Кунашев Ашамаз Адальбиевич МОТИВЫ НЕНАВИСТИ ИЛИ ВРАЖДЫ В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ РОССИИ

Короткий зміст

Во введении обосновывается актуальность и научная новизна темы, изложена степень ее разработанности, определены объект, предмет, цель и задачи исследования, приведены сведения о методологии и методах исследования, раскрыта теоретическая, нормативная и эмпирическая база, сформулированы положения, выносимые на защиту, представлена теоретическая и практическая значимость исследования, а также апробация и внедрение его результатов.

Первая глава «Мотив как признак субъективной стороны преступления» состоит из трех параграфов.

В первом параграфе «Понятие и сущность мотива преступления» анализируются вопросы, связанные с определением понятия мотива преступления в уголовном праве и его социально-психологическим содержанием. Отмечается, что мотив в первую очередь – категория психологическая. Однако, поддерживая позицию ряда ученых, автор исходит из того, что это не должно освобождать науку уголовного права от исследования данной категории. Понятие мотива преступления в уголовном праве России является дискуссионным. Вызвано это, с одной стороны, отсутствием единой и непротиворечивой теории мотивации в психологии. С другой стороны, следует отметить, что УК РФ не содержит дефиниции мотива преступления.

Несмотря на различные формулировки, большинство исследователей считают, что мотив – это побуждение человека к действию. В то же время, признавая за мотивами побудительную функцию, ученые расходятся во взглядах на то, что лежит в их основе. Особо подчеркивается, что мотив преступления имеет сложную социально-психологическую структуру и содержание. В результате автор формулирует вывод, что мотив может быть обусловлен не только определенными потребностями и интересами, но и чувствами. При этом обосновывается, что сами по себе указанные психические феномены мотивами не являются. Только опредмеченное побуждение, т. е. побуждение, которое отыскало объект и предмет преступления, может стать мотивом преступного действия. В свою очередь потребность и иные внутренние компоненты поведения «опредмечиваются» путем постановки цели.

В настоящее время в психологии все большее подтверждение получает концепция, что мотивы могут быть как осознанными, так и неосознанными. Придерживаясь этого подхода, диссертант отмечает, что ошибочное представление о существовании только осознанных побуждений проистекает из смешения понятий мотива и цели, которые хотя и взаимосвязаны, однако являются самостоятельными признаками субъективной стороны преступления. Мотив всегда связан с постановкой цели, но если он может быть не осознан, то цель всегда сознаваема субъектом.

На основе анализа имеющихся в научной литературе определений мотива преступления автором приводится теоретическое обоснование позиции, заключающейся в том, что под мотивом преступления следует понимать основанное на определенных потребностях, интересах и чувствах осознанное или неосознанное внутреннее побуждение, которым руководствовалось лицо при совершении преступления.

Во втором параграфе, рассматривая уголовно-правовое значение мотива преступления, автор отмечает, что оно велико и многопланово. Установление объективной истины по делу, верная юридическая оценка преступных деяний, назначение справедливого наказания – все это непосредственным образом связано с мотивами криминального поведения человека. Учитывая большое значение мотива преступления для уголовной ответственности, ст. 73 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации устанавливает, что мотив преступления, также как и вина, подлежит доказыванию при производстве по уголовному делу.

Значение мотива преступления в уголовном праве непосредственно проявляется в тех функциях, которые он выполняет. Вслед за многими криминалистами автор отмечает, что мотив: 1) играет роль основного (конститутивного) признака состава преступления и тем самым придает деянию уголовно-правовой характер; 2) как основной признак состава преступления может отграничивать одно преступление от другого, т. е. влиять на квалификацию; 3) может выступать как признак, образующий квалифицированный состав преступления; 4) может учитываться судом как обстоятельство, смягчающее либо отягчающее наказание. В работе обосновывается, что мотив преступления в уголовном праве выполняет еще одну функцию, которая ранее не выделялась в правовой науке. Данная функция заключается в том, что мотив может играть роль системообразующего признака определенной группы преступлений. Так, мотивы политической, идеологической, расовой, национальной, религиозной ненависти или вражды либо мотивы ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы являются признаком, который объединяет разнородные, посягающие на самые различные объекты уголовно наказуемые деяния в одну группу – преступления экстремистской направленности (примечание к ст. 282¹ УК РФ).

