Гайворонская Людмила Васильевна. Семантика календаря в художественном мире Пушкина

Короткий опис

Гайворонская Людмила Васильевна. Семантика календаря в художественном мире Пушкина : 10.01.01 Гайворонская, Людмила Васильевна Семантика календаря в художественном мире Пушкина (дни недели, времена года) : дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01 Воронеж, 2006 242 с. РГБ ОД, 61:07-10/307

Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования
Воронежский государственный университет

На правах рукописи
Гайворонская Людмила Васильевна
Семантика календаря в художественном мире Пушкина (дни недели, времена года)
Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Специальность 10.01.01 - русская литература
Научный руководитель док. филол. наук, профессор Фаустов Андрей Анатольевич
Воронеж 2006 
СОДЕРЖАНИЕ
Введение 3
Глава I. Дни недели 10
1.1. Понедельник 14
I. 2. Пятница-судьба 19
I. 3. Дни недели, втянутые в смысловое поле пятницы
(четверг, воскресенье) 31
I. 4. Суббота 44
Глава II. Времена года 60
II. 1. «Ох, лето красное! любил бы я тебя...» 60
II. 2. «Уж небо осенью дышало...» 88
II. 3. «И рады мы проказам матушки зимы...» 128
II. 4. «Так в землю падшее зерно весны огнем оживлено...» 174
Заключение 212
Список использованной литературы 220
з
ВВЕДЕНИЕ
Время и пространство образуют структуру мироздания. Такая же фун-даментальная роль принадлежит им в художественном мире, более того, они во многом раскрывают и индивидуальный облик писателей - творцов этого мира. Поэтому ученых-филологов в последние полстолетия особенно занимают во¬просы о формах и способах конструирования пространства и времени творче¬ским сознанием («хронотоп» М.М. Бахтина, понимание текста как пространства у В.Н. Топорова и др.). Однако отношения между этими составляющими не¬равноправны изначально. Пространство находится в «подчинении» у времени: с действием времени связаны метаморфозы пространства, через идею времени может быть объяснено и сюжетное движение. И если говорить о художествен¬ном моделировании времени, то в этой перспективе особенно интересно твор¬чество А.С. Пушкина.
Литературоведы описывали «пушкинское» время в двух основных ас¬пектах.
Во-первых, это работы, посвященные художественной онтологии и по¬этике времени в пушкинском творчестве. Среди них можно назвать, к примеру, наблюдения В.А. Грехнева над трансформацией у Пушкина элегического вре¬мени или размышления Е.М. Таборисской над сложным соотношением в пуш¬кинской лирике истории, биографии поколения и воображаемой автобиографии поэта. Среди зарубежных исследований отметим работу С. Евдокимовой, по¬строенную на принципе комплементарности исторического факта и мифа (вы¬мысла) .
Во-вторых, это работы, напрямую связанные с изучением пушкинского календаря. Поводом для подобных разысканий стало знаменитое 17-е примеча¬ние к роману «Евгений Онегин» о том, что в нем «время расчислено по кален¬дарю». И целый ряд пушкинистов (от Г.А. Гуковского до С. Шварцбанда) и,
особенно, комментаторов «Онегина» (таких, как В.В. Набоков, Ю.М. Лотман, А.Е. Тархов) занимался уяснением внутренней хронологии романа и ее соотне¬сением с историческим временем, предлагая при этом различные, иногда взаи¬моисключающие версии понимания «календаря».
Наличие такого рода несоответствий и противоречий заставило некото¬рых пушкинистов усомниться в самой постановке проблемы, что категорически было резюмировано B.C. Баевским: «Время романа - не столько историческое, сколько культурно-историческое, вопросы же хронологии оказываются на пе¬риферии художественного зрения поэта» . И за последние два десятилетия бы¬ло предложено несколько таких альтернативных - «антихронологических» (или, вернее, «метахронологических») - подходов к пониманию календаря и «Онегина», и некоторых других пушкинских произведений. Сошлемся, к при¬меру, на работу В.А. Кошелева, в которой организация времени в романе рас¬сматривается в проекции на канву православного календаря , на заметку Д.Н. Медриша, в которой показывается отражение в пушкинском творчестве фольклорных примет временного цикла , или - на статью Н. Кондратьевой- Мейксон, в которой анализируются несовпадения между пейзажами и датиров¬ками в «Капитанской дочке» и выявляется смысловая логика таких несовпаде¬ний.
