Гилазетдинова, Гелиня Хайретдиновна. Восточные заимствования в языке Московской Руси

Короткий опис

Гилазетдинова, Гелиня Хайретдиновна. Восточные заимствования в языке Московской Руси : диссертация ... доктора филологических наук : 10.02.01 / Гилазетдинова Гелиня Хайретдиновна; [Место защиты: Татар. гос. гуманитар.-пед. ун-т].- Казань, 2011.- 459 с.: ил. РГБ ОД, 71 12-10/45

Федеральное государственное автономное
образовательное учреждение высшего профессионального образования «КАЗАНСКИЙ (ПРИВОЛЖСКИЙ) ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»
На правах рукописи 05201151569 П .„¿АУ^^
ГИЛАЗЕТДИНОВА ГЕЛИНЯ ХАЙРЕТДИНОВНА
ВОСТОЧНЫЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ В ЯЗЫКЕ МОСКОВСКОЙ РУСИ
специальность 10.02.01 - русский язык
Диссертация
на соискание ученой степени доктора филологических наук
Научный консультант - доктор филологических наук профессор Э.А. Балалыкина
Казань 2011
Оглавление
ВВЕДЕНИЕ 5
ГЛАВА I. Языковая ситуация в Московской Руси XV - XVII вв. и восточное заимствование 28
1.1. Особенности языковой ситуации старорусского периода 28
1.2. Хронологическая характеристика восточных слов
в старорусском языке 33
ГЛАВА II. Семантическое освоение ориентализмов в русском языке XV- XVII вв 41
2.1. Семантическая характеристика ориентализмов на
стадии вхождения в русскую лексическую систему 43
2.2. Основные направления формирования лексического
значения восточного слова 46
2.2.1. Сохранение значения слова-прототипа 47
2.2.2. Изменение значения слова-прототипа 50
2.3. Семантическое развитие восточных заимствований 56
2.3.1. Расширение объема значения восточного слова 56
2.3.2. Метонимия как один из видов развития
значения восточного заимствования 65
2.3.3. Метафора как один из видов развития
значения ориентализма 67
2.4. Восточное слово как элемент лексической системы
русского языка XV - XVII вв 75
2.4.1. Ориентализмы в составе тематических групп 76
2.4.2. Восточные заимствования в составе лексико-семантических групп (на примере ЛСГ наименований цвета) 80
2.4.3. Восточные слова в рядах лексических синонимов 101
2.4.4. Формирование фразеологических единиц
на базе восточных заимствований 107
ГЛАВА III. Фонетическая и грамматическая адаптация ориентализмов в русском языке XV - XVII вв 109
3.1 Фонетико-графическое освоение восточных слов 111
3.1.1. Адаптация в системе вокализма 117
3.1.2. Адаптация в системе консонантизма 127
3.2. Грамматическое освоение ориентализмов 133
3.2.1 .Адаптация по роду 134
3.2.2, Адаптация по числу 145
3.2.3. Особенности склонения восточных слов 150
ГЛАВА IV. Словообразовательная активность ориентализмов в русском языке XV - XVII вв 154
4.1. Деривационный потенциал восточных заимствований 157
4.1.1. Адъективные производные 157
4.1.2. Субстантивные производные 160
4.1.3. Вербальные производные 166
4.2. Словообразовательные ряды ориентализмов 178
4.3. Словообразовательные гнезда восточных слов 174
ГЛАВА V. Жанрово-фуикциональная характеристика ориентализмов в памятниках письменности XV - XVII вв 190
5.1. Восточные заимствования в публицистических текстах 192
5.2. Восточные слова в эпистолярной письменности 198
5.3. Ориентализмы в жанре хожений 203
5.4. Восточные слова в житийной литературе 214
5.5. Функционально активные ориентализмы 219
5.6. Функционально ограниченная ориентальная лексика 228
ГЛАВА VI. Проблемы лексикографирования восточных
слов в русском языке XV - XVII вв 233
6.1. Принципы организации Словаря
восточных заимствований 234
6.2. Структура словарной статьи 237
6.3. Фрагмент Словаря (образцы словарных статей) 244
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 249
ЛИТЕРАТУРА 257
ИСТОЧНИКИ 280
СЛОВАРИ 296
СОКРАЩЕНИЯ 299
ПРИЛОЖЕНИЕ 304
Словарь восточных заимствований
в русском языке XV- XVII вв 304
ВВЕДЕНИЕ
Взаимодействие между различными языками на лексическом уровне занимает особое место в истории лексики каждого национального языка, причем «проблема лексических заимствований как следствие такого взаимодействия представляет одну из важных сторон в развитии русского языка на разных исторических этапах его существования» [Биржакова, Войнова, Кутина 1972: 9].
Контакты с тюркоязычными народами и заимствования из восточных языков представляют наиболее важную страницу в эволюции словарного состава русского языка с древнейшего периода его развития до XVII в. включительно. «Задолго до образования Киевской Руси восточные славяне жили в соседстве с различными восточными - в том числе и тюркскими племенами. Эти связи и отношения ... оставили значительный след в этногенезе и культуре, архитектуре и орнаменте, в употреблении предметов домашнего обихода и некоторых деталей быта и обычаев, а также в лексике: вспомним многочисленные восточные (главным образом тюркские) заимствования, сохранившиеся в русских летописях, в «Слове о полку Игореве» и в других светских произведениях, в терминах животноводства (особенно коневодческих и названиях мелкого рогатого скота) и соколиной охоты, в фамилиях и прозвищах, в топонимах и гидронимах и т. п.» [Кононов 1982: 12]. Отмечая влияние татарской культуры на русскую, В.В. Виноградов в свое время писал: «Достаточно сказать, что русское слово таможня ведет свое начало от татарской тамги (тамга - клеймо, пошлина). Рядом со своими у нас существовали и татарские меры веса, например, ансыръ в 128 золотников, в конце XVI в. сравнявшийся с нашим фунтом в 96 золотников, или батман в 10 пудов, специально называвшийся казанским весом (существовал и полубатман в 5 пудов). Исследование русских одежд, утвари и оружия говорит об освоении доставляемых татарами предметов текстильного и металлического производства (ср. басманные кожаные изделия: басма - чеканный узорный металлический лист - получила широкое распространение по полям икон с XV - XVI вв.). От Востока и, в частности, татар русские восприняли зипуны (зибун — узкая домашняя одежда до колен), колпаки (высокие меховые шапки), бязь (бумажная ткань), наконец, башмаки. Самое слово кинжал, или, как говорили в древности, кончар, является исковерканным татарским ханджар. Таким образом, струя тюркских элементов в составе русского языка ... охватывала область управления, денежное хозяйство, финансовую сферу (тамга, таможня, ям, откуда позднейшее: ямщик, алтын, кабак, кабала и др.), названия одежды, утвари (башмак, каблук, колпак), снаряжения (колчан) и коннозаводческое дело (названия лошадиных мастей). Но эти тюркизмы всасывались в русский язык веками» [Виноградов 1945: 115-116].
