КАРНОМАЗОВ Андрей Иванович ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ РАЗМЕРА КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА  

Короткий зміст

Во Введении обосновывается актуальность исследуемой темы,

определяются предмет и объект, цели и задачи работы, дается характеристика ее

методологической основы, излагаются основные положения диссертации,

выносимые на защиту, раскрываются практическая значимость и научная новизна.

Первая глава – «Понятие и правовое регулирование компенсации

морального вреда и определения ее размера в российском гражданском

праве» - состоит из трех параграфов, в которых освещаются история

возникновения и развития правового регулирования компенсации морального

вреда и определения ее размера в России, понятие и соотношение морального с

имущественным вредом, а также юридическая природа данного института и его

место в системе российского гражданского права.

В первом параграфе первой главы – «История возникновения и

развития института компенсации морального вреда и определения ее

размера» - устанавливается, что институт компенсации морального вреда имеет в

России глубокие корни и предпосылки его формирования можно усматривать еще

в церковных Уставах периода правления князей Св.Владимира и его сына

Ярослава Мудрого. Поощряя получение с нарушителя вознаграждение за

«идеальный» вред, государство тем самым постепенно вытесняло обычай личной

расправы с ним со стороны потерпевшего и родственников. Установленное

вознаграждение носило четко фиксированный характер.

Начиная со времен Петра I публично-государственное начало берет верх над

идеей частного вознаграждения за личные «обиды», что является проявлением

усиления авторитаризма российского государства и соответствующего умаления

значения и защиты личности. В ХVIII - нач.ХIХ в.в. неофициальным и

запрещенным государством средством защиты человеческого достоинства

становится дуэль, приравниваемая государством к общеуголовным и даже

политическим преступлениям. Строго упорядоченные и детально разработанные

правила поединка как бы замещали собой тот правовой вакуум, который

образовался вследствие игнорирования официальным правом морального вреда.

Одной из причин стойкости обычая поединка явилось отсутствие легальной

возможности защиты нематериальных благ, в том числе, чести и достоинства.

Постепенно во времена Екатерины II появляется понимание того, что

предупредить дуэль возможно лишь наказанием того виновного, кто провоцирует

поединок своим неправомерным поведением и понуждает в такой форме

невиновного защищать свою честь. В «Манифесте о поединках» 1787г. уже

предписывалось в случае «обиды тяжкой» предъявлять в суд «иск уголовный», в

«обиде» - «иск гражданский».

В XIXв. по вопросу о допустимости компенсации морального вреда

сложилась неоднозначная ситуация. Закон от 21 марта 1851г. не исключал

возможности возмещения (компенсации) неимущественного вреда, что вызвало

среди юристов на этот счет противоречивые суждения. Вместе с тем, именно в это

время в теоретической юриспруденции разгорается оживленная дискуссия о

допустимости самого института морального вреда и его компенсации. В начале

XXв. С.А. Беляцкин выступил с обоснованием допустимости свободного

судейского усмотрения при определении размера его компенсации.

Разрабатываемый в это время в России проект Гражданского уложения уже

предполагал включение института компенсации морального вреда, однако, в виде

ограниченного и исчерпывающего перечня случаев, подлежащих компенсации.

После революции 1917г. принцип компенсации морального вреда

признавался классово чуждым социалистическому правосознанию и унижающим

человеческое достоинство, что явилось проявлением нивелирования частно-

правовых начал в советском государстве, а по сути, отрицания самоценности

человеческой личности со стороны государства.

Понятие морального вреда и механизм его компенсации впервые вошли в

действующее право относительно недавно, когда впервые была принята

соответствующая норма (ст.39) в Законе СССР от 12 июня 1990г. «О печати и

других средствах массовой информации», введенном в действие с 1 августа 1990г.