В русле этого иного подхода отдельно нужно упомянуть об исследова¬нии А.И. Иваницким историософских и инициационных смыслов зимы в цикле пушкинских произведений и о работе А.А. Фаустова, в которой были раскры¬ты пятничные смыслы поэмы «Домик в Коломне» на фоне пушкинского твор¬чества в целом.
Наконец, нужно сослаться на целую серию изысканий, посвященных ис-следованию в различных пушкинских произведениях святочных мотивов - прежде всего в «Онегине» (в связи с анализом сна Татьяны), а также в «Повес¬тях Белкина» и в «Домике в Коломне» (работы Е.С. Хаева, И.Л. Поповой и др.).
В заключение краткого обзора литературы подчеркнем, что в настоящем исследовании обращаемся к ценным наблюдениям из ученых трудов, в которых время не является предметом изучения.
Настоящее диссертационное исследование, отталкиваясь от подобного - «метахронологического» - взгляда на календарь, в качестве главной своей цели выдвигает определение семантического статуса дней недели и времен года в художественном мире Пушкина. Соответственно, из поля внимания исключа¬ются временные пометы, носящие сугубо «историко-биографический» харак¬тер. Для нас будут важны только те из них, чье значение реализуется в сюжет¬ном строе, в сети постоянных мотивов и символов, в системе лексико¬тематических комплексов, из которых в сумме и складывается авторская «ми¬фология» дней недели и времен года. (В толковании ее следуем за классической работой P.O. Якобсона о статуе в пушкинской «поэтической мифологии», ха¬рактеризуемой так: «В многообразной символике поэтического произведения мы обнаруживаем постоянные, организующие, цементирующие элементы, яв¬ляющиеся носителями единства в многочисленных произведениях поэта, эле¬менты, накладывающие на эти произведения печать поэтической лично¬сти...». ) Разумеется, таким образом реконструируемый календарь - не всегда исключительно собственное достояние Пушкина. Мы сможем наблюдать нало¬жение на пушкинские смыслы фольклорной и христианской «концептосфер», общеевропейских литературных и культурных моделей.
Достижение указанной цели предполагает решение следующих основ¬ных задач:
1) составить возможно более полный каталог эксплицитных и импли¬цитных указаний на дни недели и времена года в художественных произведениях Пушкина;
2) выявить семантику дней недели и обнаружить закономерности в их упоминаниях Пушкиным;
3) вскрыть семантику времен года в пушкинском творчестве;
4) определить индивидуальные границы пушкинских времен года и со¬отнести их семантические модели с соответствующими календарны¬ми праздниками;
5) проследить биографическую динамику образно-смысловых ореолов пушкинских дней недели и времен года;
6) опосредованно через исследование времен года по-новому устано¬вить хронологию повестей «Дубровский», «Капитанская дочка», от¬части - романа «Евгений Онегин».
Актуальность диссертации обусловлена все возрастающим интересом к механизмам художественного конструирования времени, а также - к «автор¬скому поведению» художника (термин А.А. Фаустова).
Научная новизна исследования заключается в том, что изучение кален¬даря осуществляется в нем с новых позиций и на материале всего художествен¬ного творчества Пушкина. Более того, в предлагаемой диссертации принцип синтетизма распространяется отчасти и на биографические аспекты «авторско¬го поведения» Пушкина.
Объектом и материалом работы являются прежде всего художествен¬ные произведения Пушкина; по мере необходимости в ходе анализа мы обра¬щаемся и к «нетворческому» наследию поэта (письма, исторические и литера¬турно-публицистические сочинения и др.). Предметом исследования выступает семантика дней недели и времен года в художественном мире Пушкина.
Методологической базой работы послужили философские, литературо-ведческие, фольклорно-этнографические и др. разыскания таких ученых, как Д.К. Зеленин, А.Ф. Лосев, М.М. Бахтин, P.O. Якобсон, В.Н. Топоров,
Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, Т.М. Николаева, В. Шмид, Н.И. Толстой, С.М. Толстая и др.
Теоретическая значимость диссертации заключается в анализе на ма¬териале пушкинского творчества таких ключевых категорий, как художествен¬ное время и художественный кадендарь.
Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты мо¬гут быть применены в разработке вузовского курса истории русской литерату¬ры XIX века и в чтении спецкурсов по творчеству А.С. Пушкина. Наблюдения и выводы диссертации могут быть использованы в дальнейших исследованиях семантики пушкинского календаря и авторского календаря в творчестве других писателей.