Изучение восточных заимствований в русском языке имеет давние традиции . Ориентальная лексика рассматривалась в хронолого- этимологическом аспекте (A.C. Львов, А.Н. Кононов, И.Г. Добродомов, K.P. Галиуллин, Р.Г. Ахметьянов и др.), по тематическим группам (А. Жаримбетов, Д.С. Сетаров, P.A. Юналеева, Р.Г. Гатаулина, А.Г. Сагитова, Юнал Керами и др.), на материале памятников письменности (A.C. Львов, И.Г. Добродомов, И.И. Назаров, В. Д. Аракин, В.И. Филоненко, A.C. Махмутова и др.), художественной литературы (Г.С. Амиров, Р.И. Бигаев, Г.Н. Асланов и др.), лексикографических источников (Г.Я. Романова, Г.Н. Каримуллина и др.), современного литературного языка (K.P. Бабаев, Р.З. Киясбейли и др.), диалектов (Г.Н. Асланов, Л.Л. Аюпова, Л.А. Кубанова, Б.А. Моисеев и др.), арготической лексики (Н.К. Дмитриев) и
др.
Одним из важнейших направлений в изучении и постановке проблемы Orientalico-Rossica является сформировавшийся в 40-50-е гг. XX столетия новый тип исследования - анализ восточных слов определенного исторического периода на материале письменности или диалекта в соответствии с периодизацией русского языка в широком смысле этого слова как языка, являющегося ветвью, частью общеславянского языкового родства (см.: [Исаченко 1963; Баш 1989]).
Описание языка эпохи Московской Руси (XV- XVII вв.) - периода образования великорусской народности и начала формирования национального русского литературного языка — весьма значимо для исследования процесса эволюции лексической системы русского литературного языка в целом и ее восточного заимствованного пласта в частности.
Анализируемый период привлекает внимание языковедов в плане изучения «слов-пришельцев» из разных языков, в том числе и восточных. См., например, работы А.К. Рейцак, которая анализирует германизмы в лексике памятников русской деловой письменности XV — XVII вв. [Рейцак 1963], С.А. Беляевой, предпринимающей изучение английских заимствований в русском литературном языке XVI - XX вв. [Беляева 1973], A.A. Архипова, который рассматривает историю гебраизмов в русском языке XV - XVI вв. [Архипов 1982], Г.Милейковской о польских заимствованиях русского языка XV - XVIII вв. [Милейковская 1984] и др.
Отметим, что работ, посвященных анализу ориентальной лексики старорусского периода, немного. Среди них можно назвать исследования Е.К. Бахмутовой [Бахмутова 1940], С.Е. Малова [Малов 1951], М.Т. Тагиева [Тагиев 1969], А. Д. Эфендиевой [Эфендиева 1975], JI.C. Бургановой [Бурганова 1988] и др., в которых рассмотрены различные аспекты функционирования восточных лексем. Так, JI.C. Бурганова исследует проблемы грамматической адаптации заимствований; работа Е.К. Бахмутовой «Иранские элементы в деловом языке Московского государства» посвящена истории слов иранского происхождения, их тематической принадлежности и особенностям функционирования в деловом языке Московской Руси;
С.Е. Малов анализирует ряд тюркизмов в старорусском языке с точки зрения их этимологии; в работе А.Д. Эфендиевой прослеживается этимолого- хронологическое описание ориентализмов позднего Средневековья (XVI - XVII вв.) и др. Однако проблемы исследования механизмов адаптации восточных слов как единиц языковой системы старорусского периода сквозь призму функциональных особенностей заимствований на материале разножанровых источников до сих пор не поднимались и не решались. Более того, в лингвистической и культурологической литературе в связи с европоцентрической ориентацией русской культуры и идеологии последних столетий влияние восточных языков на систему русского языка, его языковую картину мира постоянно преуменьшалось, а адаптированные в русской языковой системе восточные лексемы воспринимались как этнознаки собственно русской культуры и языка.
Таким образом, актуальность обращения к исследованию восточных слов в русском языке XV — XVII вв. обусловлена отсутствием системного описания процессов адаптации ориентализмов на разных языковых уровнях в этот период, а также определяется необходимостью решения вопросов, связанных с функциональным анализом заимствований в привлекаемых для исследования текстовых источниках, весьма разнообразных в жанровом отношении.
Объектом исследования являются восточные заимствования как языковые единицы лексико-семантического уровня русского языка XV - XVII вв., в которых нашли отражение материальные и культурные связи между народами.
В качестве предмета исследования выступают механизмы адаптации восточных слов в старорусском языке на лексико-семантическом, фонетико- морфологическом и словообразовательном уровнях. Основное внимание уделяется выявлению функциональных особенностей рассматриваемых заимствованных единиц на материале широкого круга разножанровых источников, определяющих основные направления их освоения в русском языке изучаемого периода.
Основные источники исследования. По мнению известного специалиста по лингвистическому источниковедению и истории русского языка С.И. Коткова, «успех исследования и прежде всего его объективность зависят порой не столько от применения новых и усовершенствования старых методов, но также и от того, на каких источниках оно построено и в какой степени освоены эти источники» (см.: [Котков 1980: 17]). При этом важным является не только количественная достаточность источниковой базы, но и ее лингвистическая содержательность, степень информационности и т.д.