Третий параграф первой главы посвящен анализу классификаций мотивов преступлений, существующих в доктрине уголовного права. В юридической науке наибольшее распространение получили следующие направления классификации мотивов преступлений: психологическое, криминологическое и уголовно-правовое. С учетом целей диссертационного исследования, в работе рассмотрены имеющиеся уголовно-правовые классификации мотивов преступлений. Отмечается, что классификация мотивов преступлений в первую очередь должна решать практические задачи – задачи, стоящие перед следственными и судебными органами, а именно, помогать правильной квалификации преступлений и способствовать дифференциации и индивидуализации уголовной ответственности. Исходя из различий, основанных на морально-этической и правовой оценке мотивов, автор придерживается предложенной в науке уголовного права классификации, выделяющей три группы мотивов преступлений: 1) низменные; 2) социально нейтральные; 3) социально извинительные.

Данная классификация представляется наиболее полной и научно обоснованной, охватывает все виды мотивов преступлений и имеет практическое значение. Согласно данной схеме мотивы политической, идеологической, расовой, национальной, религиозной ненависти или вражды, а также ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы следует относить к низменным мотивам, т. е. к таким побуждениям, которые законодатель рассматривает как повышающие общественную опасность деяния.

Вторая глава «Мотивы ненависти или вражды в отечественном и зарубежном уголовном законодательстве: исторический и сравнительно-правовой аспекты»  состоит из двух параграфов.

В первом параграфе «Развитие уголовного законодательства России об ответственности за преступления, совершенные по мотивам ненависти или вражды» рассматривается историческое развитие отечественного законодательства, устанавливающего уголовную ответственность за преступления, совершенные по мотивам расовой, национальной, религиозной и иной ненависти или вражды.

Ретроспективный анализ российского уголовного законодательства показал, что ответственность за преступления, посягающие на отношения в сфере обеспечения равноправия граждан независимо от национальных, расовых и иных особенностей впервые была установлена в России в советский период ее истории. Идеи равенства наций и народностей, их право на самоопределение и суверенитет были провозглашены в декрете II Всероссийского съезда Советов «О мире», Декларации прав и народов России, Конституции РСФСР 1918 г. На них и основывалась уголовно-правовая охрана национального и расового равноправия граждан. При этом в уголовных кодексах России советского периода первоначально не выделялись мотивы расовой, национальной, религиозной и иной ненависти и вражды как обстоятельство, отягчающее наказание, и квалифицирующий признак преступлений. Вместе с тем в них содержались нормы, устанавливающие ответственность за общественно опасные деяния, которым присуща такая мотивация: возбуждение национальной или религиозной вражды или розни, ограничение прав граждан по расовым, национальным, религиозным признакам.

В работе отмечается, что на рубеже 90-х гг. прошлого столетия на территории СССР в силу социально-экономических кризисных явлений обострились межнациональные и межконфессиональные отношения, что вызвало рост преступности на межэтнической и религиозной почве. Это потребовало ужесточения уголовной ответственности за соответствующие деяния. Впервые в отечественном уголовном законодательстве рассматриваемые мотивы приобрели значение квалифицирующего признака в 1993 г. путем дополнения ст. 102 УК РСФСР «Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах» п. «м» – «совершенное на почве национальной или расовой вражды или розни».

 В параграфе анализируются изменения норм действующего УК РФ, предусматривающего ответственность за деяния, совершенные по мотивам ненависти или вражды, обосновывается вывод об исторической преемственности соответствующих уголовно-правовых норм и социальной обусловленности усиления уголовной репрессии за экстремистские посягательства.