Апробация работы. Диссертация обсуждена на кафедре русской лите¬ратуры Воронежского государственного университета. Ее основные положения докладывались на региональной научных конференциях «Художественная ан¬тропология и авторское начало в русской и мировой литературе» (Воронеж, 2005), «Современность русской и мировой классики» (Воронеж, 2006), на еже¬годных научных сессий филологического факультета ВГУ в 2004 - 2006 гг. По теме диссертации опубликовано 6 работ.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Семантическое наполнение времени в художественном мире Пушки¬на выстраивается по двум осям - творчества и судьбы, сходящимся в точке смерти.
2. Поворотный этап творческой эволюции Пушкина - обращение в ху-дожественных текстах к фиксации мелких временных единиц (дни недели, даты) - связан, в первую очередь, с раздумьями поэта над от¬ношениями человека и судьбы в 1827 - 1830 гг. и особенно - накану¬не перемены семейного статуса.
3. Ключевыми днями недели у Пушкина являются суббота и пятница, биографически находящиеся в отношении дополнительного распре¬деления: водоразделом между их эксплицитными упоминаниями вы¬ступает 1830 г.
4. Идея судьбы у Пушкина, календарно реализуясь в семантических мо¬делях лета, зимы, пятницы (и подчиненных ей дней недели - чет¬верга и воскресенья), опирается на фольклорное основание, а в позд¬нем творчестве вырастает до смыслового регистра Промысла.
5. Лето и зима в пушкинских текстах задают противоположные векто¬ры развития любовных сюжетов: разрешение летных коллизий ги¬бельно и предстает ловушкой судьбы, динамическое развертывание коллизий зимних ведет к обретению суженых по воле Провидения.
6. Идея творчества у Пушкина имеет религиозно-онтологические кон¬нотации, ветхозаветный план которых - покой - проявляется в семан¬тике субботы, отчасти - зимы и осени (поэтические сны), а новоза¬ветный план -уединение и вдохновение - в семантике осени.
7. Весна и осень ассоциируются в пушкинском мире с преодолением смерти. При этом с осенью - пространством памяти и культуры - пе¬ресекается весна в том ее «античном» изводе, который воплощен в ранней лирике Пушкина. В период же зрелого творчества весеннее смертное томленье ищет утешения в ценностях христианских.
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, За¬ключения, списка использованной литературы. Библиография насчитывает 247 наименований. Общий объем диссертации составляет ZAZ і страницы.
Добавим, что обе главы имеют несколько разделов, посвященных опре-деленным отрезкам времени: глава I включает четыре раздела (о понедельнике, пятнице-судьбе, четверге и воскресенье, субботе); глава II - четыре раздела об отдельных временах года (о лете, осени, зиме, весне). Поскольку дни недели у Пушкина обладают невысокой частотностью, все их контексты приводятся в начале главы I. Напротив, упоминания времен года в пушкинских текстах мно¬гочисленны, поэтому соответствующие им контексты даются в начале каждого из разделов.
Времена года как более крупные части годового цикла вбирают в себя мелкие единицы: «универсальные» дни недели и «неуниверсальные» месяцы, в свою очередь, поглощающие даты. «Неуниверсальный» характер месяцев у Пушкина кроется, по всей видимости, в психологии восприятия человеком ка¬лендарного времени. Хотя месяцы и образуют годовой круг, но - в его рамках - не повторяются; в силу этого им присуща большая дискретность и ориентиро¬ванность на конкретику линейного - исторического - времени.
Что касается взаимодействия семантики времен года и месяцев, заметим, что в каждом случае необходимо иметь в виду пушкинские акценты: месяц или время года, или их смысловое совмещение (например, Рождество / Святки - это зима, а не декабрь, но Покров - это и октябрь, и осень). О влиянии церковных праздников на мифологию пушкинского календаря можно с уверенностью ска¬зать, что чаще всего (как это свойственно и фольклорной модели мира) семан¬тика праздника является доминантной для времени года и тем самым как бы стирает семантику месяца.
При изучении пушкинского творчества особую трудность представляют произведения, в которых встречаются разноуровневые календарные маркиров¬ки. Как правило, однако, в подобных произведениях доминирует все же тот или иной календарный элемент (время года, месяц, день недели и т.д.), и потому «крупным планом» рассматриваются они в соответствующей этому элементу главе диссертации. К примеру, «Барышня-крестьянка», где господствуют пят¬ница и осень, - в главе о днях недели.
