел к мужику, ставшему осевым стержнем его мыслей, чувств и писаний. /…./ «Обращение к народу», которое другим давалось легко, Успенский оплачивал чистейшей кровью своих артерий. Вся жизнь его, эта прекрасная подвижническая жизнь, которую можно шаг за шагом проследить по главам его сочинений, была одно искание, нервное, жадное, истерическое, никогда не находившее удовлетворения, никогда не знавшее передышки... Стоило его мысли подойти к одной из тех иллюзий, в которых многие находили приют для лучших тяготений своей души, как интеллектуальная «совесть» писателя, чуткая, как
6
лань, начинала бить тревогу. И снова вгонялись до крови шпоры сурового скептицизма в израненную душу художника, и снова перед нами головокружительная погоня за правдой и красотой жизни...» (см.: 177).
В советское время к творчеству Успенского в науке сохранялось
постоянное и сочувственное внимание, поскольку он демонстрировал
непримиримую позицию по отношению к буржуазным веяниям, в чем бы они
не проявлялись. Его убеждения и содержание произведений не приходилось с
позиций марксистско-ленинской методологии «выпрямлять», чтобы
приспособить к выражению социалистических идей (как приходилось это делать в отношении других классиков – от Пушкина до Л.Н. Толстого и Чехова). И нужно признать, что, благодаря кажущемуся идеологическому «союзничеству», творчество Успенского в науке советской эпохи было изучено достаточно широко. Назовем лишь неполный ряд имен с указанием на библиографические источники: Ю.А. Бельчиков – 23; М.С. Горячкина – 57; Л.Ф. Лисин – 108, 109; Н.А. Милонов – 121, 122; А.И. Никитина – 134, 135; Н.И. Пруцков – 146-149; В.Б. Смирнов – 164; Н.И. Соколов – 166-168; В.М. Чернов – 187. Особенно выделяется в этом ряду по объективным заслугам Н.И. Пруцков, к работам которого мы в ходе нашего исследования будем неоднократно обращаться.
В новейшее, постсоветское время отношение к творчеству Успенского остается во многом инерционным, но с обратным эффектом. То есть в нем по-прежнему видят большого знатока пореформенной эпохи XIX столетия, яркого оппозиционера всему буржуазному. В результате он для многих (кто надеется на экономические успехи России в современном мире) может восприниматься как бы «по другую сторону баррикады». Тем не менее, наиболее свободные от влияний официальной методологии исследователи, пережившие переход от советских к постсоветским условиям, считают все-таки важным обращаться к творчеству Успенского. И мотивы интереса к нему при этом остаются прежними. Например, В.А. Туниманов пишет о его славе «крупнейшего изобразителя и исследователя народной жизни. Успенскому
7
удалось то, что не смогли отобразить и выразить первые умы России: его очерки о земле и людях земли давали одновременно такую объемную и подробную картину состояния ведущего класса страны - земледельцев; его взгляд, проникший до корней и истоков, до экономических, исторических и нравственных первопричин и последствий, был настолько глубок и оригинален, что здесь он поистине был уникален и в этом смысле почти одинок» (179, с.37).
В том, как разворачивается мысль Туниманова в приведенной цитате, заметна логика, по которой в основном осуществляются обращения к Успенскому у других исследователей. Упоминаются «первые умы России» того времени, с которыми сравнивается этот писатель. Сам Туниманов посвящает цитируемую статью сопоставлению Успенского с Достоевским. Часто сравнивают писателя и с Салтыковым-Щедриным, и с другими (см., например, работы Г.А. Абдуллиной – 9; В.Б. Смирнова – 163, 164). Такой сопоставительный подход очень важен и актуален, потому что вписывает творчество Успенского в контекст истории великой русской литературы. С одной стороны, этот писатель был в свое время одним из самых популярных и читаемых авторов. С другой, – на протяжении следующего, XX столетия его творчеству в науке уделялось все-таки меньшее внимание, чем произведениям признанных классиков. В этом отношении справедливость должна быть восстановлена. Успенский в познании и отражении действительности шел оригинальным путем, и потому он имеет перед русской литературой, быть может, не меньшие заслуги, чем Гоголь, Тургенев, Гончаров, Салтыков-Щедрин, Достоевский, Толстой, Чехов. Можно согласиться, что творчество Успенского в таком сопоставительном ряду в художественном отношении проигрывает. Однако по напряженности и драматизму творческих исканий, по их самоотверженности Успенский ни в чем не уступает своим великим современникам. В нашем исследовании мы также уделим необходимое внимание соответствующим сопоставлениям.