В дальнейшем отечественное законодательство в вопросе о компенсации

морального вреда пошло по пути перечисления конкретных случаев в отдельных

законодательных актах. Существенный шаг вперед был сделан принятием Основ

гражданского законодательства Союза ССР и республик 31 мая 1991г., введенных

в действие на территории РФ с 3 августа 1992г., ст.131 которых предоставила

возможность компенсации независимо от причинения вреда посягательством на

личное неимущественное или на имущественное право потерпевшего. Таким

образом, в отношении морального вреда был применен принцип генерального

деликта. Правила, установленные ст.131 Основ, действовали до 1 января 1995г.,

когда новый Гражданский кодекс РФ (ст.151) существенно сузил область

применения института компенсации морального вреда по сравнению с Основами,

допустив такую возможность в случае посягательства на материальное благо

только при наличии специальной нормы. Таким образом, система генерального

деликта в отношении компенсации морального вреда была отменена, что

подвергается активной критике в научной литературе.

В целом, предлагается выделить следующие этапы формирования

отечественного института КМВ: 1) с первой половины XIв.; 2) с первой четверти

XVIIIв.; 3) с середины XIXв.; 4) после 1917г.; 5) 60-70-80-ее г.г. XXв.; 6) с 1990г.;

7) с 01.01.1995г. Их анализ позволяет сделать вывод о том, что исторически имеет

место общая тенденция постепенного отхода от первоначально сформировавшейся

штрафной системы и переход к определению размера компенсации на основе

свободного судейского усмотрения, что целесообразно учитывать при дальнейшем

совершенствовании законодательства об определении размера компенсации

морального вреда.

Второй параграф первой главы – «Понятие компенсации морального

вреда и соотношение морального вреда с имущественным вредом в целях

уточнения критериев определения размера компенсации» - посвящен анализу

понятия компенсации морального вреда. Для уточнения характера материально-

правовых отношений, возникающих при определении размера компенсации

морального вреда, формулировку «моральный вред» предложено уточнить как

«моральный (личный неимущественный) вред», поскольку понятие «мораль»

применительно к личности означает совокупность представлений о добре и зле,

справедливости и несправедливости. Моральным вредом в буквальном смысле

должен считаться вред, наносимый системе оценок человека. Поэтому

формулировку «нравственные страдания» правильнее было бы заменить на

«психические страдания». Разделяя мнение в науке о том, что любое

правонарушение может причинить моральный вред и право на компенсацию

должно возникать во всех случаях, в том числе в связи с причинением

имущественного вреда, диссертант предлагает исключить его в сфере

предпринимательской деятельности, кроме случаев защиты деловой репутации.

«Переживание» в смысле простого беспокойства и волнения, как полагает

диссертант, не представляет собой морального вреда и не должно подлежать

соответствующей компенсации. Понятие «страдание» включает в себя «страдания

нравственные», именуемые «переживанием», и «страдания физические»,

именуемые «болью». Моральный вред предлагается определять как мучительные

переживания и(или) боль. При рассмотрении дел данной категории необходимо

каждый раз решать вопрос об отнесении переживаний по уровню своей

болезненности и мучительности к страданиям. Думается, что такой подход

соответствует специфике защищаемых институтом компенсации морального вреда

благ и имеет значение при решении судом вопроса о праве на компенсацию

морального вреда. При этом факт страданий потерпевшего (как физических, так и

нравственных (психических)) в случае правонарушения в отношении него

предлагается презюмировать. Для определения размера компенсации морального

вреда с учетом степени и характера страданий потерпевшего, определяемых с

учетом обстоятельcтв конкретного дела, автором, исходя из принципа правового

равенства и представлений о врожденном и внутренне присущем достоинстве

каждого и любого человека, предлагается минимизировать значение

индивидуальных особенностей потерпевшего, допустив их учет только в

исключительных случаях.

Поддерживая научный подход, согласно которому категорию «вред»

необходимо понимать в широком смысле, включая в нее и имущественный, и

личный неимущественный вред, автор делает акцент на том, что основания

компенсации морального вреда должны совпадать с основаниями возмещения

имущественного вреда, вследствие чего формулируется вывод о необходимости

при определении размера компенсации морального вреда законодательного

закрепления учета не только степени вины причинителя вреда, но и степени вины

потерпевшего. При этом размер компенсации морального вреда при умысле

причинителя и отсутствии вины потерпевшего должен носить для причинителя

существенный (включая и символический в некоторых случаях) характер,

поскольку компенсация, в отличие от возмещения, предполагает не только

денежное или иное материальное предоставление, но имеет также значение

личного морального удовлетворения для потерпевшего с учетом присущей

рассматриваемому институту карательной функции, являющейся следствием его

двойственной юридической природы.