И последняя оговорка. Поскольку нас интересует авторская мифология календаря, мы не включаем в каталоги все пушкинские пометы дней недели, времен года, месяцев. Однако при обнаружении семантических сближений счи¬таем возможным и даже необходимым приводить примеры из нехудожествен¬ных текстов Пушкина (писем, дневников и т. д.).

Список літератури

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Главный смысл, которым Пушкин наделяет понятие календарь в извест¬ной заметке «<0 втором томе «истории русского народа»> Полевого» (1830), - 'расчисленностъ': «Не говорите: иначе нельзя было быть. Коли было бы это правда, то историк был бы астроном, и события жизни человеч.<ества> были бы предсказаны в календарях, как и затмения солнечные. Но провидение не ал¬гебра...» [XI, 127]. Еще раз о «расчисленности» календаря Пушкин выскажется в знаменитом 17 примечании к «Евгению Онегину»: «...время расчислено по календарю» [VI, 193]. Причем эта фраза появится лишь в издании романа в 1833 году. Кроме того, в этом же году Пушкин резюмирует свое представление о временах года в стихотворении «Осень». И если в нем время не расчислено и не предсказано, то, по крайней мере, расписано (= ‘разрисовано’). Несомненно одно: в 1830-х годах календарь становится для Пушкина предметом особой рефлексии.
Как показало диссертационное исследование, семантическое наполнение времени в творчестве Пушкина выстроено по двум осям - творчества и судь¬бы, сходящимся в точке смерти, а вернее, проверяющимся ее присутствием. Все пушкинские коллизии распределяются по соотношениям личности и судь¬бы, поэта и творчества, поэта и судьбы. Эти основные доминанты в творче¬ском сознании Пушкина главным образом связаны с семантикой времен года, которая начала складываться уже с первых поэтических опытов.
Так, семантическим эквивалентом судьбы у Пушкина выступает зима, метафорически сближенная с жизнью по семе ‘холод’. Эти смыслы проявляют¬ся в стихотворениях о зимнем пути: их постоянный сердечный мотив «родом» из пустой и хладной жизни, однообразие которой преодолевает любовь («Лю¬бовь одна - веселье жизни хладной, Любовь одна - мучение cepdeif» [I, 166]
(1815) ). Более того, этот мотив определяет любовный /матримониальный ко¬лорит зимы у Пушкина. Если стихотворения «зимнего» цикла являются семан¬тическими ключами к остальным произведениям с упоминанием зимы, то про¬заические произведения представляют событийную канву зимы, зимний путь к обретению суженых («Мятель», «Станционный смотритель», «Капитанская дочка»).
Со стороны судьбы Пушкин предполагает самые невероятные казусы (случай), которые невозможно предугадать, и в этом смысле зима часто прока¬зит, что в целом объясняется святочными коннотациями этого времени у Пуш¬кина. Почти все зимние интриги пушкинских текстов («Евгений Онегин», «Царь Салтан», «<Арап Петра Великого>», «Мятель», «Станционный смотри¬тель», «Домик в Коломне» и «Пиковая дама») так или иначе приурочены к Святкам и представлены в подсветке святочных смыслов - судьбы, соединяю¬щей и разделяющей. Имеющий фольклорное основание, смысл зимы-судьбы (всякое таинственное, вещее и матримониальное, что привязано к Святкам) у Пушкина вырастает до уровня Промысла.
Лето (на которое приходится меньшее число упоминаний в пушкинских текстах) задает противоположный зиме семантический разворот судьбы. Одна¬ко вопреки динамическому развертыванию зимних любовных коллизий разре¬шение летних предстает ловушкой судьбы - гибелью и холодным русалочьим инобытием = псевдожизнью героини (пьеса «Русалка» (1829-1832) и баллада «Яныш Королевич» (1833-1834)). Летняя любовь - губительное искушение для души, ведущее к измене своей избраннице, обету, судьбе, а потому губит душу (эта «архисема» лежит в основании всех летних событий в пушкинских текстах).