При изучении родо-жанровой природы литературы творчество Г.
8
Успенского также дает богатый материал. Об этом свидетельствуют современные исследования, которые нацелены на изучение поэтики его произведений (М.Б. Богаткина - 27; В.А. Богданов – 28; Н.А. Шипилова -192; Г.А. Шпилевая – 194; Ю.М. Ершов – 70; Н.И. Плотникова – 143). Здесь действительно можно открыть много нового, потому что Успенский в своем творческом опыте демонстрирует так называемую художественную публицистику, то есть сплав во многом разных родов литературы. И этот его опыт существенно отличается от того, что выражено в художественной публицистике его более именитых современников – в первую очередь Салтыкова-Щедрина и Достоевского. Так проясняется историко- и теоретико-литературная стороны актуальности изучения произведений Успенского.
В настоящий исторический момент, как нам представляется, подробное изучение творчества Г.И. Успенского еще более актуально, чем в советскую эпоху. Как уже сказано, ставить знак равенства между этими этапами – пореформенным в XIX в. и постперестроечным в начале XXI в. – не следует, однако параллели неизбежны. Россия вновь вступила на капиталистический путь развития, и нам опять приходится переживать болезненные перемены как в общественном, так и в индивидуальном самосознании. Творческое наследие Успенского при этом оказывается очень кстати. Ведь он не только до мелочей разбирался во всем, что происходило с людьми его эпохи, но и напряженно искал возможные рецепты душевного и духовного оздоровления. В этом видится идейно-содержательная сторона актуальности исследования творчества Успенского на современном этапе.
Еще одна сторона актуальности носит методологический характер. Чтобы открыть в произведениях Успенского что-то новое, нужно использовать и новый, современный подход. Такой подход мы находим в аксиологии.
Первоначально аксиология как «наука о ценностях» возникла в философии и до сих пор наиболее активно она используется в этой области знания. Но сегодня она, как продуктивная методология, оказывается
9
востребованной и в других науках. М.С. Каган в работе «Философская теория ценности» замечает: «...ценность является предметом изучения широкого круга гуманитарных наук, а подчас ее пытается включить в свое предметное поле и биология. /…./ Ст. Пеппер отмечал, что «теория ценности - это название целой сети проблем, общих для так называемых оценивающих наук
- этики, эстетики, некоторых разделов логики и теории познания,
экономической и политической теории, антропологии и социологии.
Специализация все более и более разделяет эти науки и изолирует одну от
другой, а теория ценности действует в обратном направлении, намечая
проблемы, общие для них всех»» (83, с.48).
К приведенному перечню наук сегодня следует добавить также педагогику, психологию, культурологию и литературоведение. В последнем уже также существует своя «история вопроса», то есть наблюдается развитие аксиологических изучений. Дадим ее краткий обзор (более подробный содержится в диссертации Е.В.. Кузнецовой – см.: 97, с.6-12).
Одним из первых, кто использовал аксиологическую методологию при исследовании творчества русских классиков, был В.А. Свительский (см. 159, 160). Затем аксиологический подход разрабатывался другими специалистами
- И.А. Анашкиной (13), Л.K. Байрамовой (17-19), И.А. Есауловым (71, 72),
А.А. Казаковым (84), A.B. Кречетовой (95), А.Е. Кунильским (100), И.
Кучуради (101), А.С. Собенниковым (165) и др. Естественно, что у многих из
названных исследователей имеется свое понимание самой аксиологии и ее
возможностей как методологического подхода к анализу литературных
текстов.
Например, Л.K. Байрамова, опираясь на концепции В.А. Василенко и В.П. Тугаринова, считает необходимым выделять аксиологические полярные пары как «ценности-антиценности». В результате ею составлен даже соответствующий толковый «Аксиологический фразеологический словарь русского языка» (18). Для нас это является убедительным опытом, однако в дальнейшем мы убедимся, что далеко не все ценности, которые можно
10
выявить в художественных текстах, находят себе отрицательный «парный» ориентир.