Второй параграф «Мотивы ненависти или вражды в уголовном законодательстве зарубежных стран»  посвящен изучению мирового опыта правовой регламентации названных мотивов. В ходе исследования был рассмотрен ряд международных правовых актов относительно недопустимости нетерпимости и дискриминации по расовой, этнической принадлежности, цвету кожи, полу, языку, религии и ряду других признаков, проанализировано уголовное законодательство всех стран СНГ и Балтии, государств, принадлежащих к континентальной и англосаксонской правовым семьям.

Отмечается, что проведенное исследование показало, что, основываясь на общих принципах международного права, уголовное законодательство многих государств устанавливает повышенную ответственность за преступления, если они совершены по мотивам ненависти или вражды к определенным социальным группам, отличающимся расовыми, национальными, религиозными и иными особенностями.

Страны, принадлежащие к разным правовым семьям, придают названным мотивам широкое уголовно-правовое значение. Одни из них в своем законодательстве закрепляют, что подобные мотивы должны учитываться как отягчающие обстоятельства при назначении наказания. В уголовных кодексах других стран мотивы ненависти являются обязательными признаками (конститутивными или квалифицирующими) конкретных составов преступлений. Некоторые государства используют оба этих способа для усиления уголовной ответственности за соответствующие деяния (страны СНГ, Великобритания, США и др.), что, по-мнению диссертанта, является позитивным решением, так как повышает эффективность мер уголовно-правового воздействия на эти опаснейшие криминальные проявления. Правовая доктрина подавляющего большинства стран Европы и Северной Америки выделяет преступления, мотивированные  расовой, национальной, религиозной и иной ненавистью и нетерпимостью в особую группу – «преступления на почве ненависти».

Сравнивая нормы УК РФ с уголовным законодательством стран ближнего и дальнего зарубежья, автор обосновывает вывод о том, что отечественные правовые механизмы противодействия экстремизму, преступлениям, мотивированным расовой, национальной, религиозной и иной ненавистью или враждой, в целом соответствуют мировой законодательной практике и отвечают международным правовым стандартам в сфере обеспечения прав человека и запрета дискриминации. Несмотря на определенные различия и расхождения в законодательстве России и рассмотренных стран, анализ свидетельствует об общих тенденциях в формировании уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за экстремистские проявления, и даже некоторой их унификации. Отмечается, что выбранная нашими законодателями модель криминализации общественно опасных форм экстремизма оказалась крайне близка западной модели «преступлений на почве ненависти» (hate crimes). Автор подчеркивает, что указанное обстоятельство позволяет надеяться на возможность выработки единых механизмов противодействия преступлениям на почве ненависти, в частности, на европейском территориальном пространстве, где предупреждение экстремизма имеет существенное значение в силу современной геополитической ситуации.

Третья глава «Уголовно-правовое значение мотивов ненависти или вражды» состоит из двух параграфов.

В первом параграфе «Мотивы ненависти или вражды как системообразующий признак преступлений экстремистской направленности» исследуются вопросы, связанные с понятием и содержанием мотивов политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды, а также ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы и теми функциями, которые  выполняют указанные мотивы в уголовном праве.

Автор приходит к выводу, что ужесточение уголовной ответственности за преступления, совершенные по мотивам ненависти или вражды, связано с тем, что рассматриваемые побуждения, объективируясь в конкретном деянии, существенно повышают его социальную опасность, так как детерминируют дополнительный объект посягательства – отношения в сфере реализации конституционного принципа равноправия. С учетом изложенного анализируемые мотивы всегда имеют дискриминационную направленность.

В работе обращается внимание на то, что использование законодателем слов «ненависть» и «вражда» применительно к мотиву следует воспринимать как синонимичные понятия, которые дублируют, взаимозаменяют друг друга.