Для анализа восточных слов привлекаются разнообразные в жанровом отношении памятники XV - XVII вв., язык которых, по мнению лингвистов- историков, является литературно-письменным вариантом русского языка на народно-языковой основе (В.В. Виноградов, Б.А. Ларин, В.В. Колесов и др.). Среди проанализированных источников (свыше 150 памятников письменности) широко представлены: 1) публицистические памятники (сочинения И. Пересветова, царя Ивана Грозного (XVI в.), протопопа Аввакума (XVII в.) и др.); 2) русские повести XV-XVII вв.; 3) пьесы («Артаксерксово действо» (1672 г.), «Юдифь» (1674 г.), «Баязет и Тамерлан» (1674-1675 гг.) и др.).
Особое место среди использованных источников составляют хожения («Хожение инока Зосимы» 1419-1422 гг., «Хожение купца Василия Познякова по святым местам Востока» 1558-1561 гг., «Хожение за три моря» Афанасия Никитина 1466-1472 гг., «Хожение купца Федота Котова в Персию» 1624 г., «Проскинитарий» Арсения Суханова 1649-1653 гг. и др.), представляющие собой описания чужих стран. В данных источниках широко представлена экзотическая лексика восточного происхождения, функционирование которой обусловлено особенностями жанра паломнической литературы.
В круг источников также введены тексты деловой письменности: официально-деловые памятники («Акты Московского государства» 1571- 1644 гг., таможенные книги, посольские статейные списки), имеющие важное значение для исследования процесса становления литературных норм русского языка национального периода, его словарного состава, в том числе и восточного фонда.
В качестве репрезентантов деловой письменности были исследованы эпистолярные тексты («Частная переписка князя П.И. Хованского, его семьи и родственников» XVII в., «Письма царя Михаила Федоровича» 1619-1631 гг.), содержащие ценные сведения о частной и деловой жизни различных слоев населения Московского государства.
Значительную группу источников составляют памятники по истории народно-разговорного языка, которые демонстрируют широкое освоение и распространение восточных слов в деловой и бытовой сфере: «Памятники русского народно-разговорного языка XVII столетия (из фонда А.И. Безобразова)» (М., 1965), «Московская деловая и бытовая письменность XVII века» (М., 1968); «Грамотки XVII - начала XVIII в.» (М., 1969).
Особого внимания заслуживают памятники, в которых зафиксирован ценный лексический материал историко-этнографического плана. Так, описи имущества, принадлежащего кругу царствующих персон («Платье царя Бориса Феодоровича Годунова, 1589 г.», «Царская утварь и платье царя Феодора Алексеевича, 1682 г.» и др.), дают возможность выявить пласты восточных заимствований, относящихся к различным тематическим группам (названия тканей, одежды, обуви, воинских доспехов, оружия, конского снаряжения и др.).
Материалы памятников конфессиональной литературы (жития, похвальные слова и др.), несмотря на ограниченную представленность ориентальной лексики в данных текстах, позволяют составить целостную картину функционирования иноязычных лексических единиц в разножанровых источниках старорусского языка.
В качестве источников используются региональные исторические словари, вводящие в научный оборот материалы местной деловой письменности XVI - начала XVIII в.: «Словарь языка мангазейских памятников XVII - начала XVIII в.» (Красноярск, 1971), «Региональный исторический словарь второй половины XVI - XVIII вв. (по памятникам письменности Смоленского края)» (Смоленск, 2000), «Казанский край: словарь памятников XVI в.» (Казань, 2000), «Казанский край: словарь языка памятников первой четверти XVII в.» (Казань, 2008), «Словарь русской народно-диалектной речи в Сибири XVII — первой половины XVIII в.» (Новосибирск, 1991) и др. Указанные лексикографические источники предоставляют необходимый материал для воссоздания истории словарного состава русского языка во всем его объеме.
Исторические словари русского языка («Материалы для словаря древнерусского языка» И.И. Срезневского, Словарь русского языка XI - XVII вв., Словарь русского языка XVIII века и др.), терминологические словари («Материалы для терминологического словаря древней России» Г.Е. Кочина) являются важными лингвистическими источниками для выявления хронологии, путей проникновения ориентализмов в русский язык и их дальнейшего развития.
Эмпирическая база исследования представлена картотекой, насчитывающей около двух тысяч слов (заимствований и их производных), отобранных методом сплошной выборки из вышеназванных источников различного типа исследуемого периода.
Цель исследования - на основе изучения динамики заимствования восточных элементов русского языка эпохи Московского государства установить закономерности их адаптации в лексико-семантическом, фонетико-морфологическом, словообразовательном и функциональном аспектах на материале разножанровых письменных текстов.
В соответствии с поставленной целью в нашем исследовании выдвигаются и решаются следующие задачи:
- выявить круг ориентальных лексем в исследуемых текстовых и лексикографических источниках;
- определить место восточных заимствований в лексической системе старорусского языка;
- описать поэтапное семантическое освоение восточных заимствований, формирование их семантической структуры;
- проследить историю выявленных ориентализмов в русском языке;
- исследовать механизмы фонетической и морфологической адаптации иноязычных заимствований восточного происхождения с учетом выявленных вариантов исследуемых единиц, а также типологических особенностей контактируемых языков;
- определить деривационный потенциал ориентальной лексики, проявляющийся в формировании на базе заимствований комплексных словообразовательных единиц (рядов, гнезд);
- охарактеризовать функциональные особенности восточных слов в разножанровых письменных памятниках;
- рассмотреть проблемы лексикографирования восточных слов старорусского периода.
Научная новизна данной работы определяется в первую очередь материалом исследования, представляющим собой разнообразные в жанровом отношении памятники письменности периода XV - XVII вв. (публицистические, литературно-художественные, деловые и др. источники), содержащие значительное количество иноязычных слов восточного происхождения. Предлагаемый комплексный подход к анализу языковых фактов позволяет рассмотреть этапы формирования и стабилизации фонетического, морфологического, семантического и функционально- стилистического статуса ориентализмов, определить словообразовательный потенциал заимствований, проследить особенности их освоения в связи общими закономерностями развития русского языка Московской Руси (XV - XVII вв.).