Другой пример понимания аксиологии можно видеть в работах И.А. Есаулова (71, 72). У него исследования художественных текстов ведутся с религиоведческих позиций, через переосмысления классики с целью выявить в ней целостный духовно–религиозный контекст. Есаулов анализирует многие произведения с убедительными результатами. Однако заметим, во-первых, что смысловое богатство литературных произведений к религиозной аксиологии не может быть сведено. А во-вторых, при этом происходит явное ограничение самой аксиологии до уровня религиозной духовности.
В Магнитогорском университете (ныне Магнитогорский
государственный технический университет) сложилась собственная научная школа с опорой на аксиологическую методологию. Среди ее результатов наблюдаются защищенные диссертации разных уровней – от магистерской (Р.М. Каримова – 85) до докторской (В.Б. Петров – 142). Нужно отметить, что выработанный в этой школе методологический подход находит у некоторых исследователей возражения. Один из соответствующих откликов находим в монографии А.А. Казакова: «В существующей сегодня аксиологической практике ценность /…/ обычно опредмечивается, объективируется (именно эта тенденция реализуется, например, в школе А.П. Власкина) либо связывается с субъективным коррелятом предметного (этим можно объяснить генезис модели В.А. Свительского). В работах А.П. Власкина и его учеников ценность - это «нечто важное» для человека или некоего сообщества /…./. Такого рода опредмеченные ценности («нечто важное») поддаются характеристике, выстраиванию и группировке («иерархия ценностей»). Это измерение («идеалы», «ориентиры», а также их связная группировка, то есть идеология) следует признать важным аспектом аксиологии, но исходным уровнем ценностного является феноменологическое, бытийное измерение» (84, с.9-10).
Настоящее исследование также осуществляется на базе магнитогорской
11
методологии, и нам есть что возразить А.А. Казакову. Но для начала обратимся к пояснениям А.П. Власкина в одной из его работ. В ней содержатся установки, которые являются и для нас исходными, поэтому приведем развернутый фрагмент: «Всякая методология достаточно условна; во многом это лишь инструментарий, угол зрения /…/. Вот и аксиология – границы ее продуктивности достаточно узки, пока имеется в виду лишь один уровень интерпретации материала – ценностный. /.../ Важно иметь в виду процессы переоценки ценностей. /.../. Мы выработали понимание аксиологического поля – как многоуровневой среды. При этом в первую очередь подразумевается принцип иерархии. Но дело не только в нем. Понятно, что ценности бывают слишком разные – от материальных до духов¬ных. Важнее принцип их разной выраженности в психологии и поведении человека или персонажа. И потому имеет смысл использовать более общее понятие – аксиологические ориентиры. Одними человек руководствуется непосредственно; они – постоянные регуляторы его поведения, даже на уровне инстинктов. Их мы считаем аксиологическими нормами. Другие человек лишь имеет в виду, сознательно или подсознательно. Он к ним стремится и надеется их достичь. Это собственно ценности, причем любого рода. И наконец, ориентиры высшего порядка, далеко не каждому доступные, – это идеалы. Лишь немногие люди (а персонажи тем более, ибо наши классики – художники объективные и учителя строгие) оказываются способны жить в свете идеала, то есть руководствоваться тем, что вообще недоступно – «пока что» или даже «в принципе»» (40, с.57–58).
Учитывая приведенное разъяснение, нужно обратить внимание на искаженную интерпретацию такой позиции у А.А. Казакова. Если иметь в виду ценности разного рода, «от материальных до духовных», если они выражаются «в психологии и поведении», - то ни о каком их «опредмечива¬нии» речь идти не может. Тем более это касается ценностей высшего порядка, то есть «идеалов».
Итак, мы предпринимаем исследование текстов Г.И. Успенского в
12
аксиологическом аспекте. При этом мы будем исходить из условной
дифференциации аксиологических ориентиров по трем уровням и
соответственно попытаемся выявить в текстах Успенского нормы, ценности и
идеалы. Особую важность при этом будет иметь их взаимосвязь или,
наоборот, ее отсутствие. Предполагается, что сложности жизненных условий
и человеческой психологии, которые в первую очередь интересовали
Успенского, по закономерностям объективного творчества находили если не
адекватное, то достаточно полное отражение в произведениях этого писателя.
И значит, упомянутые сложности могут быть поняты по-новому и во всех
нюансах, если нам удастся интерпретировать очерки Успенского в
аксиологическом измерении. Последнее понимается нами не в количественно-числовом, а в метафорическом значении, как особая смысловая составляющая, доступная восприятию под определенным, в нашем случае аксиологическом углом зрения.