Компенсация морального вреда, по общему правилу, допускается при

нарушении личных неимущественных прав, которые возникают в отношении

личных нематериальных благ. Однако, возможно выделение нематериальных благ,

не имеющих личного характера, т.е. не имеющих неразрывной связи с личностью.

Выделение категории «безличных нематериальных благ» позволяет говорить о

безличных неимущественных правах. Подобная дифференциация необходима в

целях реализации позиции законодателя о допустимости компенсации морального

вреда только в случаях нарушения личных неимущественных прав.

Третий параграф первой главы – «Значение юридической природы

института компенсации морального вреда для определения размера

компенсации и его места в системе российского гражданского права» -

посвящен исследованию вопросов юридической сущности института компенсации

морального вреда в целях более точного определения размера компенсации и

выявлению в соответствии с этим его места в системе гражданского права.

Автором на основании положений общей теории права обосновывается

двойственная юридическая природа института компенсации морального вреда,

который одновременно является способом защиты субъективных гражданских

прав и мерой гражданско-правовой ответственности, что необходимо учитывать

при определении размера компенсации морального вреда. Обосновывается

предложение нормативно закрепить за потерпевшим право на компенсацию

морального вреда, восполнив имеющуюся нормативную лакуну, поскольку

действующая конструкция, относящая решение этого вопроса к усмотрению суда,

противоречит юридической природе данного института. С учетом этого и на

основании общетеоретических положений диссертантом сделан вывод о том, что

обязательство по компенсации морального вреда возникает с момента совершения

правонарушения, когда у потерпевшего возникает право на защиту (на

компенсацию), а у причинителя – обязанность претерпеть неблагоприятные

последствия (юридическую ответственность). Диспозитивный характер

гражданско-правовых отношений означает возможность определять как размер,

так и форму компенсации морального вреда не только в судебном порядке, но и по

соглашению сторон (что теоретически невозможно без закрепления права

потерпевшего на компенсацию морального вреда).

Дуалистичность правовой природы института компенсации морального

вреда обусловили его расположение как в общей, так и в специальной (деликтной)

части Гражданского кодекса РФ. С одной стороны, данный институт направлен на

защиту абсолютных субъективных прав, что сближает его с другими способами

защиты абсолютных субъективных прав - виндикационным и негаторным исками.

Но в силу своей двойственной природы компенсация морального вреда

одновременно является разновидностью юридической ответственности, т.е.

институтом обязательственного права, в силу чего наиболее адекватным как раз и

является предпринятое современным законодателем «двойное, рассредоточенное»

его размещение в структуре Гражданского кодекса РФ. Между тем, поскольку

осуществление субъективного гражданского права и его защита неразрывно

связаны, также ввиду отсутствия в структуре Гражданского кодекса РФ отдельной

консолидированной главы, посвященной защите гражданских прав, то более

логичным представляется включение норм ст.151 (и ст.152) в гл.2 Гражданского

кодекса РФ совместно с другими способами защиты гражданских прав.

В настоящее время институт компенсации морального вреда

предусматривается в трудовом, семейном, уголовном, уголовно-процессуальном и

иных отраслях права, что, по мнению диссертанта, вряд ли следует признать

правильным, поскольку он является гражданско-правовым институтом,

направленным на защиту гражданско-правовых благ. Поэтому представляется

более правильным его универсальное распространение в соответствующих нормах

Гражданского кодекса РФ на любые правоотношения, связанные с защитой

гражданско-правовых благ, за исключением случаев, прямо установленных

законом. Самостоятельные нормы о компенсации морального вреда в иных

отраслях, по мнению диссертанта, являются излишними и даже нежелательными,

поскольку наличие их в одних отраслях и отсутствие в других будет давать на

практике основание для недопустимого утверждения о том, что в последнем

случае соответствующее нематериальное благо защите в виде компенсации

морального вреда не подлежит.

