Это случилось в небольшом американском городе. Служащий промышленной фирмы позвонил на местную телестудию и пригласил оператора подъехать к месту, где он собирается выступить против своих хозяев, а затем совершить самосожжение. Репортаж был снят. В прессе разразилась дискуссия -- имели ли документалисты право показывать, как человек сжигает себя, хотя бы и по собственному желанию.
Впоследствии инцидент был экранизирован в игровом сериале "Закон Лос-Анджелеса". В телефильме вдова погибшего подает в суд на компанию, показавшую репортаж. Муж никогда бы не совершил свой поступок, уверяла она, если бы не безнравственная практика телевидения и циничное поведение оператора. "Он стоял в шести шагах и снимал, пока мой муж обливал себя бензином и чиркал спичкой. Как вы могли стоять и ничего не делать?" "Но ваш муж сам позвонил в отдел новостей, -- оправдывался оператор. -- Сказал, что намерен сжечь себя перед зданием фирмы в знак протеста против того, что она закрылась, а рабочие места переведены за рубеж. Потребовал прислать журналиста с камерой. Я сообщил в полицию, позвонил директору. Тот сказал: отрази..."
"Вам не приходило в голову, что, снимая самоубийство, вы помогли событию состояться?" -- спросил адвокат обвинения.
"Я больше девятнадцати лет работаю оператором. Я видел множество трагедий. Солдат, разорванных гранатами, голодающих детей. Я все это снимал. Если бы я об этом думал, то не смог бы выполнять свою работу".
"Ее муж известил и другие телекомпании о своем решении, -- настаивал адвокат, -- однако они предпочли отказаться по этическим соображениям".
"Когда пленка была отснята, -- возразил директор, -- ее включили в выпуски новостей всех телестанций. Мы маленькая компания. Боремся за свою аудиторию. Такие сюжеты люди хотят смотреть. Если нам будут говорить, какие новости снимать, а какие нет, то недолго скатиться к цензуре. В конце концов, никакого вторжения в частную жизнь не было. Оператор спичку не поджигал. Поступок жертвы -- ее поступок. Все равно как если бы оператор снимал самоубийство китов, которые по неизвестным причинам время от времени выбрасываются на берег".
Так ли уж далека эта логика от логики поведения отечественных документалистов?
Мотивы и мотивировки
Произведения визуальной культуры требуют все большего вложения средств. Некоторые из них способны не только себя окупать, но и сами приносят доход. Иногда очень крупный, почти фантастический. В первую очередь это относится, разумеется, к тому, что мы называем культурой массовой. Не исключая бульварную периодику -- криминальные сюжеты, сексуальные сцены, сенсационные выходки, оккультные акции и скандальные происшествия. Зрители в этих случаях становятся потребителями, произведение -- товаром, а деньги из средства достижения цели превращаются в самоцель.
Такая трансформация не всегда очевидна. И не только потому, что создатели "товара" не спешат афишировать подлинные мотивы своих усилий. Многие не признаются в них и самим себе. (Психологи вообще считают, что подлинные мотивы человеком в принципе не осознаются.) Срабатывает защитная философия -- за мотивы выдаются мотивировки.
"Народ нуждается в развлечениях". Разумеется. Как и то, что продюсер коммерческого вещания нуждается в высоком рейтинге, а его дают передачи, предлагаемые как развлечение. Прибыль и этика исключают друг друга. Чем выше прибыль -- тем ниже этические границы. "Хочется рейтинга, и, чтобы привлечь внимание к своему продукту, нарушают все моральные табу", -- признался как-то К.Эрнст интервьюеру "Общей газеты", сославшись в качестве примера на "600 секунд" как на печальный факт нашего ТВ. "То, что он (А.Невзоров. -- С.М.) делает, делать нельзя. Но какое чудовищное количество фанатов у него было!"
Трогательна неподдельная зависть в последней фразе. Такие признания, впрочем, звучат нечасто. С одной стороны, останавливает чувство приличия. С другой -- погоню за рейтингом удобнее выдать за заботу о зрителе: "Такие сюжеты люди хотят смотреть".
Секрет умножения зла
Первые репортажи о бастующих шахтерах на рельсах (1998) сопровождались сочувственными комментариями -- авторы репортажей убеждали бастующих, что те не одиноки, что не сегодня-завтра к ним присоединятся учителя и медики. Такие репортажи шли едва ли не в каждом выпуске новостей. В "Останкино" стали звонить из разных городов: "Присылайте бригаду. Наши шахтеры тоже собираются перекрыть дороги и останавливать поезда. Если не пришлете, то мы на рельсы не выйдем". Документалисты не слишком часто склонны задумываться о том, что передача, иной раз независимо от целей, срабатывает как детонатор общественных действий.
...В английской притче два джентльмена прогуливались вдоль реки. Завернув за изгиб берега, они неожиданно услышали крик о помощи -- в воде тонул ребенок. Один из них прыгнул в реку и буквально в последний момент схватил малыша. Но только вынес его на берег, как снова раздался крик -- тонул другой ребенок. Не отдышавшийся спаситель опять бросился в воду. И тут раздался еще более отчаянный крик -- в реке барахтался третий ребенок. Тогда второй джентльмен круто повернулся и побежал назад. "Куда же ты?" -- крикнул первый. "Я хочу отыскать того мерзавца, который бросает в реку детей".
Привычная ситуация в журналистской практике. Услышав крик, естественно поспешить на помощь. Ты спасешь одного, может быть, даже второго... а то и третьего. Но если количество тонущих все прибывает, становится ясно, что надо искать причину. Оба джентльмена действовали согласно совести и долгу. Но каждый свой долг понимал по-своему.
В журналистике это соответствовало бы профессиональному долгу репортера и публициста. Конечно же, броситься на помощь не размышляя, кажется и человечнее, и благороднее. Но не меньшее мужество необходимо, чтобы отыскать "мерзавца".
Летом 1998 года, когда бастующие шахтеры легли на рельсы, репортеры тотчас оказались рядом. Для этого даже не надо было бросаться в воду. Шахтеры, собственно, и ждали такой реакции. Они вышли на рельсы, чтобы их увидела вся страна. Отчаянный поступок был адресован президенту, правительству, Государственной думе -- властям, от которых зависело, будут ли они получать зарплату. Но не меньшая ответственность лежала и на средствах массовой информации.
Смелость факта и смелость мысли
Впервые забастовки шахтеров телевизионные репортеры показывали за девять лет до этого -- в выпусках новостей 1989 года. Президент и правительство РСФСР тогда обещали поддержку, заручившись шахтерскими голосами на выборах. Впоследствии подобные акции повторялись неоднократно. Но всякий раз дело завершалось лишь полумерами. После чего интерес к шахтерам угасал не только у президента и правительства, но и у средств массовой информации. Журналисты предпочитали критику следствий, а не причин. Смелость факта ценилась куда больше, чем смелость мысли. Это был репортерский подход к событиям. Журналистов не слишком интересовал "мерзавец, который бросал детей в воду". Шахтеры обвиняли власти в бездействии. Но не адресовали такой же упрек телевидению. Они даже не понимали, что их судьба зависела и от четвертой власти.