Как известно, заимствования из восточных языков в лексической системе русского языка обозначаются чаще всего термином «ориентализмы».
Синонимичными данному понятию в лингвистической литературе принято считать следующие терминологические словосочетания: «восточные заимствования» «восточные слова», «восточная лексика», «восточные лексические элементы». Мы используем перечисленные термины как эквивалентные, обозначая ими собственно тюркскую лексику, а также персидские, арабские, монгольские слова, обогатившие словарный состав тюркских языков и, как правило, попавшие в русский язык через посредство соседних тюркских народов (см. об этом: [Эфендиева 1975: 13; Асланов 1997: 12]). Ср. замечание А.И. Соболевского: «Восточное влияние почти отождествляется с тюркским. Тюрки доставили нам не только свои слова, но еще арабские, персидские, монгольские, даже индусские и китайские» [Соболевский 1891].
Некоторые исследователи называют тюркизмами слова арабского, персидского, монгольского языков и другие подобные иноязычные заимствования, однако они подчеркивают при этом необходимость дифференцированного подхода к данному понятию. Так, В.Д. Аракин считает, что в целях более точного определения границ термина «тюркизм» целесообразно все тюркские заимствования подразделить на две группы: 1) исконные тюркизмы, принадлежащие исконному составу тюркских языков {алтын, чалый, тьма); 2) исторические тюркизмы, т. е. заимствованные из тюркских языков слова, которые имеют нетюркское происхождение и усвоены из какого-либо другого языка (иранских, арабского, монгольских и др.) [Аракин 1974: 113].
А.Д. Эфендиева различает в составе тюркизмов: 1) собственно тюркизмы (слова тюркского происхождения, а также арабские, персидские, монгольские слова, заимствованные в результате непосредственных контактов с каким-либо тюркоязычным народом); 2) псевдотюркизмы (слова, восходящие к классическим языкам древности, но мигрировавшие в русский язык через посредство тюркских языков); 3) псевдоевропеизмы (слова, проникшие в русский язык через западноевропейские либо славянские языки) [Эфендиева 1975: 13].
«Среди самих тюркизмов естественно различаются - пишет академик Н.К. Дмитриев, - ... слова «собственно тюркские» и слова заимствованные. ... Все эти моменты строго различаются в тюркологических работах. Однако при исследованиях в области Turco-Slavica подобная классификация признается излишней, так как все тюркизмы русского словаря, какова бы ни была предыдущая их история, попали в русский язык ближайшим образом из тюркских языков» (см.: [Дмитриев 1962: 515]).
Необходимо определить объем понятия «восточные языки», используемого нами в исследовании. Термин «восточные языки» объединяет ряд разносистемных языков: тюркские, монгольские, арабский, иранские языки. В состав тюркских языков исследуемого периода входили: чувашский, башкирский, татарский (поволжско-татарский, касимовско-татарский), крымско-татарский, язык сибирских татар, ногайский, каракалпакский, караимский, кумыкский, карачаево-балкарский, туркменский, узбекский, уйгурский, турецкий, азербайджанский, якутский, тюркские языки Алтая (см.: [Эфендиева 1975; Баскаков 2006]).
С точки зрения установления происхождения (языка-источника) в составе выявленных восточных слов (около 800 лексем) преобладают тюркские заимствования (около 80 %): арба 'телега', армяк 'мужская верхняя одежда', атаман, аталык 'сановник у некоторых местных народов Сибири', байберек, доломан и др. Арабизмы составляют примерно 9 %: аба 'грубая шерстяная материя', азям 'мужская верхняя одежда', алафа 'жалованье', амир 'предводитель', атлас, киса 'карман', харч 'продукты'; фарсизмы (7 %): арбуз, бабр 'тигр', базар; монголизмы (3 %): алман 'налог, собираемый в пользу правителей местных народов Сибири', лама 'монах-священник', ланза 'титул в феодальной Монголии', малахай, мерин 'холощеный жеребец'; китайские заимствования (1%): чай, лан/лян 'единица веса'.
Для тюркских языков характерно значительное количество «интернационализмов» восточного мира: это арабизмы, в большинстве своем представляющие религиозную, научную терминологию, а также некоторое число заимствований из персидского языка (фарсизмы). Арабские и персидские заимствования в тюркских языках анализируются в работах Н.К. Дмитриева [Дмитриев 19626], А. Меметова [Меметов 1985], Э.Н. Федоровой [Федорова 2003] и др. Исследованию общевосточного лексического фонда, восходящего к восточным языкам (арабскому, иранским, тюркским), как специфического трансзонального культурного феномена в кавказских языках посвящена работа ученых Петрозаводского университета (см.: [Тарланов 2005]).
Таким образом, ориентализмы, восточные заимствования, восточные слова, восточные лексические элементы - это слова, заимствованные в русский язык из языков восточных или через их посредство; т.е. слова, имеющие в своей истории восточный этап (ср.: [Каримуллина 2007]).
Термин «заимствование» в исследовании понимается традиционно и обозначает как процесс усвоения принимающим языком некоего элемента языка дающего, так и сам этот элемент.
Этимологизация восточных лексических элементов имеет свою специфику, связанную с тем, что на протяжении всей своей истории русские (а раньше - восточные славяне) контактировали с различными тюркскими и другими восточными народами (арабами, персами) и русский язык пополнялся не из одного какого-либо источника, а из разных тюркских и других восточных языков. Явление многоконтактности характерно для языковой ситуации исследуемого периода, что создает определенные трудности в выявлении источника и прототипа восточного заимствования. Широкое понимание терминов «восточное заимствование», «ориентализм» и др. позволяет нам рассмотреть в работе лексические единицы, восточное происхождение которых принимается не всеми исследователями (например, книга, корабль, терем и др.)-
Мы солидарны с мнением ряда ученых, в трудах которых при определении источника заимствования учитываются обе стороны языкового знака - его форма и значение (см. работы Ю.С. Сорокина, Е.Э. Биржаковой, JI.A. Войновой, JI.JI. Кутиной, В.М. Аристовой и др.).
