МИФОПОЭТИКА МЕТАМОРФОЗЫ И СПОСОБЫ ЕЕ ОБЪЕКТИВАЦИИ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕЧИ: ЛИНГВОСЕМИОТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОЗЫ Н. В. ГОГОЛЯ И М. А. БУЛГАКОВА)

Короткий опис

Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко
Институт филологии

На правах рукописи

Дикарева Лариса Юрьевна

УДК 81'22: 7.046.1

МИФОПОЭТИКА МЕТАМОРФОЗЫ И СПОСОБЫ ЕЕ ОБЪЕКТИВАЦИИ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕЧИ: ЛИНГВОСЕМИОТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ (НА МАТЕРИАЛЕ
ПРОЗЫ Н.В.ГОГОЛЯ И М.А.БУЛГАКОВА)

10.02.02 русский язык

Диссертация на соискание научной степени
кандидата филологических наук

Научный руководитель
д. филол. н., проф.СлухайН.В.

Киев 2003

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ.............................5
ГЛАВА 1. Лингвосемиотические способы и средства воплощения идеи превращения в авторской художественно-речевой системе.24
1.1. Метаморфоза как фигура превращения..................................................24
1.2. Структурно-семиотические характеристики метаморфозы ....................40
1.3.Центральная зона художественно-речевого воплощения идеи превращения...........................................................................................................51
1.3.1. Предикаты превращения как ведущий способ объективации
центральной зоны метаморфозы..........................................................................52
1.3.2. Языковые и речевые предикаты объективации идеи превращения...........................................................................................................54
1.4.Особенности объективации метаморфозы с участием предикатов превращения в художественно-речевых системах Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова................................................................................................72
Выводы...............................................................................................................79
ГЛАВА 2. Метаморфоза среди тропов оси псевдотождества и особенности ее реализациивхудожественнойпрозеН.В.ГоголяиМ.А.Булгакова82
2.1.Творительный метаморфозы и его место на оси псевдотождества 82
2.2. Аналогия как способ объективации идеи превращения....98
2.3. Особенности реализации метаморфозы среди тропов оси псевдотождества в художественной прозе Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова 118
Выводы.129
ГЛАВА 3. Метаморфоза в мифопоэтическом мире бессознательного и ее реализация в художественно-речевых системах Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова.133
3. 1. Мифопоэтический мир бессознательного в аспекте концептов психологии и мифопоэтики...133
3.1.1. Реализация идеи превращения в сновидениях как явлениях бессознательного: психосемиотический и мифопоэтический ракурсы 139
3.2. Особенности реализации метаморфозы в мифомире бессознательного в художественно-речевой системе Н.В.Гоголя...146
3.2.1. Метаморфоза в мифомире сновидений в художественной речи Н.В.Гоголя....146
3.2.2. Метаморфоза в мифомирах галлюцинирования и бреда в художественно-речевой системе словоупотребления Н.В.Гоголя..............160
3.3. Особенности реализации метаморфозы в мифомире бессознательного в художественно-речевой системе М.А.Булгакова.........................................169
3.3.1. Метаморфоза в мифомире сновидений в художественной речи М.А.Булгакова .169
3.3.2. Метаморфоза в мифомирах галлюцинирования и бреда в художественно-речевой системе словоупотребления М.А.Булгакова176
Выводы.182
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.185
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ196
ПРИЛОЖЕНИЕ А. ..240
А.1. Словарь метаморфоз, зафиксированных в художественно-мифопоэтической системе Н.В.Гоголя .....240
А.2. Словарь метаморфоз, зафиксированных в художественно-мифопоэтической системе М.А.Булгакова246

УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ

ГФПП - глаголы в функции предикатов превращения.
® указывает на направление метаморфозы.