Семантика лета связана с так называемым «русалочьим текстом». Тек¬сты о русалках («Русалка» (1819); «Как счастлив я, когда могу покинуть» (1826); пьеса «Русалка» (1829-1832); баллада «Яныш Королевич» (1833-1834)) образуют плотное семантическое ядро лета и отбрасывают тени-мотивы на ос¬тальные произведения с пометами событий летом («Кавказский пленник» (1820-1821); «Каменный гость» (1830); протекающий на фоне всех времен года «Евгений Онегин» (1823-1830); «Дубровский» (1833)).
В семантической зоне пушкинского лета выделяется lokus дубрав у во¬ды, в котором и происходят встречи с русалками (вообще любовные свидания), а главное - совершается поэтический побег (реализация идеи творчества). Си¬туация любовного искушения у воды в «русалочьих» текстах инспирирована неким «томным духом», Лукавым.
Осенние тексты Пушкина расположены в большей степени по вектору творчества. Семантическим стержнем осеннего вдохновения являются «19 ок¬тября» («Роняет лес багряный свой убор») (1825), отрывок <«Не смотря на ве¬ликие преимущества, коими пользуются стихотворцы»> (1830-1832), «Осень» (1833) и повесть «Египетские ночи» (1835). Особым статусом в текстах Пушки¬на наделено одухотворяющее дыханье осени, которое придает миру пустын¬ность, столь любезную поэтам. Осеннее поэтическое вдохновение нуждается в уединении, которое выглядит почти затвором (в келье).
Однако в ранних текстах (при наличии поэтических смыслов) представ¬ляется иной смысл осени - память, которому иногда созвучна тема неизбыв¬ной вины («Осгар» (1814), «Романс» («Под вечер осенью ненастной...») (1814), поэма «Братья-разбойники» (1821-1822) и др.). Мотив раскаяния получит раз¬витие и в зрелых произведениях Пушкина (приближает историю «Станционно¬го смотрителя» (1830) к жанру притчи и пр.).
Пушкинский поэт хранит память («бард старый» - певеьі веков минув¬ших в стихотворении «Осгар» (1814); это право поэта на память в высшей сте¬пени характерно для зрелых произведений о поэтическом творчестве). По большому счету осень - пространство памяти и поэзии (а в целом - культу¬ры), которые «противостоят» смерти. Это своего рода реализация отношения поэта и судьбы, которое Пушкин обозначил в раннем «Послании к Юдину» (1815): «судьбы всемощнее поэт». Однако трагическая тональность поздних произведений Пушкина показывает, что событиями управляет судьба («Мед¬ный всадник» и «Дубровский» (1833)). Герои могут только подыграть ей в слу¬чае ее благоволения, и не без помощи автора-поэта («Капитанская дочка» (1836)).
Основной смысл осени - память - реализуется на сюжетном уровне в произведениях, построенных по принципу календаря: в «Истории села Горю- хина», в поэме «Медный всадник» и в повестях «Дубровский» и «Капитанская дочка» (действие этих произведений начинается и активизируется / завершается осенью).
Семантика весны в большей степени связана с идеей преодоления смер¬ти: пушкинские болезненное томленье и тоска при наступлении «реальной» весны связаны с осознанием собственной смерти. На долю нелюбимого време¬ни года приходится самое большое число эксплицитных упоминаний.
Элегическая златая весна-юность ранней лирики представляет некое идеальное время - миф о сверхкратком золотом прошлом, которое раскраши¬вается в памяти «всеми красками воображения». В ранней лирике Пушкина размыт и максимально обобщен комплекс «событий» золотой весны (друже¬ские пиры, любовные переживания и т. п.), а ее эмоциональный настрой радо¬сти, эпикурейства восходит к культуре античности.
Лексико-тематический комплекс мифологической весны Пушкин осоз¬нанно обыграет в событиях календарной весны («Евгений Онегин», «Повести Белкина» и др.). В зрелых произведениях («Евгений Онегин» (1830), поэма «Медный всадник» (1833), отрывок «<Марья Шонинг>» (1834 - 1835) и др.) однозначно просматривается и собственная пушкинская семантика весны - бо¬лезнь и смерть-могила, которые состоят в семантическом родстве с ветхоза¬ветными и новозаветными образами пшеничного поля.
С преодолением смертного томленья связано обращение Пушкина в лирическом цикле 1836 года к событию Распятия на Кресте, стоящему в Вечно¬сти. В позднем творчестве античный вектор в семантике весны, связанный с зо¬лотым сиянием Аполлона, получит направленность в чистую эстетику, тогда как смертная тоска находит выход в ценностях христианских.