Под языком-источником в исследовании понимается язык, к исконному составу которого принадлежит слово в данном его значении.
При определении источника заимствования были использованы: 1) этимологические словари русского языка (М. Фасмера, А.Г. Преображенского, П.Я. Черных и др.) и русских диалектов (А.Е. Аникина); 2) историко- этимологические исследования и сведения из этимологических этюдов П. Мелиоранского, Ф.Е. Корша, Н.К. Дмитриева, Б.А. Ларина, В.И. Абаева, A.C. Львова, H.A. Баскакова, И.Г. Добродомова, Г.Ф. Одинцова, И.И. Назарова, А. Жаримбетова, Ф.П. Сороколетова, Д.С. Сетарова, Р.Г. Ахметьянова, K.P. Галиуллина, P.A. Юналеевой и др.; 3) русско- тюркские, тюркско-русские и другие двуязычные словари; 4) словарные материалы, отражающие лексику тюркских языков и диалектов, их этимологию («Словарь тюркских наречий» В.В. Радлова, «Словарь диалектов сибирских татар» Д.Г. Тумашевой, «Этимологический словарь тюркских языков» Э.В. Севортяна и др.).
Кроме того, учитывались материалы памятников языка-источника, о значимости которых в свое время писал И.И. Огиенко: «При определении источника заимствования для сравнения надо брать слово обязательно в его древнейшей, а не современной форме, и сравнивать должно с чужеземным словом также в его древнейшем виде» [Огиенко 1915: 24].
С целью уточнения источника заимствования были привлечены памятники древнетюркской и старотюркской письменности: 1) лексикографические материалы древних тюркских языков - словарь Махмуда Кашгарского «Дйван лугат-ат-турк» («Собрание тюркских языков») 1072¬1074 гг., «Древнетюркский словарь»; 2) филологические сочинения, например «Изысканный дар тюркскому языку (Грамматический трактат XIV века на
арабском языке)»; 3) издания, отражающие лексику отдельного или нескольких памятников, — «Лексика среднеазиатского тефсира XII - XIII вв.» А.К. Боровкова, «Староузбекский язык. Хорезмийские памятники XIV века» (в 2-х томах) Э.И. Фазылова и др.
Теоретическую основу исследования составили основные положения по проблемам взаимодействия языков, изложенные в классических и современных трудах таких отечественных и зарубежных ученых, как Е.Э. Биржакова, В.А. Богородицкий, А.И. Бодуэн де Куртенэ, С.К. Булич, У. Вайнрайх, Ж. Вандриес, Л.А. Войнова, Н.В. Габдреева, Н.И. Гайнуллина, Л.М. Грановская, И.Г. Добродомов, М.З. Закиев, Л.П. Крысин, Л.Л. Кутина, И.И. Огиенко, М.В. Орешкина, Э. Сепир, Б.А. Серебренников, А.И. Соболевский, Ю.С. Сорокин, З.К. Тарланов, А.Д. Эфендиева и др. Неоценимый вклад в изучение восточных заимствований в русском и других славянских языках внесли казанские лингвисты (Е.К. Бахмутова, И.И. Назаров, P.A. Юналеева, K.P. Галиуллин, Л.С. Бурганова, Л.К. Байрамова и ДР-)-
Для разработки проблематики исследования существенное значение имели классические и современные работы по истории русского литературного языка - В.В. Виноградова, Б.А. Ларина, В.В. Колесова, Ф.П. Филина, А.И. Горшкова и др.; по историческому словообразованию, фонологии и морфологии - В.М. Маркова, Э.А. Балалыкиной, Г.А. Николаева, A.A. Аминовой, З.П. Даниловой, Ю.С. Азарх, И.В. Ерофеевой, Е.М. Шептухиной, В.В. Колесова, В.И. Постоваловой, М.А. Пильгун и др.; по исторической лексикологии и семантике — М.М. Покровского, В.В. Виноградова, Ф.П. Филина, О.Н. Трубачева, Д.Н. Шмелева, Е.С. Копорской, О.С. Мжельской, Т.М. Николаевой, Ф.П. Сороколетова, Г.В. Судакова и др. В диссертации учтены общие и частные положения по проблемам исторической лексикографии, разработанные Л.В. Щербой, Ю.С. Сорокиным, Г.А. Богатовой, Л.Ю. Астахиной, Г.Я. Романовой, М.И. Чернышевой и др.
Методологическую базу исследования составляет комбинация ряда общенаучных (анализ, синтез, типологизация, обобщение, индукция, дедукция), общих и частных лингвистических методов. Главными общими лингвистическими методами стали системно-структурный и сравнительно- исторический методы. Под системно-структурным анализом традиционно понимается изучение языкового явления последовательно в соответствии с основными уровнями, выделяемыми в языковой системе. Центральным принципом системного подхода является принцип целостности, постулирующий «первичность» системы как целого над своими элементами (см.: [Садовский 1974]). При этом «свойства системы как целого не сводятся к сумме свойств элементов, составляющих систему, а определяются интегративными свойствами структуры системы, порождаемыми, в свою очередь, наличием специфических связей и отношений между элементами системы» [Постовалова 2006: 9].
При описании иноязычной лексики мы руководствуемся в первую очередь системно-семасиологическим подходом, который проявляется в первоочередном внимании к внутренней семантической структуре заимствований. A.A. Потебня, подчеркивая важность анализа семантики слова, писал: «В истории языка общего внимания заслуживает, конечно, исследование не звуковой наружности слов, которое при всей важности имеет лишь служебное значение, а мысленного содержания» [Потебня 1968: 5].