Глава вторая – «Гражданско-правовой механизм определения размера

компенсации морального вреда» - посвящена выявлению и оценке

концептуальных подходов к определению размера компенсации морального вреда,

сложившихся в отечественной цивилистике, а также авторским предложениям

диссертанта по разрешению данной проблемы.

В первом параграфе второй главы – «Концептуальные подходы к

решению проблемы определения размера компенсации морального вреда в

науке гражданского права» - по ходу исследования делается вывод, что

теоретически можно определить два возможных пути для унификации размера

компенсации. Первый предполагает наличие руководящего, инструктивного

начала, предварительного установления размера компенсации в виде тарифов или

четко определенных рамок, как правило, ориентированных на санкции уголовно-

правовых норм. При этом возможно применение некой общей формулы, в основу

которой заложены презюмируемые моральные страдания, которые должен

испытывать средний, нормально реагирующий на совершаемые в отношении него

неправомерные действия человек, а размер компенсации может меняться в

большую или меньшую сторону в зависимости от конкретных обстоятельств.

Думается, что такой подход имеет ряд существенных недостатков и не

соответствует юридической природе рассматриваемого института, прежде всего,

как института частного права. Кроме этого, такие предложения в любом случае не

соответствуют выявленным историческим тенденциям развития института

компенсации морального вреда, а также современной легальной позиции

законодателя, который отказался от модели штрафной компенсации и в основу

определения ее размера положил судейское усмотрение.

Второй подход по сути реализован в действующем законодательстве и

решение вопроса об определении размера компенсации морального вреда

законодатель относит к компетенции суда, определяя лишь общие принципы,

которыми он должен руководствоваться. Фактически такой подход означает

свободное судейское усмотрение при решении данного вопроса. Обосновывается

довод о том, что судейское усмотрение не должно быть свободным, поскольку

всегда таит угрозу перерасти в произвол. Поэтому, критикуя предложения по

установлению тарифов или фиксированных рамок для размера компенсации,

диссертант считает недопустимым в основе рассматриваемого института иметь

свободное судейское усмотрение. В основе должно быть судейское усмотрение, но

не свободное, а ограниченное критерием, более определенным, чем

предусмотрены действующим законодательством.

Второй параграф второй главы – «Свободное судейское усмотрение при

определении размера компенсации морального вреда» - посвящен анализу

феномена судейского усмотрения, предусмотренного законодателем в качестве

механизма определения размера компенсации морального вреда. Установленные

законом критерии носят расплывчатый и обтекаемый характер, дающий

неограниченный простор свободного судейского усмотрения, что может

порождать несправедливые судебные решения, когда присуждаются

принципиально различные суммы компенсации при сравнимых обстоятельствах.

Отсутствие единообразия в правоприменительной практике при определении

размера компенсации морального вреда нарушает конституционный принцип

правового равенства. В основе требования применения «равного к равным» лежит

представление о врожденном и внутренне присущем человеку достоинстве.

Принятие одинаковых решений по аналогичным делам требуют принципы

законности и единства выносимых судебных решений. Неодинаковое разрешение

сходных дел ведет к неравенству граждан перед законом.

В связи с этим одной из важнейших проблем в применении института

компенсации морального вреда является вопрос о допустимости и пределах

судейского усмотрения при разрешении конкретных дел. В науке не оспаривается

допустимость судейского усмотрения в случаях, порядке и формах,

предусмотренных нормами материального и процессуального права, при этом

указывается, что оно допустимо в ситуации правовой проблемы, имеющей более

одного законного способа ее решения. Но судейское усмотрение не должно быть

безграничным, без всяких критериев и пределов, т.е. свободным. Свободное

судейское усмотрение объективно порождает субъективный судейский произвол.