Кроме того, мы можем рассчитывать под этим углом зрения прояснить сложность авторской позиции – через понимание тех норм, ценностей и идеалов, которыми сам Г. Успенский руководствовался в идейных и творческих исканиях. Это позволит также выйти к выявлению специфики его произведений на уровне образной системы, композиции и жанра.
В ходе исследования нами будет широко использоваться понятие
аксиосферы. В научный обиход его ввели представители философии и
эстетики. Например, М.С. Каган трактует это понятие следующим образом:
«Аксиосфера представляет собой не простую совокупность, соседство,
рядоположенность тех или иных ценностей, непонятно почему
образовавшихся, а их целокупность - закономерно сложившуюся /…/ систему конкретных форм ценностного отношения человека к миру» (83, с.55). Не вдаваясь в вопросы понятийных границ аксиосферы, мы считаем ее удачным обозначением тех явлений, которые беремся рассматривать. Даже на интуитивном уровне понятие аксиосфера охватывает динамическую совокупность (или целокупность) аксиологических ориентиров – норм,
13
ценностей и идеалов, - сложившуюся в той или иной среде. В этом смысле можно ожидать, что различные аксиосферы могут трансформироваться, пересекаться и влиять друг на друга.
Приведенные выше соображения позволяют следующим образом сформулировать основные параметры диссертационного исследования.
Актуальность работы имеет разные выражения. Во–первых, произведения Г.И. Успенского необходимо аналитически интерпретировать с современных позиций, поскольку они многое могут дать для понимания кризисных явлений в экономике, идеологии и психологии XXI века. Во-вторых, изучение творчества Г.И. Успенского под новым, аксиологическим углом зрения позволяет уточнить представления о его месте в ряду литературных классиков XIX века. В-третьих, аксиологическая методология уже зарекомендовала себя как продуктивная при изучении литературных произведений, но требует дальнейшей апробации на новом материале. Аксиологический анализ произведений Успенского, с одной стороны, позволит их восприятие привести в соответствие с современным состоянием филологической науки, а с другой – расширить представления об арсенале средств самой методологии и ее возможностях при изучении литературы.
Новизна работы обусловлена ее методологией: аксиологический подход впервые используется для изучения наследия Г.И. Успенского. Это позволяет содержание ряда ключевых его произведений интерпретировать по-новому и значительно шире, чем было принято прежде, в свете их аксиологической насыщенности, значимости и драматизма.
В качестве объекта исследования избирается аксиологическая содержательность произведений Г.И. Успенского, отражающая логику его творческих исканий.
Материалом исследования является ограниченный круг произведений, которые в творчестве Успенского имеют принципиально важное значение: циклы «Нравы Растеряевой улицы», «Крестьянин и крестьянский труд», «Власть земли» и рассказ «Парамон юродивый».
14
Первый из циклов открыл Успенскому дорогу в большую литературу и принес ему заслуженную популярность. В этом произведении писатель в полной мере показал свой талант на материале городской провинциальной жизни в пореформенную эпоху. Рассказ «Парамон юродивый» явился для Успенского во многом переходным: здесь была показана аксиологическая «встреча» представителей городской обывательской среды с носителем крестьянской религиозной духовности. В дальнейшем Успенский свои искания и надежды связывает со всесторонним изучением деревенской жизни. Он «именно здесь будет искать и своего идеала, и своей мерки добра и зла» (126, с.315). Здесь его ждали как открытия, так и разочарования, которыми он подробно поделился с читателями во втором и третьем из указанных циклов. Соответствующую эволюцию родо-жанровой природы циклов Н.К. Михайловский прокомментировал следующим образом: «Последние произведения Успенского имеют, бесспорно, большую цену /…/. Но нельзя все-таки не пожалеть, что он не давал простора своей огромной художественной способности» (126, с.294). Вместе с тем, с такой оценкой можно и не согласиться: именно в «крестьянских» циклах писателя вырабатывалась его оригинальная художественная публицистика.
Подробное обоснование выбора произведений Успенского для аксиоло¬гического анализа будет развернуто в соответствующих параграфах диссертации.
Предметом исследования является аксиологическая составляющая произведений Успенского, в которой раскрываются сложные соотношения норм, ценностей и идеалов персонажей и автора, процессы обесценивания или переоценки жизненных ориентиров, а также их сочетание в целостных аксиологических комплексах. Это позволяет нам выявлять в произведениях Успенского их особое аксиологическое измерение.