Материал нашего исследования продиктовал необходимость выдвижения на первый план лексико-семантического аспекта изучения иноязычных новаций. Слово как основная единица нашего исследования является уникальным показателем системных связей, на многообразие которых указывал Н.В. Крушевский: « ... слово связано двоякого рода узами: бесчисленными связями сходства со своими родичами по звукам, структуре или значению и столь же бесчисленными связями смежности с разными своими спутниками во всевозможных фразах; оно всегда член известных гнезд или систем слов и в то же время член известных рядов слов» [Крушевский 1883: 65-66].
Известно, что системные связи слов наиболее четко и полно выявляются в тексте, отражая закономерности функционирования лексем в языке определенного периода. Это определяет первостепенную роль контекстуального анализа, отмеченную Н.К. Дмитриевым: «... подвергающиеся нашему анализу тюркизмы должны быть изучаемы.только в контексте» [Дмитриев 1962: 507¬508].
Контекстуальный фактор, влияющий на условия употребления лексемы, представляет собой важный аспект в историко-лексикологичских исследованиях, так как контекст, будучи частью письменного текста, зависит от жанровой принадлежности источника, что является характерным и для памятников исследуемого периода. Жанровые особенности памятников, определяющие его стилистические признаки, могут быть отнесены к тому фактору, который не является собственно языковым, но который связан с языковыми характеристиками источника.
Жанровая принадлежность рассматривается исследователями (см.: [Н.Г. Михайловская, H.H. Амосова]) как одна из сторон речевой ситуации при использовании слова в контексте. В этой связи Б.А. Ларин совершенно справедливо подчеркивает: «Объектом лексикологии, строго говоря, является не слово, а тексты, в которых мы вычленяем искомое исследуемое слово и путем широкого сопоставления большого количества текстов изучаем те изменения, которые происходят в его знаковой («звуковой») и в его смысловой стороне» [Ларин 1977: 17].
Обоснованием необходимости совмещения методов синхронического и диахронического анализа материала и возможности их органического соединения стал принцип генетической объективности Бодуэна де Куртенэ, сформулированный им в виде трех положений. Первые два положения подчеркивают важность исторического подхода к оценке языковых фактов при анализе системы языка определенного исторического периода: «Положение 1-е. Данный язык родился не внезапно, а происходил постепенно, в течение многих веков: он представляет результат своеобразного развития в разные периоды. Периоды развития языка не сменялись поочередно, как один караульный другим, но каждый период создал что-нибудь новое, что при незаметном переходе составляет подкладку для дальнейшего развития... Положение 2-е. Механизм языка и вообще его строй и состав в данное время представляют результат всей предшествовавшей ему истории, всего предшествовавшего ему развития, и наоборот, этим механизмом в известное время обусловливается дальнейшее развитие языка» [Бодуэн де Куртенэ 1871: 25-26].
Исследование функционирования заимствованной лексики на широком текстовом материале осуществляется в рамках синхронного подхода, в отношении которого справедливо третье положение принципа генетической объективности Бодуэна де Куртенэ: «Положение 3-е. Крайне неуместно измерять строй языка в известное время категориями какого-нибудь предшествующего или последующего времени. Задача исследователя состоит в том, чтобы подробным рассмотрением языка в отдаленные периоды определить его состояние; сообразно с этими периодами, и только впоследствии показать, каким образом из такого-то и такого-то строя и состава предшествующего времени мог развиться такой-то и такой-то строй и состав времени последующего» [там же: 26]. Этот тезис подчеркивает важность применения синхронного метода при анализе единиц определенного хронологического среза.
Таким образом, настоящее исследование основывается на принципах системности и историзма. Организация и подача материала базируется на системно-структурном подходе, позволяющем проследить механизмы адаптации заимствований в подсистемах языка. Исторический подход пронизывает работу, давая возможность репрезентировать историю как отдельных, так и целых групп заимствованных слов. В.В. Виноградов подчеркивал, что открытие исторических закономерностей изменений форм и типов мышления «невозможно без изучения истории языка, и между прочим, истории слов и их значений» [Виноградов 1999: 6]. Анализ каждого конкретного слова в нашей работе состоит из его этимологической, хронологической, семантической характеристики и сферы употребления, причем дополнительные сведения из других периодов истории русского языка проясняют не только жизнь заимствованного слова в старорусском языке, но и его дальнейшие семантические изменения. В этом заключается своеобразие и сложность исследования.
Диссертационное исследование выполнено в духе традиций Казанской лингвистической школы, с учетом современных тенденций в развитии языкознания, характеризующихся отказом от исключительности того или иного общего метода, стремлением сочетать и комбинировать различные общие и частные лингвистические методы и подходы.
Диссертация представляет собой первый опыт описания процессов адаптации заимствованной лексики одного синхронного среза в динамическом аспекте с применением синхронического и диахронического анализа на широком материале текстовых и лексикографических источников XV - XVII вв. и данных русского языка нового и новейшего периодов.
Теоретическая значимость диссертации определяется ее вкладом в решение актуальных общелингвистических проблем, связанных с анализом механизмов адаптации заимствований как языкового процесса, имеющего общие закономерности, соотносимые с ментальным и языковым пространством, развитие которых обусловлено общественно-историческими факторами и соответствующими коммуникативными потребностями носителей языка. При этом процессы адаптации рассматриваются на фоне общего состояния языковой системы исследуемого периода и в связи с основными тенденциями, определяющими начало формирования национального русского литературного языка.
Практическая значимость исследования. Основные положения и материалы диссертационной работы могут найти практическое применение в лексикографической практике — при составлении словарей восточных заимствований русского языка; в языковедческой практике — учебных пособиях по лексикологии, этимологии, истории русского языка. Результаты исследования и наблюдения, приведенные в работе, могут быть использованы в вузовских курсах по исторической лексикологии, грамматике, фонетике, словообразованию, истории русского литературного языка, в спецкурсах по русско-тюркской контактологии, лингвографии, истории слов, лингвокультурологии и этнолингвистике.
На защиту выносятся следующие основные положения работы:
1. Восточные заимствования старорусского языка представляют собой довольно значительный пласт лексики исследуемого периода, практически сохранившийся в современном русском языке. Механизмы адаптации восточных заимствований эпохи Московского государства устанавливаются на фоне основных тенде

Список літератури

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, комплексное исследование процесса освоения восточных заимствований в русском языке XV—XVII вв. на материале разножанровых памятников письменности и лексикографических изданий позволило прийти к следующим выводам.