В работе обосновывается, что судейское усмотрение допустимо только как

ограниченное и не допустимо как абсолютное. Поэтому важнейшим аспектом

проблемы судейского усмотрения является вопрос о путях ограничения его

пределов.

По мнению диссертанта, одним из действенных способов ограничения

судейского усмотрения и недопущения хаотической судебной практики является

требование единства самой судебной практики, при котором она сама и способна

выступать в качестве ограничителя судейского усмотрения. Вопрос о

допустимости судейского усмотрения непосредственно влечет и проблему

допустимости судебной практики (но не судебного прецедента) как источника

правоприменения (но не источника права).

В третьем параграфе второй главы – «Судебная практика в

гражданско-правовом механизме определения размера компенсации

морального вреда» - автором исследуются понятие, признаки и характеристики

судебной практики как таковой, ее отличие от судебного прецедента, выясняется

отношение к судебной практике как к возможному «вспомогательному»

источнику права в отечественной и зарубежной правовой доктрине. Диссертантом

анализируется различие между «источником права» и «источником

правоприменения», на основании чего исследуется вопрос о допустимости

судебной практики как источника правоприменения при определении размера

компенсации морального вреда.

Отношение к судебной практике как источнику права (правоприменения) в

истории отечественной цивилистики на разных этапах было неодинаковым.

Дореволюционное гражданское законодательство содержало нормы, требовавшие,

чтобы разрешение дела в любом случае не останавливалось под предлогом

неполноты, неясности или противоречия законов, что теоретически позволяло

ставить вопрос о возможности судебной практики как источника права. В

советский период отношение к судебной практике как источнику права и вообще

самостоятельности судов в правоприменении приобрело резко отрицательный

характер, что следовало из отрицания разделения властей и нормативистского

подхода к праву. Начиная с середины 80-х г.г. стало меняться правопонимание,

возобладала и получила практическое воплощение концепция разделения властей,

что дало основу для постановки в научной литературе вопроса о признании

судебной практики в качестве источника права. Появились многочисленные

аргументированные обоснования такого подхода, вопрос приобрел дискуссионный

характер и его обсуждение продолжается до сегодняшнего дня.

Исследование позволило прийти автору к выводу, что в странах романо-

германской правовой системы судебная практика высших судебных инстанций

допускается в качестве производного, вспомогательного и дополнительного

источника права. Континентальный судья не может отказаться от вынесения

решения под предлогом молчания или неясности закона, а должен следовать

традиции в судебной практике. При этом допускается в судебных решениях

ссылаться на предыдущие решения по аналогичным делам, для этого издаются

официальные сборники судебной практики, где публикуются значимые решения

высших судов. В ряде европейских стран судебная практика применяется по

усмотрению судьи, т.е. имеет место отказ от ее обязательности. В диссертации

исследовано специфическое, отличное от англо-американского прецедента

значение судебной практики в странах романо-германской правовой системы, где

нормотворчество судов ограничено, носит дополнительный характер и

применяется, когда закон недостаточно ясен и конкретен. Здесь существенное

значение имеет не отдельное предшествующее решение, а совокупность типичных

решений.

Автором исследованы различные научные подходы к вопросу определения

судебной практики и предложено определять ее как выработанную судами

устойчивую линию правоприменения (совокупность доступных к ознакомлению

решений) по конкретной категории дел, подтвержденную вышестоящими

судебными инстанциями в ходе судебной деятельности по конкретным делам,

правовые позиции (правоположения) которых могут служить образцом

применения права для других дел (право ссылки), а также руководящую практику

высших (вышестоящих) судов, данную в официальных разъяснениях или

выраженную в обзорах практики нижестоящих судов по определенным вопросам

правоприменения. Диссертантом обосновано предложение рассматривать

судебную практику в качестве источника правоприменения (но не права), в том

числе, в целях использования при определении размера компенсации морального

вреда. Судебная практика как источник правоприменения должна не

конкурировать, а взаимодействовать с законом, обеспечивая «доурегулирование»

конкретных ситуаций и обладая «ограниченной» или «условной» юридической

силой. Это может выражаться в предоставлении судам права (но не обязанности)

ссылаться в своих судебных решениях на судебную практику в качестве

обоснования решения или обязывания их мотивировать свой отказ учитывать

практику по аналогичным делам в случае ссылок сторон.