ВВЕДЕНИЕ

Миф центральное понятие мифопоэтики, но в современной науке нет единого мнения в определении этого понятия. Иррационально-телеологическое направление трактует миф как извечно существующее положение дел, отношение между двумя непреходящими единицами, связанными с открывшей его эпохой (поверхностно)[ГумилевЛ.Н., 1998]. Полярное предыдущему, рациоцентрическое, направление рассматривает миф как проекцию вовне разума или духа [Леви-СтросК., 1994]. Как фиксацию бинарных оппозиций определяет миф В.В.Иванов, В.Н.Топоров [Иванов В.В., ТопоровВ.Н., 1974]. Третий вариант понимания мифа представлен в работах П.П.Червинского, который считает, что миф это мироощущение, способ выражения человеческого духа [ЧервинскийП.П., 1989]. Четвертый, доминирующий в настоящее время, вариант в работах М.Элиаде. Он понимает под мифом сакральную историю социума, которая описывает трансцендентный мир абсолютных реальностей и поэтому составляет парадигму всем актам человеческой деятельности [Элиаде М., 1995] [1].
Описан ряд признаков универсальной, включая восточнославянскую, мифопоэтической модели мира. 1. Глобальная космологизация мира: все причастно космосу, связано с ним, выводимо из его законов. 2. Взаимозависимость времени и пространства; противостояние хаоса и спиралеподобного культурного пространства, на границе которого существует «дурной пространство»; нелогичность (с точки зрения профанного мира), прерывистость хронотопа. 3. Для мифа характерна логика бриколажа, то есть миф не говорит прямо о том, что произойдет с героем в будущем, а извещает об этом косвенно с помощью символов, предвестников и подобных. 4. Единство синхронии и диахронии мифопоэтической картины мира, образующей как бы временной диапазон данного социума. 5. Представление о живой и одухотворенной природе, которая не противопоставлена человеку, а вместе с ним принимает участие в процессах информационного обмена во Вселенной; тождество микро- и макрокосмоса, или природы и человека. 6. Способность к обозначению определенного смысла многими образами и, наоборот, способность к передаче разной информации одним и тем же материальным образом. 7. Резонантность, основанная на законе аналогии и обеспечивающая универсальность символического типа значений среди других мифопоэтических. 8. Подчинение образов мифопоэтического языка определенными категориальными архетипами, среди которых главную роль играют этнические [2].
Одним из важных признаков мифопоэтической системы является системность ее смысловой и формальной организации. Особый интерес для исследования представляют подсистема метаморфоз, разнообразно в семантическом и структурном отношениях реализующих идею перевоплощения.
Традиционно отражение мира (мыслительное, словесное) называют «картиной мира», под которой понимают совокупность представлений и интерпретаций человеком окружающей его объективной действительности [Базылев, 1994, 42-43]. Среди факторов, влияющих на формирование и фиксацию картины мира, нужно назвать семиотический, который выражается прежде всего в языке.
В состав языковой картины мира говорящего входит мифопоэтическая, характеризующаяся влиятельностью в силу своей архаичности, редуцированностью, свернутостью, скрытой системностью, что обусловливает актуальность и мотивирует сложность ее изучения.
Первичной средой функционирования системы мифопоэтических значений и форм является художественная речь, одной из форм которой был и остается фольклор и обряд. Их креативный потенциал обусловлен принадлежностью к мифу, той «сакральной истории социума» (М.Элиаде), которая расставляет и мотивирует акценты в древнейшей и современной речемыслительной картине мира носителя этнического сознания и языка. Из этого следует, что изучение художественной речи как ведущей среди современных форм объективации системы мифопоэтических смыслов позволяет получить важные сведения об особенностях этнического мышления и языка. Художественная речь, таким образом, способна выступать единственной формой разумной деятельности разомкнутого сознания, которое воспринимает и интерпретирует окружающий человека мир не только основными (сознательно), но и параллельными каналами мышления (бессознательно), которые «...являются энергетично экономичными, не контролируются сознанием, но функционируют в пределах интеллектуального познания действительности субъектом, существуют в количестве сотен миллионов» [Слухай, 1995, 14].
Объективация художественно-мифопоэтических смыслов свободна от жестких ограничений рациональной обработки действительности. Эта особенность натолкнула ученых, исследующих феномен художественной речи, во-первых, обратить внимание на ее важную способность передавать информацию мифопоэтическими средствами, слабо фиксированными общеязыковыми словарями; во-вторых, рассматривать ее как речевое пространство возникновения таких форм и средств переосмысления номинантов различного объема и значимости, какие невозможны или нетипичны для иных функционально-речевых стилей.
Художественный язык, форма образного переигрывания действительности (Ю.М.Лотман), объективирует мир преимущественно способами мифопоэтического речемышления. Мифопоэтические смыслы организуются в несколько основных подсистем, среди которых одними из центральных являются мифопоэтические значения «метаморфоза». Они составляют одну из важнейших подсистем языка мифопоэтической традиции, имеют высокий креативный потенциал и способны показать этническое своеобразие мифопоэтической картины мира и специфику индивидуально-авторских художественно-речевых систем.
Распространенным является представление о метаморфозе как тропе. Вопросами переосмысления (тропами) в художественной речи ученые занимались, начиная с античности (отдельные упоминания о метаморфозе содержат труды Аристотеля, Цицерона, Квинтилиана).
Новый этап тропологии связан с именами ученых ХІХ-ХХ вв. Среди отечественных ученых следует назвать А.А.Потебню («психолого-семантический» подход), В.В.Виноградова («семантико-функциональный» подход). На современном этапе можно выделить несколько направлений в исследовании тропов: работы в русле школы структурной лингвистики (Ю.М.Лотман, Ю.И.Левин, В.А.Зарецкий); школы лингвопоэтики (В.П.Григорьев, Е.А.Некрасова, Н.А.Кожевникова, М.А.Бакина, Н.Н.Иванова); школы лингвостилистики (Б.А.Ларин, В.А.Сиротина, М.Б.Борисова, Л.С.Ковтун, М. А.Карпенко); школы функциональной стилистики Р.А.Будагов, М.Н.Кожина, Е.Т.Черкасова, С.М.Мезенин, М.И.Черемисина, Н.Д.Арутюнова, В.Н.Телия; логико-семиотический метод использует в своих работах Н.В.Слухай.
Но далеко не все ученые локализовали метаморфозу среди средств тропеического переосмысления действительности. Метаморфоза нередко фигурировала среди средств реализации мифопоэтических смыслов, однако ее положение в системе художественно-мифопоэтических средств осмысления и переосмысления действительности, как и ее текстообразующий потенциал в художественной речи, по-прежнему остается несистематизированным, что, при учете центрального положения метаморфозы среди иных типов мифопоэтических значений (символов, предвестников, психологических ассоциативов (Н.В.Слухай) мотивирует устойчивый интерес к ней, прослеживаемый уже несколько столетий.
Актуальность нашей работы заключается в том, что исследования метаморфозы как маркера художественно-мифопоэтического языка этноса и систем индивидуально-авторской речи позволяет сделать вклад в решение широкого круга современных языковедческих проблем, а именно: проблемы реконструкции архаических смыслов мифопоэтической картины мира; закономерности организации языка мифопоэтической традиции; соотношение понятий «мифопоэтический язык» и «художественный язык»; объективация мифопоэтических смыслов «метаморфоза» в русской художественно-речевой традиции; структура языковой картины мира писателя; языка художественного произведения и другие.
Научное исследование понятия «метаморфоза» началось с середины Х1Х века и представлено в трудах А.Н.Афанасьева, М.А.Максимовича, Н.И.Костомарова, А.А.Потебни, Н.Ф.Сумцова, Ф.И.Буслаева, А.Н.Веселовского, И.Нечуй-Левицкого идр. В ХХ столетии эта проблема входила в круг научных интересов В.В.Виноградова, А.Ф.Лосева, В.Я.Проппа, В.В.Иванова, В.Н.Топорова, Е.М.Мелетинского, С.Ю.Неклюдова, Е.С.Новик, Д.М.Сегал, В.П.Автономовой, Н.В.Слухай, В.И.Ереминой и многих других ученых.
Исследование метаморфозы как типа мифопоэтических значений было предпринято в таких направлениях: культурно-семиотическом (А.Н.Афанасьев, А.А.Потебня, Н.Ф.Сумцов), философско-культурологическом (А.Ф.Лосев), психологическом (З.Фрейд, К.-Г.Юнг), лингвистическом (А.А.Потебня, В.В.Виноградов, Р.О.Якобсон и другие). Каждое из этих плодотворных направлений предоставляет новые результаты для более глубокого познания явления метаморфозы в лингвосемиотическом ключе.
Представление о метаморфозе (гр. metamorphosis превращение, видоизменение чего-либо) возникло в глубокой древности, когда миф был тоталитарным или доминирующим способом мышления.
Энциклопедическое толкование метаморфозы базируется на представлении о ней как об очень распространенном сюжетообразующем типе мифопоэтического значения. В наиболее древних формах метаморфозы отражают характернейшие черты ранней мифопоэтической мысли: представление о неких нечетких множествах, членами которых могут боги, люди, животные и неодушевленные предметы, обладающие способностью превращаться друг в друга; представление о непреодолимой границе между разными царствами («тот свет» и «этот свет», «мир живых» и «мир мертвых»), благодаря чему переход из одного в другое возможен лишь посредством обязательных метаморфоз; рассмотрение предметов и существ как возможных обиталищ (часто временных) того или иного духа или бога, что и составляло древнюю обрядовую основу мифологических метаморфоз [Иванов, 1999, II, 148].
Магическая перемена облика персонажа, чаще всего временные превращения с последующим возвращением к первоначальному состоянию один из наиболее характерных видов метаморфоз мифологических персонажей [Неклюдов, 1992, II, 235]. Все предметы в мире имели способность переходить из одного материального состояния в другое. Это убеждение нашло отражение как в народном, так и в индивидуально-авторском творчестве.