В результате анализа, базирующегося на детальном изучении заимствованной лексики в 150 разножанровых текстах и лексикографических источниках изучаемого периода, обнаружено около 800 заимствований восточного происхождения.
В состав проанализированного в работе заимствованного пласта лексем включено более 50 слов (дугень, изуфръ, имилдеш, калга, кафа, нурадин и др.), которые не указаны в существующих лексикографических источниках типа «Словаря тюркизмов русского языка» E.H. Шиповой. Некоторые восточные заимствования и производные от них, обнаруженные в исследованных разножанровых источниках русского языка XV — XVII вв. (арпа 'ячмень', инчи 'скатный жемчуг', дугень 'торговая лавка', киса 'сумка, мешок, котомка', курбан 'жертва', арбузец, казаченки, лалъный 'украшенный лалами', мечетный, намазный, натесемничек и др.), не зафиксированы в академическом «Словаре русского языка XI - XVII вв.».
Данные, полученные в процессе исследования, позволили уточнить хронологию вхождения ряда тюркских заимствований в русский язык, которая не совпадает с данными, приведенными в соответствующих статьях «Словаря русского языка XI - XVII вв.» (дербьгш — 1466-1472 гг. против 1551 г.; илым 'небольшой невод' — 1624 г. против 1650 г.; ишак — 1624 г. против 1670 г. и др.).
Семантическое освоение приводимых в работе лексем является одним из важных факторов адаптации иноязычной лексики в принимающем языке. Вместе с новыми реалиями, появившимися в жизни России исследуемого периода, проникали и новые слова, причем большая часть восточных заимствований вошла в русский язык без особого изменения исконной семантики. Это моносемичные заимствования, относящиеся к основному лексическому фонду (барсук, капкан, корсак, нефть и др.), а также экзотизмы (калым, кумыс, мечеть, мулла и др.). Однако в результате исследования выявлено, что ряд заимствованных слов претерпели в процессе адаптации разнообразные семантические преобразования, носящие в языке закономерный характер. Так, одним из видов трансформации лексического значения моносемичного заимствованного слова является сужение значения слова-этимона, при этом реализуется стремление к специализации значения восточного заимствования (ср. казан 'большой котел', каюк 'грузовое крытое судно', шептала 'сушеный абрикос').
Зафиксированы единичные случаи развития семантики слова на основе метонимических сдвигов в значении (то есть закономерных ассоциаций по смежности) на базе восточного слова-этимона. Этот процесс может быть отмечен как один из ведущих для заимствованных существительных конкретно-предметной семантики (азям, тулунбас). Формирование семантической структуры заимствования на русской почве происходит и в результате развития новых специальных значений, способствующих расширению сферы употребления синтагматических связей, которые приводят к формированию достаточно устойчивых словосочетаний, называющих те или иные предметы, прочно вошедшие в русский быт {амбар икряной, хлебный, чарочный и т. д.).
Одним из закономерных видов изменения значения восточного слова является и метафоризация, которая представлена реже, чем указанные явления метонимического характера. В языке исследуемых произведений Московской Руси процессы метафоризации хотя и редкие, но достаточно показательные, поскольку, как особое средство выразительности, именно метафора отражает глубину вхождения ориентального слова в лексическую систему русского языка представленного в работе периода. При этом метафорическое использование отдельных заимствований продолжает развиваться и функционировать в системе образных средств литературного русского языка нового и новейшего периодов.
В процессе взаимодействия восточных инноваций, дублирующих в том или ином отношении исконные лексические единицы, происходят следующие лексико-семантические процессы: семантическая дифференциация заимствования в языке-реципиенте по отношению к русскому эквиваленту (ср. толмач 'переводчик, посредничавший в беседе между русским человеком и иностранцем' наряду с исходным переводчик, сеунч 'радостная весть' наряду с весть), перестройка и стабилизация отношений в лексико- семантических группах в связи с появлением заимствованного слова- доминанты (лошадь, конь, кляча, кобыла, мерин), а отсюда и возникновение новых синонимических рядов.
Тематический диапазон восточных слов в русском языке XV - XVII вв. был достаточно широк и охватывал самые разнообразные сферы общественной и частной жизни: от различных наименований государственного устройства до хозяйственной терминологии. При этом, с точки зрения предметно-тематического содержания, основную массу интересующих нас лексем составляют заимствования с конкретно- предметным значением при незначительном количестве абстрактной лексики.
Заимствованные лексемы, проанализированные в работе, существенно пополнили состав ряда функциональных сфер русской лексической системы: судоходства — будар, каюк метрологии — аргиин, косяк; военно-политической терминологии — аманат 'заложник', ясырь 'пленный'; дипломатии - толмач 'переводчик'; торговли - безмен и др. Вхождение восточных слов в различные тематические и лексико-семантические группы русского языка исследуемого периода способствовало стабилизации отношений между отдельными элементами приведенных групп.
Употребление восточных слов в составе устойчивых словосочетаний является показателем стабильного положения заимствования в лексическом составе русского языка. В исследуемом материале наиболее частотны атрибутивные словосочетания с базовой заимствованной лексемой, служащие неоднословными наименованиями различных понятий и реалий, существующих в русской жизни периода Московской Руси. На основании детального изучения представленного в работе лексического материала следует, что восточные заимствования в составе фразеологических единиц в исследуемых текстах — довольно редкое явление. Это прежде всего полностью обрусевшие иноязычные слова, к числу которых можно отнести, например, наименования денежных единиц — алтын, деньга, пул и др.
Анализ процессов фонетико-графического и морфологического освоения восточных слов, пришедших в русский ЯЗЬ1К в XV - XVII вв., позволил определить степень формальной и грамматической адаптации заимствований, выявить определенные закономерности их функционирования в привлекаемых к исследованию текстах. Сложность и неоднозначность фонетического освоения восточных слов связана с устным характером их проникновения в древнерусский и старорусский язык, что в той или иной степени осложняет проблемы установления их общей характеристики в языке- источнике и языке-посреднике.