Третья глава – «Механизм взаимодействия гражданского

материального права и судебной практики при определении размера

компенсации морального вреда» - посвящена исследованию вопроса о судебной

практике высших судов России, Европейского Суда по правам человека как

источниках правоприменения по делам о компенсации морального вреда, а также

вопроса о транспарентности судебного решения как необходимого условия

использования судебной практики в качестве критерия при определении размера

компенсации.

Первый параграф третьей главы – «Практика высших судов России

как гражданско-правовой источник правоприменения для определения

размера компенсации морального вреда» - посвящен исследованию вопроса о

допустимости принятия актов высших судов России за основу при разрешении дел

о компенсации морального вреда, в том числе, при определении ее размера.

Российская судебная власть в лице Конституционного Суда фактически уже

осуществляет правотворческие функции, его актам присущ нормативно-

интерпретационный характер, обобщенность и обязательность. Особое внимание

привлекает такой специфический источник российского права как правовые

позиции Конституционного Суда, в которых формулируются принципиальные

положения нормотворческого характера. Акты Верховного Суда и Высшего

Арбитражного судов РФ по конкретным делам нельзя считать источниками права.

Однако отсутствие их общеобязательности не должно трактоваться как отсутствие

права нижестоящих судов ссылаться («право ссылки») на практику разрешения

конкретных дел высшими (вышестоящими) судами или на их разъяснения.

Условием права на ссылку является предварительное официальное опубликование

соответствующих судебных актов, которые в этом случае следует считать

источником правоприменения. Указание в гражданском и арбитражном

процессуальном законодательстве на необходимость обеспечения единства

судебной практики, единообразия в толковании и применении судами норм права

фактически являются признанием того, что судебное решение по конкретному

делу должно соответствовать сложившейся судебной практике.

Второй параграф третьей главы – «Практика Европейского Суда по

правам человека как гражданско-правовой источник правоприменения для

определения размера компенсации морального вреда» - посвящен

представляющему интерес в рамках настоящей работы вопросу - практике

Европейского Суда по правам человека и ее значению для деятельности

отечественных судов, в том числе и по делам, связанным с компенсацией

морального вреда.

После ратификации Европейской конвенции о защите прав человека и

основных свобод 1950г. прецедентное право Европейского Суда приобрело

характер источника права российской правовой системы. Признание этого

обстоятельства является одновременно и косвенным признанием инкорпорации в

российскую систему права прецедента Европейского Суда как источника права.

Представляется, что любые решения Европейского Суда, обладающие качеством

прецедента, должны являться обязательными для стран-участниц, поскольку как

прецеденты они обязательны для самого Европейского Суда. В связи с этим

необходимо разъяснить судам право при вынесении решений непосредственно

обращаться к решениям Европейского Суда, при этом логично было бы признать

право ссылки на любые решения, а не только в отношении России.

В своих решениях о компенсации морального вреда Европейский Суд не

делает каких-либо пояснений в отношении расчета ее размера, но обычай

придерживаться размеров, присужденных по аналогичным делам, позволяет ему

избежать сильного разброса сумм компенсации. Базисные уровни компенсации

устанавливаются Судом в первых решениях, которые в дальнейшем служат для

него ориентиром при вынесении последующих решений. Суд присуждает

денежную компенсацию, руководствуясь принципом очевидности причинения

вреда фактом нарушения прав гражданина неправомерными действиями со

стороны государства и не обязывает гражданина доказывать пережитые им

страдания. Данная правовая позиция Европейского Суда также представляет

интерес для уточнения процессуального вопроса о распределении бремени

доказывания по делам о компенсации морального вреда. Признание судебной

практики в качестве ориентира при определении размера компенсации наряду с

инкорпорацией в нашу правовую систему прецедентного права Европейского Суда

приводит к выводу о необходимости учета его решений при определении размера

компенсации морального вреда.