Семантические модели времен года взаимодействуют друг с другом. Весна и осень ассоциируются в пушкинском мире с преодолением смерти. При этом с осенью - пространством памяти и культуры - пересекается весна в том ее «античном» изводе, который воплощен в ранней лирике Пушкина. Осень и зима встречаются в пространстве творческого сна, а иногда взаимосвязаны в развертывании любовной интриги по общему основанию судьбы.
Проделанный анализ позволяет также предположить, что семантика ме¬сяцев у Пушкина не равна семантике времен года (хотя они могут и совпадать: июль тождественен лету, а октябрь - осени). В большей степени смыслы меся¬цев и дат в творчестве Пушкина соотносятся с культурно-биографическим фо¬ном , и этому следовало бы посвятить отдельную работу.
Поворотный этап творческой эволюции Пушкина - обращение к упоми¬наниям мелких временных единиц в художественных текстах (дни недели, да¬ты) - связан, в первую очередь, с раздумьями поэта над отношениями человека и рока в 1827-1830 гг. и особенно - с переживаниями личного характера нака¬нуне перемены семейного статуса в кризисной обстановке бушующей эпиде¬мии. Но и в немногочисленных упоминаниях дней недели четко прослеживают¬ся те же семантические доминанты.
В авторской модели дней недели четверг и воскресенье не обладают собственным смыслом (в особенности - четверг, который - канун пятницы в «Станционном смотрителе», и в «Домике в Коломне»), Пушкин «назначает» воскресенье днём развязки пятничных интриг или определённого поворота в судьбах героев («Домик в Коломне», «Станционный смотритель», отчасти - «Выстрел» и «Медный всадник»). Так, четверг и воскресенье в авторской сис¬теме смыслов втянуты в семантическое поле пятницы и являются весьма ус-ловными границами временного пространства, где беспрецедентно царское ме¬сто занимает пятница.
Пушкин «отказывается» от значимой в фольклорной традиции среды (народные легенды о персонифицированной среде во многом дублируют пят¬ничные). Наименее маркированный в фольклоре вторник наделён биографиче¬скими чертами в пушкинской системе смыслов: «мелькнувший» в «Путешест¬вии в Арзрум» вторник как день посещения в Тифлисе турецких бань во время чумы имеет своеобразный отзвук в отрывке «<Марья Шонинг>» как день уси¬ления болезни. Выделять в редком для Пушкина вторнике мотив «болезни» было бы неправомерно, поскольку с ним (вторником) «соперничает» абсолют¬ная в пушкинской мифологии пятница (так, в «Станционном смотрителе» мнимая, но выделенная автором болезнь Минского приходится на пятницу).
Определяющей семой понедельника в фольклорной традиции выступает посвящение этого дня царству мертвых, душам умерших, которые восприни¬мались нечистыми духами, ведьмами. В связи с этим гадание, мыслимое как контактирование с душами умерших, устойчиво входит в смысловое поле понедельника (к примеру, в «Царе Никите...»). А в литературном преломлении оно (гадание) выглядит как размышление поэта-философа о тайнах жизни и смерти (о будущем), осуществляемое также через контакт с символизирующим смерть (и царство мертвых) черепом (прахом) («Послание Дельвигу»). Услов¬ное общение элегического поэта Ленского с мифологическим царством мерт¬вых, отделяемым Летой, качественно меняется в день дуэли, которая и состоя¬лась в понедельник.
Для пушкинского сознания (в упоминаниях дней недели) характерна возрастающая частотность и семантическая нагруженность дней, завершающих неделю. О психологии восприятия времени писалось много, особенно - о вос¬приятии циклических отрезков, к каким относится век, год, неделя. По мысли М. Элиаде, любой цикл времени имеет фазы: начальная - «сотворение мира», срединная - «существование» и конечная - «возвращение к хаосу». Отсюда - неизбежность апокалиптических настроений в конце века, отсюда - неизбежно высокая смысловая нагруженность конечной фазы цикла: время воспринимает¬ся как благоприятное / неблагоприятное, сильное / слабое и т. д.19э Подобный смысловой сдвиг в сторону конечных дней недели наблюдается и у Пушкина.
В авторской мифологии дней недели пятница и суббота представляют собой действительно мифы, которые, однако, не во всём являются собствен-
|<ъ см. Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. - М., 1999,- С. 370; Байбурин А.К. Ритуал в тради¬ционной культуре: Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. - С. 123-124.