Цель исследования – раскрыть аксиологическую содержательность произведений Успенского, выявить в них динамику нормативно-ценностных ориентаций, которые обусловливают логику взаимоотношений персонажей и
15
закономерности их индивидуальных судеб.
Указанной целью обусловлена постановка следующих задач:
1. Выявить основные ценностные ориентиры персонажей цикла
«Нравы Растеряевой улицы» и их воздействие на жизненные нормы.
2. Проследить логику искажения в «растеряевской» среде потенциально
позитивных ценностей – эстетических, религиозных и семейных.
3. Рассмотреть выражение аксиологических конфликтов в цикле «Крестьянин и крестьянский труд».
4. Проанализировать цикл «Власть земли» и рассказ «Парамон юродивый» в аксиологическом аспекте.
Методология исследования: литературоведческая аксиология.
Употребление самого понятия «ценности» в науке советского времени было обиходным и оставалось в русле марксистско-ленинской методологии. Используемый в диссертации методологический подход базируется на представлениях о значимости ценностных ориентаций в творческих исканиях писателей и содержательности аксиологического измерения в художественной ткани литературных произведений. Этот подход был разработан в трудах В.А. Свительского, А.П. Власкина, В.Б. Петрова, Е.В. Кузнецовой, А.А. Казакова и др.
Методологическим основанием для исследования текстов Успенского является также сочетание аналитических методов:
1) проблемно–тематического (анализ тематики и проблематики
произведений писателя в свете особенностей их миропонимания);
2) историко–литературного (исследование произведений писателя в
контексте его творчества и исторического процесса).
В общем, комплексном виде в диссертации используется системный подход к анализу произведений в свете аксиологических понятий, который может быть определен как аксиологический метод интерпретации литера-турного произведения.
Теоретическая и практическая значимость исследования состоит в
16
том, что использованная методика может быть применена к исследованию художественной аксиологии других писателей и специфики художественной публицистики; результаты работы могут войти в общие курсы по истории русской литературы XIX в. и спецкурсы по творчеству Г.И. Успенского.
Апробация. Основные положения диссертации были представлены на международной научной конференции «Слово. Предложение. Текст: анализ языковой культуры» (Краснодар 2012); на всероссийской научно-практической конференции «Лейдермановские чтения» (Екатеринбург 2012); на межвузовской конференции «Наука. Творчество. Поиск» (Магнитогорск 2011); на внутривузовских научных конференциях «Современные проблемы науки и образования» (Магнитогорск 2010, Магнитогорск 2012). Основное содержание работы отражено в 12 публикациях, в том числе 4, рекомендованных ВАК.
Структура диссертации.
Диссертация состоит из Введения, двух глав (четырех параграфов) и Заключения.
Сочинения Г.И. Успенского цитируются в скобках, с указанием в тексте тома и стр., по изданию: Успенский Г.И. Собр. соч. в 9 тт. – М.: Худож. лит., 1955-1958.
- bibliography:
- Заключение
Подведем итоги нашему исследованию.
Уже в первом своем цикле, «Нравы Растеряевой улицы», Г.И.
Успенский показал выдающиеся творческие способности в объективном
отражении жизненных явлений со всеми их сложностями. Как можно было
убедиться, в аксиологическом измерении сложности психологии и
взаимоотношений людей в переходную эпоху открываются с особой
выразительностью. В произведении был выявлен своеобразный
репутационный аксиологический комплекс, в который входят социальные, трудовые и интеллектуальные репутации. На основе их конкуренции разворачиваются аксиологические конфликты в разных вариациях. В них сказывается искажение ценностных приоритетов, когда одни инстинкты и жизненные предпочтения уступают по своей значимости другим.
Важны наблюдения Успенского над воздействием на психологию персонажей такой ценности как финансовое благополучие или, в упрощенном выражении, деньги. А.П. Власкин уделил особое внимание этой значению ценности в художественном мире Достоевского. В этой связи он цитировал высказывание И. Бродского на ту же тему: «Наравне с землей, водой, воздухом и огнем, – деньги суть пятая стихия, с которой человеку чаще всего приходится считаться» (39, с.57). В недавнее время Р.М. Каримова в магистерской диссертации исследовала аксиологическую значимость денег в цикле И.С. Тургенева «Записки охотника». Согласно нашим наблюдениям, Г.И. Успенский на другом материале подтверждает универсальность аксиологического значения денег. Имея в виду позднейшие его произведения и творческие замыслы, можно заключить, что Успенский уделял внимание и придавал значение этой ценности в большей степени, чем Тургенев, Достоевский и другие русские писатели. Как известно, «замысел «Власти капитала» возник у Гл. Успенского после «Власти земли», в этом была несомненная внутренняя логика» (Г.А. Бялый: 36, с.15).