Представление о происхождении людей от животных или животных от людей связано с формированием тотемистических представлений и своими корнями уходит в эпоху становления родовых отношений. Рассказы о превращении людей в растения или животных известны практически всем мифам. Например, древнегреческие мифы о гиацинте, кипарисе, нарциссе; русские сказки о царевне-лягушке, царевне-лебеди.
Самым значительным произведением античности, которое показывает сущность идеи превращения, является «Метаморфозы» Овидия. Автор при помощи мифа пытался осмыслить сложный и постоянно меняющийся мир человека и окружающей его действительности. Превращение, по Овидию, это пограничное состояние между жизнью и смертью [Содомора, 1985, 9].
В восточнославянской мифологии распространенными являются сюжеты о перевоплощениях. «В славянских песнях очень много историй о превращении (метаморфозе); наверно, древние славяне верили, что душа покойника и даже живой человек (вместе с телом) может перейти в дерево или птицу, или в какое-либо другое существо» [Виклади давньослов’янських легенд, 1991, 56-57].
Для исследования метаморфозы в культурно-семиотическом ключе значительным представляется мнение И.Нечуй-Левицкого, который считал, что восточнославянской мифологии характерно ощущение единства человека и природы, позволяющее фиксировать факт метаморфозы, в отличие от христианства. По И.Нечуй-Левицкому, пантеизм был причиной метаморфоз, поэтического оборачивания людей в деревья, цветы, звезды, в птиц, в животных, которые можно найти в народной поэзии [Нечуй-Левицкий, 1992, 67].
Выводы представителей культурно-семиотического направления о метаморфозе, мотивируя культурологическую релевантность и очерчивая семиотические границы явления, представляются ценными и плодотворными для лингвистического исследования этого понятия.
В философско-культурологическом направлении значимыми являются труды А.Ф.Лосева, посвященные изучению мифа и мифопоэтических значений «метаморфоза». В философско-культурологическом аспекте мифопоэтическое значение идеи превращения рассматривается как динамический компонент Универсума, под которым понимается единство бытия и небытия. А.Ф.Лосев связывает развитие идеи превращения с общинно-родовыми отношениями в первобытном обществе. На основании понятных для архаического человека родственных отношений вся природа воспринималась как огромная родовая община, между членами которой существовали те или иные родственные отношения. В связи с этим ученый подчеркивает, что одушевлялись, прежде всего, те предметы, которые находились между собой в определенных родственных отношениях, то есть являлись «друг для друга родителями или детьми, братьями или сестрами, дедами или внуками, предками или потомками» [Лосев, 1957, 8]. Таким образом, перенесение общественно-родовых отношений на природу, которая по своей силе значительно превосходила человеческие возможности, придавало последней мифический и магический характер. Следовательно, мифология, по А.Ф.Лосеву, является не просто одним из проявлений мифологического мышления, а необходимой идеологией всего общинно-родового общества.
Нерасчлененность первобытного коллектива, всесторонняя зависимость отдельного человека от родовой общины проявились в так называемой «оборотнической» логике. «Каждая вещь для такого сознания могла превратиться в любую другую вещь, и каждая вещь может иметь свойства и особенности любой другой вещи. Другими словами, всеобщее, универсальное оборотничество есть логический метод такого мышления» [Лосев, 1957, 130]. Следовательно, и самого себя первобытный человек мыслил в состоянии быть носителем любых качеств и свойств его одноплеменников и даже всего коллектива. Таким образом, суть мифологической логики А.Ф.Лосев сводит к материальным основам первобытного общества, к стихийному коллективизму в распределении собственности и продуктов труда среди членов племени. «Оборотническая» логика исчезает, когда человек начинает выделять себя из окружающей среды. Таким образом, метаморфоза в философско-культурологическом направлении рассматривается как один из главных компонентов мифопоэтической картины мира [Лосев, 1957, 8-30].
Научное изучение идеи превращения в психологическом аспекте относится к началу ХХ столетия. Следует признать, что впервые в психологическом ключе классификацию метаморфозы осуществил К.-Г.Юнг. Он выделяет следующие типы метаморфозы: метемпсихоз (или метампсихоз), перевоплощение, воскрешение, возрождение и участие в процессе трансформации [Юнг, 1997, 250-253]. Психологическая мотивация метаморфоз у К.-Г.Юнга опирается на утверждении о том, что мифы всех народов и эпох имеют общие архетипические корни в коллективном бессознательном всего человечества.
К.-Г.Юнг выделяет две основные группы психологических метаморфоз: трансцендирование жизни и субъектные трансформации. Переживания трансцендентности жизни могут быть вызваны ритуалом. Например, переживания инициируемого, который принимает участие в священном ритуале и переживает бесконечное обновление. Процесс превращения, таким образом, происходит вне человека. Субъективная трансформация предполагает сужение и расширение личности, изменение внутренней структуры личности, идентификацию с группой или героем культа, магические процедуры, технические и естественные трансформации. Метаморфозы личности исследователь интерпретирует как продление естественной продолжительности жизни или как подлинное бессмертие. Ощущение бессмертия, переживаемое личностью во время трансформации, связано со специфической, то есть непространственной и вневременной, природой бессознательного [Юнг, 1997, 221].
Архаическое мышление персонифицирует невидимое присутствие души человека. «Души умерших, пишет Юнг, идентичны психической активности живых, они просто являются ее продолжением» [Юнг, 1997, 291]. Душа воображается активной, крылатой и подвижной сущностью. Народной фантазии она представляется чаще всего в виде птицы или юной девушки. Динамический принцип души состоит в оппозиции по отношению к статичности и инертности материи. Антитеза динамики и статичности выражается в противоречии между жизнью и смертью. Несмотря на то, что дух считается живым и одухотворяющим, природа не воспринималась неодухотворенной и мертвой.
Итак, психологическое направление в изучении мифа и мифопоэтического значения «метаморфоза» рассматривает это явление с точки зрения сознательного и бессознательного состояния человеческой психики. Таким образом, К.-Г.Юнг заложил основы психологической теории метаморфозы и наметил лингвистически релевантные основы классификации метаморфоз.
Стремление опереться на результаты исследований метаморфозы в различных аспектах (культурно-семиотическом, философском, психологическом) призвано способствовать глубокому и многоаспектному осмыслению понятия в лингвистике.
Начало исследования метаморфозы в лингвистическом аспекте относится ко второй половине ХIХ века (Ф.И.Буслаев, А.А.Потебня, А.Н.Афанастев). Прежде всего, в поле зрения исследователей попало явление метаморфозы, известное сегодня лингвистам, особенно работающим в области стилистики, поэтики и теории художественной речи, под названием «творительный превращения». Хотя этот семантический тип творительного падежа часто относили к тропам, пограничным между метафорой и сравнением, но тяготеющим к сравнению, само название «творительный превращения» указывает на попытки его интуитивной интерпретации как явления метаморфозы.
Полемизируя с Ф.И.Буслаевым, который под творительным уподобления сначала понимал только сравнение («лететь стрелой»), А.А.Потебня выделяет сравнение как субъективное явление, и собственно превращение как объективный, независимый от произвола говорящего переход одного предмета в другой. «Значение превращения и сравнения существуют рядом и в древнем, и в новом языке, причем некоторые сравнения вытекают из веры в превращения» [Потебня, 1958, 485]. В современном научном языке можно встретить использование творительного превращения при знаменательных глаголах и связках, хотя они не носят следов мифологического мышления, а обозначают явления природы. Таким образом, творительный превращения становится совместным с научным мировоззрением, например, в следующем: «...в сильный мороз слюна льдом падает на землю», то есть не «подобно льду», а в «в виде льда», «превратившись в лед» [Потебня, 1958, 185-186]. Замечание ученого значимо при исследовании форм объективации идеи превращения, в частности, в форме творительного падежа, которая является очень распространенной при описании метаморфозы в древнерусских памятниках письменности («Повесть временных лет», «Слово о полку Игореве»), а также в сказках, легендах, балладах, в современных художественных произведениях, описывающих древнее представление об оборотничестве.
В мифопоэтическом языке, считал А.Н.Афанасьев, глаголы «превратиться», «переодеться», «оборотиться», «обвернуться» по своему значению тождественны; синонимами к ним могут быть глаголы «крутить», «завивать», «плести», «девать», «наряжать» [Афанасьев, 1995, III, 259-260].
Более интенсивно понятие «метаморфоза» изучалось в ХХ веке в работах Р.О.Якобсона, В.В.Виноградова и многих других. Р.О.Якобсон называет метаморфозу «реализацией словесного построения», которая является чаще всего «развертыванием во времени обращенного параллелизма» [Якобсон, 1987, 280]. В.В.Виноградов употребление метаморфозы в форме творительного падежа связывал с особым способом восприятия художником мира, в котором могут проявляться отголоски мифопоэтического мышления [Виноградов, 1976, 412].
Первую попытку систематизировать формы объективации метаморфозы, выраженной в форме творительного падежа, находим в работах М.И.Черемисиной и Н.А.Кузьминой. М.И.Черемисина условно делит глаголы, выступающие в функции связки в творительном метаморфозы, на три группы: «быть», «становиться», «являться», «делаться» и др.; глаголы, выражающие «субъективно преломленную» предикацию, «казаться», «представляться», «воображать» и др.; глаголы, выражающие «номинацию», «называть», «величать», «обзывать», «ругать» и т.д. [Черемисина, 1972, 78]. Н.А.Кузьмина также выделяет 3 группы глаголов, входящих в структуру творительного метаморфозы. Это вспомогательные глаголы «быть», «делаться»; глаголы, прямо указывающие на превращение, «превращаться», «оборотиться», а также семантически близкие к ним «притворяться», «заменить», «предстать», «называть» и др.