ным достоянием Пушкина. Определяющий смысл пушкинской субботы - соб¬рание - отражает фольклорную и ставшую потом литературной легенду о ша¬баше ведьм, возникшую под влиянием Иудейской субботы. Мотивы религиоз¬но-онтологического смысла субботы - покоя Господня в произведениях Пуш¬кина сопряжены с темой ТВОРЧЕСТВА («покой и воля»), к которой примы¬кают литературные занятия (и собрания) пушкинских героев.
Семантический регистр пятницы наиболее разнообразен и богат в ав¬торской мифологии дней недели. Фольклорные мотивы пятницы составляют канву произведений, близких классическому святочному рассказу («Барышня- крестьянка», «Домик в Коломне», под определённым углом - «Станционный смотритель»). Собственно пушкинское (и главное!) в авторской мифологии пятницы - понятие СУДЬБА, которая соединяет и разделяет, наказывает и ми¬лует, судит и казнит. Этимология слова «судьба» определяет в поздних пуш¬кинских произведениях пятницу как день суда, казни и смерти. Занимающая главенствующее положение в иерархии дней недели, пятница проявляет абсо¬лютный тотальный характер в пушкинских текстах: пятница замещает любой день недели. Частая для позднего творчества Пушкина ситуация казни в пят¬ницу связана и с памятью о пятничной казни Христа в христианской культуре. Именно к позднему творческому периоду Пушкина относится замысел сюжета «Об Иисусе»196.
Смыслы «ветхозаветной» субботы (собрание-шабаш в тематической зоне Онегина и «покой/воля» в тематической зоне Татьяны) организуют сюжет «Евгения Онегина», составившего целую эпоху в творчестве Пушкина (десяти¬летие).
Возможно, на столь длительный период субботних смыслов в творчест¬ве Пушкина, организующих структуру «Евгения Онегина», повлияли и «био¬графические субботы»: помимо шабашей «Зелёной лампы» это и творчески утончённые литературные вечера В. А. Жуковского, которые проводились по субботам с 1818 вплоть до 1830-го года, а с 1830-го - по пятницам. После завершения романа в 1830-м году Пушкин не упоминает потом субботу ни разу - главное место в авторской системе смыслов после 1830 года занимает «ново¬заветная» пятница191.
Полярность мифов пятницы и субботы в творческом сознании Пушкина только видимая - в высоком смысловом регистре новозаветное гармонично переплетается с ветхозаветным. Это связано с темами ТВОРЧЕСТВА, ПО¬ЭТА и ПОЭЗИИ: пушкинский поэт, обладающий чертами ветхозаветного пророка («Пророк», «Поэту», «Разговор поэта...» и т.д.) позднее (в «Памятни¬ке») «становится» новозаветным Апостолом (поскольку смысл поэзии (по Пушкину) - в том, чтобы нести христианские заповеди любви, милосердия и
198
смирения) . В. Соловьева «смущала» «универсальность» миссии пушкинско¬го «Пророка»: «И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей!»199. По мнению философа, такое характерное несовпадение миссий пушкинского про¬рока и исторического (пророка) позволяет прочесть в последних строках стихо¬творения кредо поэта. Да, это цель поэта: в этих строках Пушкин говорит о миссии поэта-Апостола (новозаветного пророка), которая в том, чтобы «об¬ходить земли», «глаголом жечь сердца людей» и «милость к падшим призы-вать». О соотношении, взаимосвязи и перетекаемости смыслов ветхозаветного и новозаветного в теме ТВОРЧЕСТВА, ПОЭТА и ПОЭЗИИ у Пушкина можно говорить (и думать) долго: творчество и смысл поэзии занимали созна¬ние Пушкина всю его жизнь.
196 См.: Лотман Ю.М. Опыт реконструкции пушкинского сюжета об Иисусе // Лотман Ю.М. Пушкин. Биогра¬фия писателя... - С. 281-292.
197 В пятницу была принесена ЖЕРТВА, а потом было и ВОСКРЕСЕНИЕ, которые «отменили» ветхозавет-ную субботу.
198 Об апостольской миссии поэта в пушкинском «Памятнике» пишут Проскурин О. Поэзия Пушкина, или Под¬вижный палимпсест. - С. 238-300; Фаустов А.А. Авторское поведение Пушкина. - С.41.