Отмечается, что в основе мотивов политической, идеологической, расовой, национальной, религиозной ненависти или вражды, а также ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы лежит одноименное негативное чувство, поэтому указанные побуждения можно определить как эмоциональные мотивы. Ненависть (вражда) как источник формирования рассматриваемых мотивов – это стойкое отрицательное чувство, испытываемое к определенным группам, имеющим отличительные признаки, сформулированные в законе: политическая и идеологическая принадлежность, раса, нация, религия, социальная принадлежность (социальная группа).

Рассматривая существующие в науке уголовного права определения мотивов расовой, национальной и иной ненависти или вражды, автор отмечает, что многие криминалисты определяют эти мотивы как побуждения, которые формируются на основе противопоставления, с одной стороны, неполноценности потерпевшего в силу его принадлежности к конкретной расе, нации и т. д., с другой – превосходства своей собственной расы, нации и иной социальной группы. Однако это необоснованно сужает содержание мотивов ненависти или вражды. С учетом результатов проведенного исследования автором сформулировано следующее общее (универсальное) определение мотивов ненависти или вражды: это внутренние побуждения, выражающие стойкую неприязнь к определенной политике, идеологии, расе, национальности, религиозной конфессии, иной социальной группе и вызывающие желание виновного причинить потерпевшему физический, имущественный либо моральный вред в связи с его политическими или идеологическими предпочтениями, отношением к религии, принадлежностью к соответствующей расе, национальности, какой-либо социальной группе. Такая неприязнь основана не только на восприятии указанных групп как неполноценных, но и на иных предубеждениях по отношению к соответствующим группам, например, на восприятии их как представляющих особую опасность для общества, а также на зависти к их представителям либо на стремлении отомстить за принадлежность к такой группе.

В работе подвергается подробному анализу каждый из указанных мотивов; особо обращается внимание на такие новые для нашего законодательства экстремистские мотивы, как политическая, идеологическая ненависть или вражда, а также ненависть или вражда в отношении какой-либо социальной группы. В частности, диссертант формулирует критерии для отнесения различных объединений лиц к социальным группам.

Подчеркивается, что мотивы ненависти или вражды в уголовном праве России имеют самое широкое значение, что выражается в том, что они выполняют множество функций. Во-первых, мотивы ненависти или вражды являются обязательным конструктивным признаком основного состава преступления (п. «б» ч. 1 ст. 213 УК РФ). Во-вторых, они играют роль квалифицирующих признаков (п. «л» ч. 2 ст. 105, п. «е» ч. 2 ст. 111, п. «е» ч. 2 ст. 112, п. «б» ч. 2 ст. 115, п. «б» ч. 2 ст. 116, п. «з» ч. 2 ст. 117, ч. 2 ст. 119,         ч. 4 ст. 150, ч. 2 ст. 214, п. «б» ч. 2 ст. 244 УК РФ). В-третьих, указанные мотивы расцениваются законодателем как обстоятельство, отягчающее наказание (п. «е» ч. 1 ст.63 УК РФ). В-четвертых, мотивы ненависти или вражды выступают определяющим, системообразующим признаком преступлений экстремистской направленности (примечание 2 к ст. 282¹ УК РФ). Именно наличие этих побуждений в действиях виновного характеризует криминальный акт как преступление экстремистской направленности.

Автор приходит к выводу о необходимости дополнения ч. 2 ст. 139,            ч. 2 ст. 167, ч. 2 ст. 243 УК РФ квалифицирующим признаком совершения преступления «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной, религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении  какой-либо социальной группы».

 Второй параграф «Квалификация преступлений по мотивам ненависти или вражды» посвящен вопросам квалификации преступлений, совершенных по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. Правильная уголовно-правовая оценка общественно опасного деяния является предпосылкой вынесения законного, обоснованного и справедливого приговора. Отмечается, что мотивы ненависти или вражды имеют важное значение для квалификации преступлений, поскольку выполняют функции конститутивного и квалифицирующего  признаков целого ряда составов преступлений.