Современный вариант классификации языковых средств объективации идеи превращения представлен в работах Н.В.Слухай. Ядро составляют предикаты «становиться», «оборачиваться», «превращаться», «переворачиваться», «являться», «появляться», «делаться», «изменяться», «принимать вид», «воплощаться» и т.п. Немного отдаленными от ядра являются предикаты условного превращения: «казаться», «чудиться», «видеться», «оживать», «воскресать», «возноситься». Подавляющее большинство предикатов превращения составляют контекстуальные, дискурсивные, они ценны тем, что обладают способностью показывать резервы языка в обозначении идеи превращения и в исследовании особенностей индивидуально-авторского словоупотребления писателя [Слухай, 1999, 88-89].
Таким образом, в лингвистическом аспекте метаморфоза не была предметом отдельного исследования, а рассматривалась только в связи с активным изучением близких к ней явлений метафоры и сравнения. Неисследованными остались способы объективации идеи превращения в языке и речи.
Исходя из неизученных и актуальных проблем, целью нашего исследования является изучение системы мифопоэтических значений «метаморфоза» со стороны типичной ситуации превращения, речевых способов объективации, состава, структуры в художественно-языковых стилях Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова и в русской художественно-мифологической традиции.
Исследование лингвосемиотических способов объективации метаморфозы предполагает решение следующих задач:
определить наиболее широкий диапазон способов объективации метаморфозы в художественной речи;
описать модели метаморфозы в типичных ситуациях превращения;
структурировать центральную и периферийную зоны художественно-речевого воплощения идеи превращения;
определить статус метаморфозы как тропа;
проанализировать способы реализации метаморфозы в мифопоэтическом мире бессознательного (сна, бреда, галлюцинирования) как важных составных художественно-образных мифомиров;
рассмотреть особенности объективации идеи превращения в художественно-речевых системах Н.В.Гоголя и М.А.Булгаковаиманентно каждой системе и в сопоставлении.
Методами исследования являются описательный метод (приемы наблюдения, описания, сопоставления); контекстно-лексикографический, при помощи которого выявляются семантически и стилистически весомые речевые единицы, лексические и фразеологические элементы [Карпенко, 1983, 101]; метод логико-семиотической рамки, суть которого состоит «в идентификации субъектно-объектной позиции любого актанта мегаситуации художественного произведения согласно формулам: «А есть Х» /субъект осмысления/; «А подобно Х» /субъект сопоставления/; «Х подобно А» /объект сопоставления/, где Х является любым идентификатором, под А подразумевается актант, который подлежит идентификации, воссоздании интенсионального поля мифологемы, потенциально включающего прямые дискрипторы образа субъекта осмысления, косвенные дескрипторы образа субъекта сопоставления, реверсивные дескрипторы образа объекта сопоставления» [Слухай, 1995, 22]; метод суперсегментного анализа [Гальперин, 1974, 7].
Материалом для исследования мифопоэтических и фоново-энциклопедических дескрипторов традиционно служила поэтическая речь. Согласно данным исследований Н.В.Слухай, естественной средой дескрипторов мифологемы является поэзия [Слухай, 1995, 283-285]. В прозе представлены те же фоново-энциклопедические и мифопоэтические дескрипторы, что и в поэзии, но для прозаического образа, по сравнению с поэтическим, характерным является изменение соотношения между мифопоэтическими и фоново-энциклопедическими, шире сакральными и профанными дескрипторами в сторону редукции первых и расширения вторых. Анализ прозаических произведений Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова (следует отметить, что для художественного творчества этих авторов характерна именно проза) позволяет выявить новые дескрипторы, не отмеченные в интенсионале мифологемы поэтической речи.
Тема «Н.В.Гоголь и М.А.Булгаков» имеет богатую историю осмысления. Влияние Н.В.Гоголя на М.А.Булгакова в свое время было указано Ю.В.Манном, С.В.Владимировым, М.О.Чудаковой, Б.Ф.Егоровым, Т.С.Фроловой, В.А.Чеботаревой. «Булгаков, пишет Т.С.Фролова,&n