174
В «Нравах Растеряевой улицы» важна также разработка автором семейной проблематики. Он разворачивает разнообразные варианты семейных неудач и крушений. Всѐ это фактически – типы «случайного семейства», что перекликается с творческим опытом Достоевского. Наш анализ позволил выявить в этих вариантах признаки «семейного аксиологического комплекса», который по разным причинам оказывается в ту эпоху искаженным, нежизнеспособным. В ходе анализа открылись возможности видеть в аспекте этой проблематики творческую перекличку Успенского с Островским и особенно явно с Салтыковым-Щедриным.
Материалом для второй главы исследования послужили так называемые крестьянские циклы Успенского – «Крестьянин и крестьянский труд» и «Власть земли». Н.К. Михайловский убедительно писал о логике обращения Успенского к деревенскому жизненному материалу. Писателю казалось, что «там легче найти равновесие между нравственными понятиями и фактическим строем жизни, между потребностями и способами их удовлетворения, между словом и делом. Разное, однако, ожидало его там, и он, со свойственною ему нервною торопливостью и искренностью, предавал тиснению все, что он видел, думал, чувствовал» (126, с.329). Последнее замечание критика-народника (выделено нами курсивом) выводит нас к пониманию изменений в творческом методе Успенского.
Как показал наш анализ текстов Успенского, действительно, в крестьянских циклах складывается особый литературный стиль – художественно-публицистический. Михайловский акцентирует внимание на признаках публицистичности. Ему позднее в более образной форме вторит и Ю.И. Айхенвальд: «Художнику перешел дорогу публицист, художник слагает свои кисти перед человеком. К Успенскому могли бы быть приложены горькие слова, сказанные про Ибсена: «В жизненной битве пал под ним крылатый конь поэзии». Сильно развитая впечатлительность не позволяет отдаваться безмятежной эстетической работе, которая требует внутреннего и внешнего досуга, - а жизнь между тем не ждет, она волнует своими
175
ежедневными и ежечасными тревогами и неумолкаемо стучится в душу, открытую для этих тревог, для чужой скорби и жалобы» (11, с.284). Еще позднее Г.А. Бялый по-своему подтверждает эти утверждения: «…искусство Успенского достигает высшей точки, оно даже перестает быть искусством в обычном смысле и превращается в крик боли» (36, с.14).
Наши наблюдения дают основания для того, чтобы откорректировать приведенные суждения.
По крайней мере, в первом из рассмотренных «крестьянских циклов» публицистическая сторона достаточно органично дополнена художественной. Например, это сказывается в том, что Успенский регулярно вводит в повествование эстетические ассоциации – от восприятия художником Венеры Милосской до поэтического опыта Кольцова. Наблюдаются творческие переклички и с художественной концепцией Гончарова («Обломов»). Основное свое открытие в цикле «Крестьянин…» писатель связывает с понятием творчества, которое он понимает как одну из главных ценностей, входящих в хозяйственный аксиологический комплекс. Очень важно, что и все произведение он выстраивает по логике своеобразного сюжета собственных «заблуждений - открытий – разочарований». Выразительны и признаки кольцевой композиции. Весь этот цикл выглядит в этом отношении законченным произведением, однако идейные поиски Успенского открыты на перспективу.
Если в этом, художественно-публицистическом, отношении
сопоставлять два крестьянских цикла, до обращает на себя внимание то, что второй из них – «Власть земли» - больше соответствует характеристикам, которые дали творчеству писателя Михайловский, Айхенвальд и Бялый. То есть в этом произведении меньше художественности, нет стройного сюжета, законченной композиции. Можно связывать это с особенностью самого материала, который на этот раз занимает внимание Успенского. Во «Власти земли» писатель не ищет упорядоченности в крестьянской аксиологической позиции и в хозяйственном укладе (как это было в предыдущем цикле).