На основе проведенного анализа автор обращает внимание на то, что определенные сложности при квалификации преступлений экстремистской направленности возникают при отграничении мотивов ненависти или вражды от других побуждений. В работе обосновывается, что преступления, совершенные по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной, религиозной ненависти или вражды, а также ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы в отличие от уголовно наказуемых деяний, мотивированных личной неприязнью или местью, характеризуются отвлеченностью от личных качеств жертвы. Преступник причиняет вред потерпевшему только из-за того, что тот принадлежит к враждебной ему группе (расовой, национальной, религиозной и т. д.). Таким образом, совершение преступления по указанным мотивам связано с проявлением не личностного, а социального,  межгруппового конфликта.

Мотивы ненависти или вражды от хулиганских побуждений отличаются тем, что они обуславливают определенную избирательность поведения виновного. Если хулиган проявляет неуважение и бросает вызов обществу в целом, то экстремист направляет свои действия на его сегмент – определенную группу лиц, обладающую расовыми, национальными, религиозными, политическими и иными социальными признаками.

В работе сформулированы правила квалификации преступлений по мотивам ненависти или вражды. В частности, предложены следующие рекомендации.

При конкуренции мотива ненависти (вражды) с другими побуждениями, имеющими квалифицирующее значение, которыми руководствовался виновный, необходимо устанавливать доминирующий мотив и лишь его учитывать при уголовно-правовой оценке деяния. В то же время от конкуренции мотивов следует отличать ситуацию, когда преступление совершается в отношении потерпевшего, характеризующегося несколькими социальными признаками, вызывающими у виновного соответствующее враждебное чувство (например, раса и национальность). Каждый из этих признаков может вызывать у виновного негативное отношение. Все эти мотивы, как однородные, должны находить отражение при квалификации преступления, так как они не конкурируют между собой.

Автор подчеркивает, что для уголовно-правовой оценки не имеет значения факт ошибки в личности потерпевшего при совершении преступного деяния, мотивированного политической, идеологической, расовой, национальной, религиозной или социальной ненавистью. В этом случае действия виновных следует квалифицировать как оконченные преступления (при фактическом выполнении всех признаков объективной стороны), поскольку определяющим моментом для квалификации выступает не принадлежность потерпевшего к другой нации, расе и т. д., а мотивация деяния.

Обосновывается позиция о том, что при квалификации преступлений по мотиву ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы необходимо применять ограничительное толкование данного признака, исходя из того, что группу лиц можно относить к социальной группе как ценности, охраняемой законом, только если интересы и цели деятельности ее членов        не являются противозаконными.

Изучение различных точек зрения показало, что в теории уголовного права нет единого подхода по вопросу соотношения ритуальных убийств и преступлений, мотивированных религиозной ненавистью (враждой). Автор приходит к выводу, что убийство, совершенное по мотиву религиозной ненависти, следует отличать от ритуального убийства, в последнем случае действия лица необходимо квалифицировать по ч. 1 ст.105 УК РФ (при отсутствии отягчающих обстоятельств).

Предлагается разграничивать состав преступления, предусмотренный ст. 280 УК РФ «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности», от подстрекательства к преступлению, мотивированному соответствующей ненавистью или враждой с учетом следующих обстоятельств. Согласно ч. 4 ст. 33 УК РФ подстрекателем признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом. Подстрекатель всегда обращается к определенному лицу. Публичные же призывы к осуществлению экстремистской деятельности направлены на неопределенный, неограниченный круг лиц и носят абстрактный характер. Таким образом, если виновный уговаривает определенное лицо совершить, например, убийство конкретного потерпевшего, вызывая у него чувство ненависти по причине национальной принадлежности последнего, и тот, руководствуясь этим мотивом, совершает указанное преступление, налицо        ч. 4 ст. 33, п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ.