1,9 См. Соловьёв В. Значение поэзии в стихотворениях Пушкина // Пушкин в русской философской критике. - С. 37-79.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений : в 19 т. / А.С. Пушкин - М, 1994-1997.
2. Альтшуллер М. Между двух царей: Пушкин в 1824 - 1836 гг. / М. Альтшуллер. - СПб. : Акад. проект, 2003. - 354 с.
3. Алексеев М.П. Пушкин и мировая литература / Отв. ред. Г.П. Макогогненко, С.А. Фомичев; [АН СССР, Отд-ние лит. и яз. Пушкин, комис.] // Алексеев М.П. - М.: Наука, 1987. - 613 с.
4. Алексеев М.П. Чарльз Роберт Метьюрин и русская литература / М.П. Алексеев // Алексеев М.П. Английская литература: Очерки и исследо¬вания. - Л.,1991. - С. 206-293.
5. Анастасий (Грибановский), митр., Пушкин и его отношение к религии и православной церкви / Митрополит Анастасий (Грибановский) //
А.С. Пушкин: Путь к православию. - М.: Отчий дом, 1996, - С. 66-129.
6. Андреев И.М. А.С. Пушкин (Основные особенности личности и творчества гениального поэта) / И.М. Андреев // А.С. Пушкин: Путь к православию. - М. : Отчий дом, 1996. - С. 7-65.
7. Аронсон М. Литературные кружки и салоны / М. Аронсон и С. Рейсер. - СПб. : Акад. проект, 2001 . - 397 с.
8. Архиепископ Никанор (Бровкович) Беседа в Неделю блудного сына при по¬миновении раба Божия Александра (поэта Пушкина) по истечению пятиде¬сятилетия по смерти его / Архиепископ Никанор (Бровкович) //
А.С. Пушкин: Путь к православию.-М.: Отчий дом, 1996. - С.183-212.
9. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу : в 3 т. /
А.Н. Афанасьев. - М.: Индрик, 1994.
10. Баевский В. «Сквозь магический кристалл» : Поэтика «Евгения Онегина», романа в стихах А. Пушкина / В. Баевский. - М.: Прометей, 1990. - 158 с.
11. Баевский B.C. Темы разобщенности, одиночества, забвения и памяти в «Ев¬гении Онегине» / B.C. Баевский // Пушкин: проблемы поэтики: сб. науч. тр. -Тверь: ТГУ, 1992.-С. 42-58.
12. Балов А. «Понедельничанье». Историко-этнографический очерк / А. Балов // Живая старина. - 1900. - Вып. I. - С. 120-124.
13. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре : Структурно¬семантический анализ восточнославянских обрядов / А.К. Байбурин. - СПб. : Наука, 1993.-237 с.
14. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики : Исследования разных лет / М.М. Бахтин. - М.: Худ. лит., 1975. - 502 с.
15. Бахтин М.М. Слово в романе / М.М. Бахтин // Вопросы литературы. - 1972. - № 6. - С. 54-85.
16. Башилов Б. Пушкин и масонство (главы из книги) / Б. Башилов // А.С. Пуш¬кин : Путь к православию. - М. : Отчий дом, 1996. - С. 270-289.
17. Белкин Д.И. О некоторых структурных особенностях болдинской поэмы
А.С. Пушкина «Анджело» / Д.И. Белкин // Болдинские чтения. - Горький,
1980. -С. 96-102.
18. Бетеа Д. Воплощение метафоры: Пушкин, жизнь поэта / Д. Бетеа / пер. с англ. Неклюдовой М.С. - М.: ОГИ, 2003. - 256 с.
19. Бетеа Д. Мифопоэтическое сознание у Пушкина : Апулей, «Купидон и Психея» и тема метаморфозы в «Евгении Онегине» / Д. Бетеа // Пушкинская конференция в Стэнфорде, 1999 : Материалы и исследования. - М.: ОГИ, 2001. - Вып. 7. : Материалы и исследования по истории русской культуры. - С. 208-232.
20. Бетеа Д. Славянское дарение, поэт в истории и «Капитанская дочка» Пуш¬кина / Д. Бетеа // Автор и текст: сб. ст. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1996. - С.132-149.
21. Бетеа Д. Угрюмый купидон: поэтика пародии в «Повестях Белкина» / Д. Бетеа, С. Давыдов // Современное американское пушкиноведение : сб. ст. / ред. У.М. Тодд III. - СПб.: Академ, проект, 1999. - С.201-222.