В процессе формальной адаптации заимствования подвергаются сложным процессам фонетического и морфологического варьирования. На определенном этапе процесса заимствования и, соответственно, функционирования того или фонетико-графического варианта чужеродного слова могут действовать факторы, обусловленные типологическими особенностями фонетической системы языка-источника. При этом необходимо учитывать причины, связанные с фонологическими особенностями не только языка-источника, но и заимствующего языка.
Используемый фактографический материал памятников дает возможность описать дифференцирующие особенности вокалической и консонантной системы тюркских языков и их отражение в восприятии русскоязычных носителей, проследить включение лексем в фонетические трансформации системы русского языка, связанные с развитием аканья, еканья и южнорусского яканья, отвердением шипящих и оглушением конечных звонких согласных. В этой связи представляется весьма аргументированным предположение, связанное с дифференциацией на уровне звуковой системы понятий «своя» и «чужая» лексема (чемодан, чердак — с отражением русского еканья; чадра, чалма - с сохранением сингармонизма).
В целом фонетико-графическое варьирование, будучи закономерным процессом, является показателем активного освоения восточного слова на чужой почве. В результате прочного вхождения заимствованного слова в язык-реципиент происходит утрата вариантов, свидетельствующих о сложности самого процесса заимствования, и, как правило, сохранение одного из них.
Материалы исследуемых источников позволили прийти к интересным выводам, связанным с грамматической адаптацией восточных заимствований в языке старорусского периода, и установить некоторые закономерности приобретения иноязычными заимствованиями грамматических показателей собственно русских слов, к числу которых необходимо отнести категории рода и числа, а также формы падежного словоизменения, что выразительно характеризует особенности функционирования соответствующих форм уже в русском языке исследуемого периода.
В результате изучения лексического состава различных в жанровом отношении памятников письменности XV — XVII вв. были детально рассмотрены словообразовательные возможности восточных заимствований. При этом особое внимание уделено разной степени словообразовательной активности ориентализмов, обусловленной как своеобразием самих заимствованных лексем, так и адаптационными возможностями языка- реципиента.
Доказано, что изучение словообразовательных цепочек, или рядов, создает прочную основу для определения степени словообразовательной освоенности иноязычного слова. Продуктивность и активность того или иного словообразовательного ряда стала также показателем освоенности восточных заимствований в русском языке исследуемого периода. Исходным словом, формирующим в исследуемых текстах словообразовательные ряды, являются заимствованные существительные, что предопределило качество производных в составе указанных рядов, представленных прежде всего отсубстантивными дериватами (существительными, прилагательными и - реже - вербальными производными), образованными в подавляющем большинстве суффиксальным способом.
Изучение словообразовательных гнезд как совокупностей производных лексических единиц приобретает особую значимость в определении сущности процесса адаптации заимствований. Как свидетельствуют языковые данные, на базе мотивирующих иноязычных основ восточного происхождения создаются преимущественно одноступенчатые, реже двух- и трехступенчатые словообразовательные гнезда.
В результате исследования установлено, что двухступенчатые и трехступенчатые словообразовательные гнезда характеризуются большей лексической разветвленностью и морфологическим разнообразием. Вершиной таких словообразовательных гнезд являются заимствования, имеющие длительную историю существования в русском языке и называющие предметы, явления и реалии, ставшие неотъемлемыми атрибутами различных сфер жизни русских людей (алмаз, алтын, барыш, брага, кабала, колпак, харч и др.). Однако основная часть представленных в исследовании словообразовательных гнезд характеризуется минимальным объемом, состоящим из двух слов (микрогнезда). Наибольшим количеством лексем отличаются двухступенчатые и трехступенчатые гнезда с исходными заимствованиями, в составе которых насчитывается до двенадцати производных.
Проведенный в работе анализ позволил представить довольно сложную и многообразную картину функционирования восточных заимствований на основе изучения и детального рассмотрения разножанрового материала русской письменности XV - XVII вв. При этом прослеживается четкая закономерность между объективно обусловленным уровнем функциональной активности и степенью проникновения ориентализмов в различные жанры русских письменных источников. Дана характеристика функционирования восточных слов в различных жанрах русской письменности XV - XVII вв., установлен круг как функционально активных, так ограниченных в функциональном отношении заимствованных лексем.
Впервые в лексикографической практике по результатам исследования предложены основные принципы составления Словаря восточных заимствований XV - XVII вв. Словарь включает около 1600 лексем (заимствования и образованные от них производные номинации) и свыше 350 отсылочных слов. В Словаре зафиксированы как слова, сохранившиеся в языке до наших дней (амбар, бахрома, казна, казначей, нефть, очаг), так и утраченные языком заимствования, пополнившие его пассивный словарный состав (алафа, алман, бехтерец, куяк, тохтуй).
В работе определена концепция Словаря восточных заимствований, предложена структура словарной статьи, представлен фрагмент подобного словаря. Историко-культурная ценность приведенного лексикографического источника обусловлена его возможностями продемонстрировать динамику и особенности функционирования значительного пласта русской лексики XV - XVII вв. - ее восточного фонда.
Наблюдение над освоением восточной лексики на материале разножанровых текстовых и лексикографических источников такого важного периода в развитии русского языка, как XV - XVII вв., показало продуктивность системного подхода к изучению данной проблемы: синхронное описание исследуемого материала неразрывно связано с диахроническим рассмотрением, отражающим всю сложность и взаимосвязь процессов адаптации заимствований в лексической системе русского языка.
Исследование отчетливо продемонстрировало настоятельную необходимость дальнейшей разработки проблематики освоения заимствований, вопросов теории и методологии языковых контактов в тот или иной период функционирования русского языка, в результате которых появлялись иноязычные новации как средство обогащения его лексического фонда, к сожалению, пока ещё недостаточно изученного применительно к эпохе Московского государства, одного из важнейших этапов развития национального русского литературного языка.