Проблемным с точки зрения науки и правоприменения  является вопрос квалификации действий соучастников при наличии у них разных мотивов. Автор формулирует вывод о том, что при сложном соучастии, когда исполнитель руководствовался мотивом ненависти или вражды, а другие соучастники (организатор, подстрекатель, пособник) действовали из других побуждений,  экстремистский мотив может им вменяться  в том случае, если он ими осознавался. Однако в случае, когда мотивом ненависти руководствовался только организатор, подстрекатель или пособник, но не исполнитель преступления, этот мотив последнему виду соучастников инкриминирован быть не может, даже если он был ему известен.

В работе обосновывается, что убийство сотрудника правоохранительного органа или военнослужащего, осуществляющих охрану общественного порядка и обеспечивающих общественную безопасность, пусть и не в связи с конкретными действиями этих лиц по службе, а по причине принадлежности потерпевших  к указанным структурам, к которым виновный испытывает ненависть и вражду, должно квалифицироваться по ст. 317 УК РФ «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа». Содеянное будет квалифицироваться по п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ, когда смерть по мотиву ненависти или вражды к соответствующей социальной группе причиняется сотруднику правоохранительного органа или военнослужащему, не выполняющим функции, указанные в ст. 317 УК РФ. Аналогичным образом должна разрешаться конкуренция между п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ и ст. 277 УК РФ «Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля»: приоритет будет иметь специальная норма.

В данном параграфе исследуются также другие проблемные вопросы квалификации преступлений по мотивам ненависти или вражды, предлагаются соответствующие рекомендации и пути их решения.

В заключении в обобщенном виде сформулированы выводы, предложения и рекомендации по теме исследования.

Основные положения диссертации опубликованы

в следующих работах автора:

Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых журналах и изданиях, указанных в перечне Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки Российской Федерации:

1. Кунашев, А.А. Хулиганство как преступление с двумя основными мотивами / А.А. Кунашев // Законность. – 2010. – № 2. – С. 44–47. – 0,3 п.л.

2. Кунашев, А.А. Квалификация преступлений против личности, совершенных по мотивам ненависти или вражды при сочетании с другими мотивами / А.А. Кунашев // Вестник Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации. – 2010. – № 2. – С. 46–49. – 0,3 п.л.

3. Кунашев, А.А. Мотивы ненависти или вражды в уголовном законодательстве стран СНГ и Балтии / А.А. Кунашев // «Черные дыры» в Российском законодательстве. – 2011. – № 1. – С. 76–79. – 0,3 п.л.

4. Кунашев, А.А. Преступления на почве ненависти в уголовном законодательстве стран континентальной Европы: сравнительно-правовой анализ / А.А. Кунашев // Уголовное право. – 2011. – № 2. – С. 42–46. – 0,3 п.л.

5. Кунашев, А.А. «Социальная группа» как уголовно-правовой признак / А.А. Кунашев // Пробелы в российском законодательстве. – 2011. – № 4 – С. 282–285. – 0,4 п.л.

Публикации в иных изданиях:

6. Кунашев, А.А. К вопросу определения понятия «мотив преступления» / А.А. Кунашев // Актуальные проблемы юридической науки и практики: взгляд молодых ученых: сб. статей (по материалам Второй научно-практической конференции молодых ученых Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации, проведенной 25 июня 2010 г.). – М.: Академия Генеральной прокуратуры Российской Федерации, 2011. – Ч. 1. С. 98–105. – 0,4 п.л.

7. Кунашев, А.А. Значение установления мотива преступления при производстве по уголовному делу / А.А. Кунашев // Вопросы прокурорской и следственной практики: сб. материалов семинаров по обмену опытом. – М.: Академия Генеральной прокуратуры Российской Федерации, 2011. – С. 42–49. – 0,3 п.л.