176
Наоборот, теперь он озабочен разложением прежней гармонии. По позднейшему выражению (в 1886 г.) самого Успенского, «там, в глубине народной жизни, и с каждым годом все больше и все шире, разрастаются всевозможного рода осложнения. Новому поколению приходилось и приходится разбираться в целой массе новых, неожиданных условий жизни, разбираться без указания, без совета (старики ничего в новом не понимают), приходится «ломать голову» над разрешением труднейшего вопроса о совести и копейке, страдать за него, разрывать связи с прошлым, переживать минуты горького сиротства, полной беззащитности и беспомощно гибнуть или же, повинуясь хоть и неясной, но светлой надежде, идти искать новых мест, новых нравственных связей, новых лучших и справедливейших материальных условий… Все эти большие народные задачи бременят и волнуют народную мысль подлинным образом» (т.7, с.155-156). Эта озабоченность процессами, идущими в крестьянской среде, хотя и выражена позднее, однако в полной мере сказывается уже и во «Власти земли». Такая сосредоточенность на приметах разложения деревни и напряженные размышления над ними и обусловили явный публицистический акцент в этом цикле.
В то же время и в нем заметны художественные наклонности автора. Особенно ярко они сказываются в образных ассоциациях – с былиной о Святогоре и Микуле Селяниновиче, с образом Платона Каратаева из «Войны и мира» Толстого.
Наибольший интерес в аксиологическом аспекте представляет в цикле
«Власть земли» религиозная тематика, которую разрабатывает Успенский.
Она была заметна уже и в первом из рассмотренных циклов, «Нравы
Растеряевой улицы». Однако там религиозные ориентиры наблюдались в
явно ущербном, искаженном виде. Успенским подтверждалось то, о чем
позднее напишет В.О. Ключевский: «Привычка раздвояться нравственно,
служить и богу и мамоне, оставлять религию за порогом будничной жизни
породила в последней множество нравственных противоречий,
177
непримиримых, пока не возвратится в нее полнота нравственной жизни, т.е. пока не будет внесен изгнанный религиозный элемент ее» (86, с.289).
В аспекте религиозной аксиологии мы обнаружили своеобразное переходное звено между «растеряевским» и «крестьянскими» циклами Успенского в его рассказе «Парамон юродивый». Во «Власти земли» писателю важно было найти то, что мы называем аксиологическим полюсом, способным противостоять инстинктам «зоологической правды» крестьянской жизни. В торжестве этих инстинктов, разгулявшихся в эпоху перемен, Успенский видит одну из главных причин разложения нравственности в деревне. И он находит соответствующий полюс в «Божеской правде». Это позволяет ему, по собственному выражению, найти что-то «главное не только по отношению к народному брюху, но и по отношению к народному духу» (т.5, с.177). В то же время писатель вынужден в финале «Власти земли» признать, что Божеская правда присутствовала в крестьянской аксиологии в прошлые времена и почти исчезает в новую эпоху. Ее не проповедует даже официальная церковь, которая также оказалась под влиянием буржуазных перемен.
Эта религиозная проблематика сближает искания Успенского с опытом Достоевского. А.П. Власкин специально сопоставлял творчество этих писателей с точки зрения выраженности у них народной религиозности. Он, например, указывает: «…религиозность народа, по Успенскому, — суть своеобразная его «образованность». Народный православный взгляд на вещи (на мир, на людей, на себя) — не невежество, как представлялось писателю прежде, а хорошо усвоенные народом уроки «божеской» («высшей») правды. И уроки эти были усвоены хорошо благодаря учителям хорошим — божьим угодникам. Но школа школой, а жизнь оказывается шире. И вот уже «образованности» христианской не хватает, чтобы решать жизненные проблемы, и уроки забываются, и учителя остаются лишь в воспоминаниях и легендах, не находя себе достойной смены в новой интеллигенции» (41, с.247). И один из выводов А.П. Власкина выглядит так: «Если Успенского,
178
например, любовь к народу заставила уважать и ценить религиозный элемент жизни, то Достоевский шел в обратном направлении: от признания народного Христа к уважению народа и глубокому проникновению в мир его интересов» (там же).
С такой логикой возникновения у Успенского уважительного внимания к народной религиозности можно согласиться. Однако доступные нам биографические и другие источники позволяют сделать несколько дополнений. Во-первых, известно, что по линии отца Успенский имел отношение к духовному сословию. Как сам отец, так и три из четверых его братьев (дядья Г.И. Успенского) заканчивали духовные семинарии или академии (см. об этом: «Глеб Успенский в жизни (по воспоминаниям, переписке и документам)» - 48; «Глеб Успенский. Материалы и исследования» - 52). Так что интерес писателя к религии мог оставаться на генетическом уровне, то затухая, то возвращаясь.