В третьем параграфе третьей главы – «Обеспечение использования

судебной практики для определения размера компенсации морального вреда»

- исследуется актуальный вопрос об открытости и доступности судебных решений.

В случае признания легитимности судебной практики в качестве действующего

источника правоприменения кардинальное значение приобретает вопрос ее

транспарентности. В результате правоприменения норма права воплощается в

реальную действительность, преломляясь через правоприменительную практику.

Должное и сущее правовой нормы в силу этого не всегда тождественны друг

другу. Право как таковое «оживает» в конкретном правоотношении. Норма права

есть предпосылка права, условие его появления, «предсказание права».

Требование правомерного поведения базируется на презумпции всеобщей

осведомленности. Представляется недостаточной и ограниченной

осведомленность субъектов права лишь в отношении действующего нормативного

материала. Субъекты права должны иметь возможность доступа к итоговым

решениям правоприменителя, что, в свою очередь, немыслимо без всеобщей

транспарентности судебных решений в России.

В Приложении к диссертации сформулированы предложения (28) по

совершенствованию действующего гражданского законодательства,

регулирующего институт компенсации морального вреда.

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:

Монография:

1. Карномазов А.И. Проблема определения размера компенсации морального вреда.

Самара: Изд-во «Самарский университет», 2007. - 306с. (19,25 п.л.).

Работы, опубликованные в изданиях, рецензируемых ВАК РФ:

2. Карномазов А.И. Компенсация морального вреда: предложения по

совершенствованию законодательства // Известия Самарского научного центра

Российской академии наук. Специальный выпуск «Философия, история,

социология, педагогика, право и экономика», 2006. (1,1 п.л.).

3. Карномазов А.И. Концептуальные подходы к проблеме определения размера

компенсации морального вреда // Правовая политика и правовая жизнь.

Академический и вузовский юридический научный журнал. 2004, №4. (0,4 п.л.).

Работы, опубликованные в иных изданиях:

4. Карномазов А.И. Место института компенсации морального вреда в системе

российского гражданского права // Юридический аналитический журнал. 2006,

№2(16). (0,6 п.л.).

5. Карномазов А.И. Прецедентная практика Европейского суда по правам человека

по делам о компенсации морального вреда. В сб.: Актуальные проблемы

гражданского, предпринимательского права, гражданского и арбитражного

процесса. Межвуз.сб.науч.ст. / Под ред. Е.А. Трещевой. Самара: Изд-во

“Самарский университет”, 2005. (0,9 п.л.).

6. Карномазов А.И. К вопросу о сущности права // Актуальные проблемы

правоведения. Научно-теоретический журнал (Учредитель: Самарская

государственная экономическая академия). 2004, №1(7). (1,1 п.л.).

7. Карномазов А.И. Транспарентность судебного решения по делам о компенсации

морального вреда // Юридический аналитический журнал. 2003, №3(7). (1,5 п.л.).

8. Карномазов А.И. К вопросу о юридической природе института компенсации

морального вреда // Юридический аналитический журнал. 2003, №2(6). (1,7 п.л.).

9. Карномазов А.И. Нематериальные блага, личные неимущественные права и

компенсация морального вреда // Государство и право: вопросы методологии,

теории и практики функционирования. Самара: Изд-во «Самарский университет»,

2001. (0,8 п.л.).

10.Карномазов А.И. Нематериальные блага и компенсация морального вреда // День

науки СФ МГПУ 1999. М., 2000. (0,7 п.л.).

11.Карномазов А.И. Право на компенсацию морального вреда // Проблемы судебной

защиты гражданских прав: Сборник научных статей. Самара: Изд-во «Самарский

университет», 2000. (0,6 п.л.).

12.Карномазов А.И. Концептуальные подходы к проблеме определения размера

компенсации морального вреда // Вестник Волжского университета им. В.Н.

Татищева: Серия «Юриспруденция». Вып.4. Тольятти: ВУиТ, 1999. (0,7 п.л.).

Общий объем публикаций по теме диссертационного исследования –

29,35 п.л