Список літератури

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Естественный язык представляет собой единство форм и значений множества образов мира, в том числе реального и мифопоэтического, и соответственно, широкого спектра картин мира, находящихся в комплиментарных отношениях на оси взаимного пересечения. Художественно-речевая картина мира соотнесена с обеими из названных ипостасей естественного языка, но первостепенную роль в ее организации, в отличие от иных функционально-речевых стилей, играет мифопоэтическая подсистема.
Метаморфозы составляют важнейшую подсистему языка мифопоэтической традиции, системно организованный участок мифопоэтических значений с высоким креативным потенциалом, единство дескрипторов, сквозь призму которых можно увидеть языковую мифопоэтическую картину мира в целом.
Традиционный интерес к мифу и мифопоэтическому значению «метаморфоза» трансформировался сегодня в основном в исследования лингвосемиотического направления. В то же время сохраняется тенденция к изучению этого понятия в научных направлениях самого широкого диапазона: культурно-семиотическом, философско-культурологическом, психологическом и других. Наше исследование является звеном в цепи работ лингвосемиотического направления.
В центре внимания оказались в первую очередь способы и средства реализации идеи превращения в художественно-речевых системах Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова.
В лингвистическом аспекте изучение способов объективации метаморфозы на материале художественной речи Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова показало, что логико-лингвистическую зону объективации идеи превращения целесообразно исследовать путем анализа типичной ситуации превращения, в центре которой находятся предикаты превращения.
Центральная зона реализации идеи превращения представляет собой объективацию метаморфозы особыми предикатами со специализированным значением, их четыре: «превращаться», «преображаться», «возрождаться», «воскресать». Ядерные предикаты способны обозначать идею превращения вне контекста, то есть значение превращения зафиксировано в качестве единственного у названных языковых знаков, способных функционировать в роли предикатов в типичных ситуациях трансформации, преобразования. Употребление ядерных предикатов, передающих идею превращения, отличается однородностью в художественно-речевых системах Н.В. Гоголя и М.А.Булгакова, что является одним из свидетельств в пользу их отнесения к языковым предикатам превращения.
Кроме ядерных, к центральной зоне объективации метаморфозы относятся предикаты, немного удаленные от ядра. В роли подобных функционируют глаголы, имеющие несколько значений, одно из которых указывает на идею превращения и зафиксировано в авторитетных толковых словарях современного русского литературного языка: «делаться», «становиться», «быть», «обращаться», «воплощаться», «оживать», «принимать».
Семантической близостью к предикатам центральной зоны отмечается объективация метаморфозы присвязочной формой творительного падежа имени, которая является самой древней по временной шкале, что позволяет отнести этот тип творительного падежа к центральной зоне реализации идеи превращения.
Таким образом, центральная зона метаморфозы представлена языковыми предикатами превращения, фиксирующими языковой опыт коллектива как формы существования этнической, относительно устойчивой языковой картины мира, и поэтому отмеченными в толковых словарях, и творительным метаморфозы.
Центрально-маргинальную (переходную от центра к периферии) зону объективации метаморфозы составили предикаты условного превращения, составляющие группу, значительно удаленную от ядра и отделенную от центра: «казаться», «представляться», «видеться», «слышаться», «чудиться», «мерещиться», «грезиться», «мниться». Эти предикаты объективируют идею превращения в особых условиях в ситуациях «отмеченного времени»: в темное время суток (вечером, ночью), то есть в тот период времени, который определяется мифопоэтикой восточных славян как хтоническое время суточного цикла, иначе именуемое как принадлежность «дурного хронотопа»; в мифомирах неполной фактивности, расположенных на грани реального и ирреального миров сна, галлюцинирования, бреда; в описаниях аффективных ситуаций, определяемых обычно в координатах отрицательного конца аксиологической линейки при проявлении эмоций страха, отчаяния.
Периферийную зону объективации метаморфозы составили глаголы со значением бытия-небытия, называющие состояние и указывающие на начальную и конечную точки метаморфозы («зарождаться», «начинаться», «возникать», «появляться», «рождаться», «замирать», «умирать», «угасать», «исчезать»), и ГФПП (глаголы в функции предикатов превращения), окказионально оформляющие идею превращения («расцветать», «выбегать», «таять», «соткаться», «сгущаться», «вылепляться», «литься», «распадаться», «рассыпаться», «зажигаться», «одеваться», «называть», «осветиться», «падать» и многие другие). Соответственно, вне контекста эти глаголы (в роли предикатов типичной ситуации превращения) составляют периферию большой группы предикатов превращения, максимально удаляясь от ядра, центра и отграничиваясь от переходной (средней) зоны. Но в контексте эти глаголы могут отчетливо передавать значение превращения.
Как показало исследование, подавляющее большинство единиц, выражающих идею превращения в художественно-речевых системах исследуемых авторов, составляют ГФПП. Их отношение к языковым предикатам составляет пропорцию 90:10. Это позволяет сказать, что идею превращения в художественно-речевой системе того или иного автора передают преимущественно ГФПП. Употребление ГФПП у каждого автора субъективно и отражает индивидуально-авторские способы объективации идеи превращения в художественной речи. Следовательно, ценность дискурсивных предикатов состоит в том, что они показывают резервы языка в осуществлении идеи превращения, а также особенности индивидуально-авторского словоупотребления писателя.
Анализ метаморфозы как фигуры превращения в составе индивидуально-авторской системы, замкнутой и обозримой, позволило определить полный спектр образов, характерных для правой и левой сторон метаморфозы в художественном творчестве Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова, и шире приблизиться к наиболее точному определению этих образов в мифопоэтической системе восточных славян. Традиционно в поле зрения исследователей центральной зоны идеи превращения попадала правая сторона метаморфозы (или объект, в который превратился субъект превращения).