Во-вторых, нужно иметь в виду драматичный финал судьбы Г.И. Успенского. Как известно, с 1889 г. и до самой смерти в 1902 г. он был психически болен и содержался в лечебнице. Самое примечательное, что его болезненный бред носил преимущественно религиозно-этический характер. Например, часто ему в бреду являлся светлый образ «монахини Маргариты». Болезни Успенского уделил много внимания Н.К. Михайловский в своей статье (126, с.354-401). На обработке дневников лечащего врача Г.И. Успенского, доктора Б.Н. Синани, современный писатель-историк Ю.В. Давыдов написал книгу – «Вечера в Колмове: Повесть о Гл. Успенском» (63). Так что мы можем предполагать, что как интерес к религии, так и риск душевного заболевания (некоторые родственники писателя по линии его отца страдали этим) Г.И. Успенский унаследовал по генетической линии.
Однако после «Власти земли» и до своей душевной болезни Успенский успел написать еще множество произведений. И в них, как и прежде, также «веял ветер истории», а повседневные заботы людей представлялись «в свете отдаленнейших целей человечества на его пути к совершенству» (Г.А. Бялый
179
– 36, с.16).
Весь ход нашего исследования и подведенные итоги позволяют обозначить некоторые перспективы разработки соответствующей тематики.
Во-первых, наш объект внимания был ограничен масштабами кандидатского диссертационного исследования. Но даже на этом ограниченном материале полученные результаты представляются нам полезными. Поэтому в том же - аксиологическом - аспекте целесообразно было бы рассмотреть и другие произведения Успенского.
Во-вторых, жизненный материал, на который опирался писатель в своей творческой работе, сегодня привлекает внимание исследователей в разных областях знания. Особенно это касается крестьянской жизни. Она рассматривается современными исследователями как в социально-экономическом аспекте (Е.А. Антонов - 14, В.В. Зверев – 75, A.C. Иншаков – 80, T.Л. Касабулатова – 86, С.М. Флегонтова – 181, A.B. Чаянов – 186), так и в аспекте культурологическом (В.Г. Власов – 45, М.М. Громыко – 60, А.А. Крисанов – 96, M.Л. Левин - 104, Р.В. Михайлова – 124, П.И. Симуш - 161). Даже приблизительный обзор этих источников дает основания считать, что сопоставительный анализ творчества Успенского и современных научных исследований того же материала может оказаться продуктивным. Если в творчестве Достоевского и Толстого видят истоки многих философских идей XX века, то Успенский по-своему способствовал развитию социологии, экономики и других наук.
В-третьих, можно видеть и более частные перспективы для дальнейшей разработки нашей темы. Например, на материале лишь одного цикла, «Нравы Растеряевой улицы», нам удалось выявить значение репутационного аксиологического комплекса. Подобный же комплекс можно было бы различать и анализировать на материале крестьянских очерков. Это мы также оставляем на перспективу изучения.
В-четвертых, другие универсальные ценности также были рассмотрены на ограниченном материале, хотя они носят сквозной характер. Это
180
относится, например, к деньгам и к финансовым интересам в целом. Как уже
сказано (и это известно по многим свидетельствам), сам Успенский
планировал создание особого цикла очерков под названием «Власть
капитала». Понятно, что его внимание было явно направлено в сторону
повышения значимости этой ценности в разных областях жизни. «Власть
капитала» так и осталась в творческих проектах писателя. Однако были
написаны многие другие произведения после «Власти земли», и их было бы
целесообразно проанализировать как постепенное художественно-
публицистическое исследование растущего значения соответствующей денежной аксиологии.
В-пятых, примечательна по своей сложности семейная аксиология в произведениях Успенского. Мы специально рассматривали ее на материале «Нравов…», а затем менее подробно – во «Власти земли». Другие произведения писателя, конечно, также должны дать богатый материал на эту тему. Кроме того, было бы полезно сопоставить опыт Успенского по разработке семейной проблематики с опытом других классиков, прежде всего - Гончарова, Достоевского и Толстого.
- Стоимость доставки:
- 230.00 руб