Исследование левой стороны метаморфозы дополнило исследования правой стороны фигуры превращения и позволило проанализировать субъект метаморфозы, который претерпевает превращение. В ходе анализа правой и левой сторон фигуры превращения было выделено 9 моделей метаморфоз для правой и для левой сторон фигуры превращения. В их числе зафиксированы нижеследующие. І. Антропоморфная модель, включающая 1) физическую модель (метаморфозы по метонимической модели и модель, субъектом или объектом которой являются сакральные соки человека); 2) психологическую модель (мифологическую (народнопоэтическую и христианскую); 3) социальные метаморфозы; 4) метемпсихоз. II. Артефактуальная модель. III. Атрибутивная модель. IV. Зооморфная модель. V. Модель первоэлементов природы. VI. Астральная модель. VII. Вегетативная модель. VIII. Орнитальная модель. IX. Пространственная модель. Исследование правой стороны фигуры превращения показало, что, помимо названных выше односоставных метаморфоз, в художественно-речевых системах исследуемых авторов выделяются двусоставные модели (например, антропозооморфные (человек + животное), антроповегетативные (человек + растение), антропоорнитальные (человек + птица). Они являются индивидуально-авторскими и в связи с этим не фиксируются в составе моделей метаморфоз восточнославянской мифопоэтической системы.
Метаморфоза рассматривается не только как изменение визуального облика мифологического персонажа, но и как способность персонажа к перемещению в пространстве. В связи с этим можно сказать, что метаморфоза представляет собой сложное явление, которое характеризуется визуальными превращениями, пространственными перемещениями персонажа, для человеческих отношений характерными могут быть также психологические (духовные) и социальные превращения.
Анализ правой (объекта метаморфозы) и левой (субъекта метаморфозы) сторон фигуры превращения в художественной речи Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова позволил определить приоритетные образы, выступающие в роли субъекта или объекта метаморфозы. Такими образами в творчестве Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова являются антропоморфные образы (89 метаморфоз для правой стороны фигуры превращения и 129 метаморфоз для левой стороны фигуры превращения), то есть субъектом и объектом метаморфоз в подавляющем большинстве случаев выступает человек. Это позволяет сделать вывод о том, что для художественной речи XIX и XX веков акцентированной является антропоморфная картина мира.
Кроме антропоморфных образов достаточно высокой активностью обладают атрибутивные: 54 образа для правой стороны фигуры превращения и 53 для левой стороны. Активное использование атрибутивных образов позволяет говорить о том, что для художественно-речевых систем XIX-XX веков акцентированным является отношение к неодушевленным предметам как к таким, которые наравне с другими мифологическими персонажами обладают способностью к превращениям, что, в свою очередь, свидетельствует о сохраняющейся тенденции к кросс-хронотопической устойчивости мифопоэтической картины мира. Такое представление об окружающей человека природе соотносится с некоторыми особенностями мифопоэтического сознания, которое не делало принципиального различия между явлениями живой и неживой природы. К этому же выводу можно прийти при анализе семантических типов творительного метаморфозы в художественной прозе Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова, согласно которому самую многочисленную группу составила оппозиция «живому живое» (92 реализации). Намного реже встречаются превращения, связанные с взаимодействием разных проявлений неживой природы (6 реализаций); далее по убыванию следует семантический тип «живое неживое» (4 реализации); самым малочисленным пластом оказались метаморфозы, субъектом которых является живое существо, а объектом, в который превратился субъект метаморфозы, неживое существо (2 реализации).
Структурно-семиотическая классификация рассматривает метаморфозу как действие активной или пассивной личности, что позволяет систематизировать структурно-семиотические классификации наших предшественников. Метаморфозы активной и пассивной личности могут быть одномоментными и реверсивными, окончательными и врéменными; одноактными и многоступенчатыми; многоступенчатые метаморфозы могут быть противопоставлены и многокомпонентным превращениям; метаморфозы могут происходить по воле субъекта превращения (добровольные) и против его воли (недобровольные); превращения также могут быть циклическими и бесконечными (метемпсихоз). Количественное соотношение метаморфоз активной (297 деяний) и пассивной (178 деяний) личности показало, что для художественной речи XIX и XX веков акцентированными являются превращения, совершаемые преимущественно активными личностями.
Анализ формализации тропов, объединенных логико-лингвистической осью псевдотождества, служит важным источником знаний о метаморфозе. Как показало исследование, периферию явления метаморфозы составляет перенос понятия, локализуемый в любой точке на логико-лингвистической оси псевдотождества, включающей метафору, сравнение, аналогию, близкую и далекую ассоциацию.
При сопоставлении метаморфозы, метафоры и сравнения в лингвистическом аспекте в центре внимания оказался творительный превращения. Согласно данным исследования, метаморфоза, выраженная в форме творительного падежа, указывает на идею оборотничества и объективируется в большинстве случаев языковыми предикатами, которые придиают предикации характер превращения, а также глаголами, семантически близкими к языковым предикатам. В творительном метаморфозы в качестве субъекта действия в подавляющем большинстве случаев выступают существительные, называющие лицо (78 из 104), и личные местоимения (9 из 104). Это объясняется древнейшей семантикой творительного метаморфозы, употребляемого для обозначения идеи оборотничества.
В творительном метаморфозы превращение субъекта в объект реальный процесс, в творительном сравнения и метафоры это превращение происходит только в представлении говорящего. В творительном сравнения субъект и объект сравнения мыслятся раздельно. Действия субъекта лишь напоминают действия объекта: «лететь птицей» в значении «лететь подобно птице». Объект сопоставления регулярно «подсказывается» первичной семантикой глагола (извиваться змеей, течь рекой, катиться шаром и т.п.). В творительном метафоры метафорический сдвиг предопределяется не конструкцией, а конкретным лексическим окружением словоформы, которая его испытывает.
Таким образом, творительный превращения объективирует метаморфозу, выраженную в форме творительного падежа, и относится к центральной зоне объективации метаморфозы. В творительном метафоры и сравнения субъект и объект находятся в отношениях псевдотождества, что позволяет отнести эти явления к периферийной зоне объективации идеи превращения.
Общее число реализаций творительного метаморфозы в художественной прозе Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова составляет 104 единицы, творительного сравнения 48 и творительного метафорического 49. Такое соотношение позволяет сделать вывод о том, что для художественно-речевых систем Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова являются распространенными сюжеты, повествующие об оборотничестве персонажей.
Как участники ситуации превращения тропы оси псевдотождества могут выходить за пределы обозначенной оси. Так, в художественной речи Н.В.Гоголя метафора выходит за рамки оси псевдотождества, превращаясь в метаморфозу, то есть между субъектом и объектом сопоставления устанавливаются отношения тождества, характерные для метаморфозы. Этот переход метафоры в метаморфозу характерен для мифомира безумия и для сказочных превращений. В художественной речи М.А.Булгакова сравнение становится близким метаморфозе.
Исследование аналогии показало, что аналогия тесно связана с инверсией и соотносится с древним представлением о «взаимооборачиваемости» всех сторон и проявлений действительности (С.Ю.Неклюдов), то есть с идеей оборотничества, что позволяет отнести аналогию к центрально-маргинальной (переходной от центра к периферии) зоне объективации идеи превращения. Выделение бинарных моделей метаморфозы позволило рассмотреть характерные направления объективации идеи превращения мифопоэтических смыслов в художественно-речевых системах ХІХ и ХХ веков. Было выделено 16 моделей, по которым строится метаморфоза: «истинное-ложное», «жизнь-смерть», «лицо-изнанка», «сущность-видимость», «этот свет-тот свет», «верх-низ» в космологическом плане, «движение-неподвижность», «положительное-отрицательное», «свет-мрак», «день-ночь», «старое-новое», «неограниченность-ограниченность», «центр (в частности, направление движения)-отдаленность от него, отклонение от него, его отсутствие», «тепло-холод», «сила-слабость», «красивое-некрасивое (уродливое)». Самой многочисленной оказалась модель «истинное-ложное», наиболее ярко отражающая идею оборотничества. На языковом уровне инверсия объективируется в подавляющем большинстве ГФПП.
С аналогией тесно связана ассоциация, так как оба эти явления лежат в основе творческой деятельности человека. В художественной речи исследуемых писателей были зафиксированы 4 типа ассоциаций: ассоциации, воспринимаемые органами чувств (cлуховые, зрительные); ассоциации с мифологическими представлениями восточных славян (языческими и христианскими); ассоциации с литературной традицией; ассоциации, апеллирующие к общекультурной традиции. К реализации идеи метаморфозы ассоциация в качестве периферийного тропа оси псевдотождества имеет косвенное отношение.
Таким образом, анализ способов реализации метаморфозы среди тропов оси псевдотождества позволяет говорить об альтернативных путях в исследовании тропов, отражает оригинальность художественно-речевой системы того или иного автора и шире является своеобразным ключом к интерпретации лингвоэтнического пространства, к которому принадлежит художник слова.
Исследование идеи превращения в мифомире бессознательного (сна, бреда, галлюцинирования) в художественно-речевых системах Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова позволяет утверждать, что метаморфозы в мифомире бессознательного изоморфны мифопоэтическим метаморфозам. Это пространственно-временные, социальные, атрибутивные, орнитальные, метонимические, метаморфозы по кросс-хронотопической, проницающей мифомиры, модели, апеллирующие к романтической традиции, предполагающей взаимодействие реального и фантастического миров. Идея превращения в мифомирах сна и бреда объективируется в большинстве случаев ГФПП, так как персонаж воспринимает все превращения как такие, которые являются «нормальными» для мифомиров сна и бреда. Менее частотными являются предикаты условного превращения и крайне редкими предикаты центральной зоны объективации идеи превращения. Мифомир галлюцинирования в творчестве Н.В.Гоголя объективируется преимущественно ГФПП и предикатами условного превращения, очень редко предикатами центральной зоны. В художественно-речевой системе М.А.Булгакова все исследуемые мифомиры бессознательного, в том числе и мифомир галлюцинирования, объективируются в подавляющем большинстве ГФПП. Это обусловлено различной у этих авторов манерой объективации идеи превращения. Н.В.Гоголь активно использует идею взаимоперехода между мифомирами бессознательного (сна, бреда и галлюцинирования). Зыбкость границ между мифомирами объективируется предикатами условного превращения, которые являются словами-сигналами мифомира галлюцинирования. Персонажи М.А.Булгакова, в отличие от гоголевских, способны четко осознавать границы между мифомирами бессознательного. Это обусловливает использование в первую очередь ГФПП и минимальное употребление предикатов условного превращения и предикатов центральной зоны.
Таким образом, использование предикатов центральной зоны объективации метаморфозы в мифомирах бессознательного является крайне редким, что является непрямым подтверждением справедливости отнесения этих предикатов к таким, которые способны объективировать идею превращения в реальной действительности. Метаморфозы мифомира бессознательного реализуются ГФПП и предикатами условного превращения, которые представляют метаморфозу как нормальный процесс, не противоречащий законам мифомира бессознательного.
Практически значимые выводы работы касаются возможности аналогичных исследований составных гармонической системы мифопоэтического языка, открытой художественному подсознанию, но слабо фиксируемой сознанием в повседневной жизни. Изучение художественного творчества ведущего среди современных форм объективации системы мифопоэтических смыслов поможет приблизиться к разгадке тайн как ментально-вербальной картины мира художника, так и проблем языкового бытия этноса.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. АвтономоваВ.П. Художественное своеобразие фантастики в русском героическом эпосе: Пособие по спецкурсу для студ. заоч. отделения филол. фак. / Отв. ред. Т.М.Акимова. Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1981. 84 с.
2. АвтономоваН.С. Рассудок. Разум. Рациональность / Отв. ред. д. филол. наук В.А.Лекторский; АН СССР. Ин-т философии. М.: Наука, 1988. 287 с.
3. Агаева Т.И. Система сновидений в гоголевском «Петербургском тексте» // 1V Гоголівські читання: Зб. наук. ст. Полтава: ПДПІ, 1997. С. 87-89.
4. АкимовВ.М. Свет художника, или Михаил Булгаков против Дьяволиады. М.: Народное образование, 1995. 56 с.
5. АйзенштокІ. Гоголь і фольклор // Літературна критика. 1939. № 7-8. С. 40-60.
6. АлексееваА.П. Украинские истоки булгаковской демонологии // Мысль, слово и время в пространстве культуры: Теоретические и лингводидактические аспекты изучения русского языка и литературы: Сборник посвящен 85-летию В.А.Капустина; Отв. ред. П.П.Алексеев. К.: КМУГА, 1996. С. 158-165.
7. АллендорфК.А. Значение и изменение значений слов // Ученые записки 1-го Московского государственного пединститута иностранных языков. Т. 32. М.: Изд-во МГУ, 1965. С. 3-171.
8. АмфитеатровА.В. Дьявол. Х.: НПФ «Велес», 1991. 296с.
9. АнзьеД. Пленка сновидения // Современная теория сновидений. Сб. Пер. с англ., М.: ООО «Фирма «Издательство АСТ», Рефл-Бук, 1998. С.56-98.
10. Античные теории языка и стиля / НИИ языкознания; Под общ. ред. О.М.Фрейденберг. М.-Л.: ОГИЗ, 1936. 344 с.
11. АнтокольскийП. Приключения метафоры // Вопросы литературы. 1977. № 1. С. 168-183.
12. АпресянВ.Ю. Начало после конца: глаголы оживать и воскресать // Логический анализ языка. Семантика начала и конца / Отв. ред. Н.Д.Арутюнова. М.: «Индрик», 2002.С. 19-26.
13. АпресянЮ.Д.Воображать // Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Первый выпуск. Авторы: Ю.Д.Апресян, О.Ю.Богуславская, И.Б.Левонтина, Е.В.Урысон, М.Я.Головинская, Т.В.Крылова. Под общим руководством акад. Ю.Д.Апресяна. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. С. 40-44.
14. АпресянЮ.Д. Чудиться // Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Первый выпуск. Авторы: Ю.Д.Апресян, О.Ю.Богуславская, И.Б.Левонтина,Е.В.Урысон,М.Я.Головинская, Т.В.Крылова. Под общим руководством акад. Ю.Д.Апресяна. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. С. 467-471.
15. АрутюноваН.Д. Аномалии и язык (К проблеме языковой картины мира) // Вопросы языкознания. 1987. № 3. С. 3-19
16. АрутюноваН.Д. Метафора и дискурс (Вступ. статья) // Теория метафоры: Сборник: Пер. с англ., фр., нем., исп., польск. яз. / Вступ. ст. и сост. Н.Д.Арутюновой; Общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А.Журинской. М.: Прогресс, 1990.С. 5-32.
17. АрутюноваН.Д. Предикат // Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н.Ярцева. 2-е изд. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. 685 с.
18. АрутюноваН.Д. Тождество и подобие. (Заметки о взаимодействии концептов) // Логический анализ языка (Тождество и подобие. Сравнение и идентификация) / Под. ред. Н.Д.Арутюновой. М.: АН СССР, 1990. 226 с.
19. АрутюноваН.Д. Язык и мир человека. М.: Язык русской культуры, 1999. 896 с.
20. АрутюноваН.Д. Языковая метафора (синтаксис и лексика) //Лингвистика и поэтика: Сб. статей / АН СССР. Ин-т русского языка; Отв. ред. В.П.Григорьев. М.: Наука, 1979. С. 147-158.
21. АфанасьевА.Н. Народные русские сказки: В 3-х т. Т.2. М.: Художественная литература, 1954. 511с.
22. АфанасьевА.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований, в связи с мифопоэтическими сказаниями других народов. В 3-х т. М.: Советский писатель, 1995.
23. БазылевВ.Н. Язык ритуал миф (пособие по курсу). М.: Изд-во МГУ, 1994. 228 с.
24. БакинаМ.А., НекрасоваЕ. А. Эволюция поэтической речи XIX-XX вв. Перифраза. Сравнение / Отв. ред. д. филологических наук А.Д.Григорьева. М.: Наука, 1986. 191 с.
25. БарковА.Н. Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение. К.: САО «Текна А/Т», 1994. 298 с.
26. БартР. Мифологии / С.Зенкин (пер. с фр.). М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1996. 312 с.
27. БасилаяН.А. Семасиологический анализ бинарных метафорических словосочетаний. Тбилиси: Изд-во Тбилисского ун-та, 1971. 78 с.
28. БахтинМ. Проблема текста // Вопросы литературы. 1976. № 10.С. 122-151.
29. БахтинМ.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М.: Худож. лит., 1975. 505 с.
30. БахтинМ. Рабле и Гоголь (Искусство слова и народная смеховая культура) // Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Худож. лит., 1990. C. 526-536.
31. БезменоваН.А. Очерки по теории и истории риторики / АН СССР. ИНИОН. М.: Наука, 1991. 216 с.
32. БелоборцеваИ. Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: конструктивные принципы организации текста / Тартуский университет. Отделение русской и славянской филологии. Тарту: Изд-во Тартуского ун-та, 1997. 167 с.
33. БелыйА. Мастерство Гоголя: Исследование. М. Л.: Гос. изд-во художественной литературы, 1943. 322 с.
34. БелыйА. Символизм как миропонимание / Сост., вступ. ст. и прим. Л.А.Сугай. М.: Республика, 1994. 528 с.
35. БенвенистЭ. Общая лингвистика / Под общ. ред. Ю.С.Степанова. М.: Прогресс, 1974. 447 с.
36. Беньковский И. Поверья, обычаи, обряды, суеверия и приметы, приуроченные к «Риздвяным Святам» // Киевская старина. 1896. Т. 52. №1-3. С. 1-79.
37. БеркаК. Функции глагола «быть» с точки зрения современной формальной логики // Логико-грамматические очерки / Редкол.: Л.Б.Баженов и др. М.: Высшая школа, 1961. С. 160-180.
38. Блэк М. Метафора // Теория метафоры: Сборник статей: Пер. с англ., фр., нем., исп., польск. яз. / Вступ. ст. и сост. Н.Д.Арутюновой; Общ. ред. Н.Д.Арутюновой и М.А.Журинской. М.: Прогресс, 1990. С. 153-172.
39. БогатыревП.Г. Вопросы теории народного искусства. М.: Искусство, 1971. 544с.
40. БоженковаН.А. Стилистические фигуры и психологические аспекты исследования. Дисс. канд. филол. наук. М., 1998. 258 с.
41. БочаровС.Г.Загадка «Носа» и тайна лица // БочаровС.Г. О художественных мирах. М.: Сов. Россия, 1985. С. 124-160.
42. БрагинаА.А. Синонимы и метафоры // Русский язык в школе. 1975. № 6. С. 93-101.
43. БудаговР. А. Метафора и сравнение в контексте художественного целого // Русская речь. 1973. № 1. С. 26-31.
44. БудаговР.А. Человек и его язык. М.: Изд-во МГУ, 1974. 264с.
45. БулашевГ. Український народ у своїх легендах, релігійних поглядах та віруваннях. Космогонічні українські народні погляди та вірування. К.: Довіра, 1992. 416с.
46. Буслаев Ф.И. Народная поэзия: Исторические очерки. СПб.: Тип. Имп. АН, 1887. VП. Т. 42. № 2. С. 1-501.
47. БуслаевФ.И. Русский богатырский эпос // БуслаевФ.И. Народная поэзия: Исторические очерки. СПб.: Тип. Императорской АН. 1887. Т. 42. № 2. С. 1-215.
48. БушГ.Я. Аналогия и техническое творчество. Рига: Авотс, 1981. 139с.
49. Вахтин Б.Булгаков и Гоголь: Материалы к теме // М.А.Булгаков-драматург и художественная культура его времени: Сб. ст. Сост. А.Нинов; науч. ред. В.Гудкова; художник А.Дугин. М.: Союз театральных деятелей РСФСР, 1988. 496 с.
50. ВежбицкаяА. Сравнение градация метафора // Теория метафоры: Сборник: Пер. с англ., фр., нем., исп., польск. яз. / Вступ. ст. и сост. Н.Д.Арутюновой; Общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А.Журинской. М.: Прогресс, 1990. С. 133-152.
51. ВейманР. История литературы и мифологии (Очерки по методологии и истории литературы) / Пер. с нем. М.: Прогресс, 1975. 344 с.
52. ВенгеровС.А. Гоголь фольклорист // ВенгеровС.А. Собр. соч. СПб., 1913, т. 2. 240 с.
53. ВересаевВ.А. Номинации мифологических объектов русского (в сопоставлении с сербским фольклором). Дисс. канд. филол. наук. 10. 02. 01 русский язык. Одесса, 1993. 154 с.
54. ВеселоваИ.С.Структура рассказов о снах // Сны и видения в народной культуре. Мифологический, религиозно-мистический и культурно-психологический аспекты / Сост. О.Б.Христофорова. Отв. ред. С.Ю.Неклюдов. (Серия «Традиция, текст, фольклор»). М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2001. С.171-180.
55. Виклади давньослов’янських легенд, або Міфологія / Укладена Л.Ф.Головацьким. Київ: Довіра, 1991. 96с.
56. ВиноградовВ.В. История слов / Российская академия наук. Отделение литературы ми языка: Научный совет «Русский язык». Институт русского языка им. В.В.Виноградова РАН / Отв. ред. академик РАН Н.Ю.Шведова. М.: 1999. 1138с.
57. ВиноградовВ.В. О поэзии Анны Ахматовой // ВиноградовВ.В. Поэтика русской литературы. Избранные труды / Ред. С.А.Курилов. М.: Наука, 1976. С.369-459.
58. ВиноградовВ.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика / АНСССР. Отд. лит. и языка. М.: Изд-во АН СССР, 1963. 255 с.
59. ВиноградоваЛ.Н. Календарные переходы нечистой силы во времени и пространстве // Концепт движения в языке и культуре / В.Н.Топоров, С.М.Толстая, А.Л.Плотникова и др.; Т.А. Агапкина (отв. ред.); РАН, Институт славяноведения и балканистики. Отдел этнолингвистики и фольклора. Отдел типологии и сравнительного языкознания. М.: Изд-во «Индрик», 1996. С.166-184.
60. ВиноградоваЛ.Н., ТолстаяС.М. К проблеме идентификации и сравнения персонажей славянской мифологии // Славянский и балканский фольклор: Верования. Текст. Ритуал / РАН. Ин-т славяноведения и балканистики; Отв. ред. Н.И.Толстой. М.: Наука, 1994. С. 16-44.
61. ВойтовичВ.М. Сокіл-Род. Легенди та міфи стародавніх українців. Рівне: Оріана, 1997. 332 с.
62. ВолковО.В. Текстообразующие функции лексических средств в романе М.Булгакова «Мастер и Маргарита». Дисс. канд. филол. наук. 10. 02. 01 русский язык. М., 2000. 229 с.